Чоро вышел прямо вперед и заявил: «Ваша сегодняшняя речь не может обмануть меня больше».
Он подумал, что вышел за пределы понимания, которое содержится в проповеди мастера.
Танка сказал: «Попробуй пересказать мою речь. Если она не может одурачить тебя, пожалуйста, попробуй пересказать. Дай мне понять, что ты хотя бы услышал ее».
Чоро безмолвствовал. Танка сказал: «Я думаю, у тебя был проблеск».
Этот удар был от радости; это утверждение — «Я думаю, у тебя был проблеск» — от огорчения.
Мастер говорит, что, во-первых, это дерзко — «выйти перед собранием и заявлять...» Во-вторых, — «Если тебя просят пересказать, если ты не можешь этого сделать, ты можешь, по крайней мере, просить прощения. Но ты молчал, как фонарный столб».
Танка сказал: «Я ошибался. Думаю, ты получил проблеск. Вчера у тебя была другая вибрация. Сегодня эта вибрация изменилась».
Это заставляет меня чувствовать вас — так, всякий раз, как вы получаете подтверждение мастера, не надо делать его частью своего эго. В противном случае, скорее, чем помочь, оно станет помехой.
Взгляд мастера вам в глаза, или его рука, указывающая на вас — это признание. В его любви — признание. Каждое мгновение он признает вас с великим благоговением, какое только возможно, потенциальными буддами. Но не возгордитесь от этого, в противном случае эта гордость будет задерживать ваше просветление.
Исса написал:
Не обращая внимания на росу, что отмечает наш уходящий день, мы связуем, себя с другими.
Поэтов хайку, равных по величине Иссе и Басе, очень немного. Это хайку говорит: «Не обращай внимания на росу, что отмечает наш уходящий день...» Каждый день поднимает вокруг столько пыли — столько гнева, столько печали, столько горя, столько непонимания.
Не обращая внимания на все то, что отмечает наш уходящий день, мы связуем себя с другими. Наша любовь остается незатронутой, не задетой. Наши сердца совсем как зеркала, которые не собирают никакой пыли.
Это и есть путь человека дзен. Продолжайте удалять пыль и помните свое единство, свое единение со всем существованием. Ничто не позволяет вам отделиться — ни гнев, ни желание, ни неудача. Ничто не отделяет вас от существования.
Каждый вечер удаляйте всю пыль.
Отправляйтесь спать с чистым зеркалом, в молчаливой песне, гармонирующей с существованием.
Вопрос Маниши:
Возлюбленный Ошо,
Пол Репс в предисловии к своей книге «Плоть дзен, кости дзен» пишет: «...эти сто двенадцать техник Вигьяны Бхайравы Тантры вполне могут быть корнями дзен».
Возлюбленный Ошо, согласен ли ты с Полом Репсом?
Есть возможность... сто двенадцать техник Вигьяны Бхайравы Тантры — это, по существу, одна техника в различных комбинациях. Эта одна техника есть свидетельствование. Используйте свидетельствование в различных ситуациях, и вы создадите новую технику. Во всех тех ста двенадцати техниках используется это простое свидетельствование.
И есть вероятность того, что оно может и не быть связанным прямо с книгой Шивы. Вигьяне Бхайраве Тантре пять тысяч лет, а Гаутаме Будде только двадцать пять столетий. Промежуток между Шивой и Буддой велик — двадцать пять столетий — и, похоже, нет связующего звена.
Поэтому, возможно, и не было того, чтобы он взял технику свидетельствования непосредственно из Вигьяны Бхайравы Тантры. Но брал он ее или нет, есть вероятность того, что как-то, от кого-то он мог услышать о ней. Он был со многими мастерами, прежде чем стал буддой. Прежде чем он сам нашел технику свидетельствования, он был со многими мастерами. Где-то он мог услышать упоминание о Вигьяне Бхайраве Тантре, но, похоже, тут нет самой прямой связи, поскольку он был по-прежнему ищущим. Фактически, он не практиковал свидетельствования, когда стал буддой.
Ситуация как раз обратная: сначала он стал буддой. Потом он обнаружил: «Боже мой! Так это же свидетельствование сделало меня буддой».
Не было так, чтобы он практиковал свидетельствование; он отбросил все. Утомленный всеми видами йоги, мантрами и тантрами, однажды вечером он просто все бросил. Он отрекся от царства, он отрекся от всего. Шесть лет он истязал себя всевозможными методами.
В тот вечер он отбросил все эти методы и под деревом, которое стало известно по его имени — дерево бодхи — он тихо уснул. А утром, когда он открыл глаза, исчезала последняя звезда. И как только звезда исчезла — внезапная тишина повсюду, и он стал свидетелем. Он не делал ничего особенного, он просто лежал под деревом, отдыхая, наблюдая исчезающую звезду. Как только звезда исчезла, стало нечего наблюдать — осталось лишь наблюдение. Вдруг он обнаружил: «Тот, кого я разыскивал, и есть я».
Таким образом, Будда сам обнаружил, что свидетельствование было его невольным методом.
Но после Будды свидетельствование, или метод сок-шин, стало специфическим методом дзен.
Догадка Пола Репса не лишена вероятности, но ее нельзя доказать исторически. Мне кажется, Будда не практиковал свидетельствования. Он нашел свидетельствование после того, как обнаружил, что был буддой. Таким образом, несомненно, это событие не имеет ничего общего с Вигьяной Бхайравой Тантрой, но метод один и тот же.
Поскольку метод тот же, в уме Пола Репса, в ученом уме, легко могла возникнуть идея, что метод Будды, метод дзен, связан с Вигьяной Бхайравой Тантрой, но такая связь представляется лишь его предположением. Она вероятна, но не обоснованна.
Бамбук требует времени Сардара Гурудаяла Сингха. Дайте свет!
На кладбище святых мощей в Кельне полночь. Все спокойно, как вдруг раздается грохот под одним из могильных камней, помеченных «Химлиш Хампер». Постепенно камень приподнимается, земля начинает осыпаться, и в воздухе оказывается костлявая рука.
Медленно, но верно скелет Химлиша Хампера выползает из-под земли. Химлиш отряхивает пыль со своих костей, а потом стучится в следующий камень, помеченный «Гектор Герпес».
— Вставай, Гектор! — бормочет Химлиш. — Пора! Затем из-под камня, несущего надпись «Гектор Герпес», доносится грохот костей, камень медленно поднимается, и выскальзывает скелет Гектора.
Два скелета встают и с грохотом и скрипом обмениваются рукопожатием.
— Мы свободны! — скрежещет Химлиш. — Пошли! Ребята пускаются бежать, грохоча, по улицам Кельна. Внезапно Гектор Герпес застывает как вкопанный. Он разворачивается кругом и громыхает назад к своей могиле.
Когда он добирается туда, он взваливает огромную могильную плиту и тащит ее назад, туда, где его ждет Химлиш.
— Какого черта ты тащишь эту штуку? — вопит Химлиш.
- Я вспомнил! — отзывается Гектор. — В Германии не разрешается путешествовать без документов!
Молодой отец Февер заканчивает свое обучение у кровоточащего креста иезуитского монастыря и едет в Нью-Йорк как священник Безукоризненной Концепции и Церкви Чудесного Воскресения.
Февер вскоре обнаруживает, что один из членов конгрегации, Люси Аегс — проститутка, и решает попытаться наставить ее на верный путь.
Февер приглашает Люси за церковь для доверительной беседы. Но когда молодой священник приходит, он находит Люси, сидящую нагишом на старом надгробии с широко разведенными в стороны ногами.
— Ах, Боже мой! — стонет Февер, покрываясь испариной. — Я молился о вас прошлой ночью!..
— Идиот! В этом нет нужды, — огрызается Люси. — У меня есть телефон. Но не беспокойся! Можешь получить меня сейчас — всего пятьдесят долларов!
— Нет! Нет! — восклицает Февер, ослабляя свой воротничок. — Ты, неверно поняла меня. Я ожидал найти тебя стоящей на коленях, фактически, я думаю, нам обоим следует опуститься на колени сейчас же. Ты согласна?
— Как пожелаешь! — улыбается Люси. — Но за этот собачий стиль — сто долларов!
Пытаясь продемонстрировать миру, что не все католические кардиналы гомосексуалисты, Папа Польский закатил грандиозный бал в Ватикане. Всем священникам были даны уроки танцев; было приглашено множество очаровательных женщин.
В этот великолепный вечер Ватиканская капелла, которая была приготовлена по случаю, наполнилась танцующими парами.
Случилось так, что Глория Великолепная закружилась в танце в объятиях кардинала Катзасса. Глория Великолепная была одета в плотно облегающее декольтированное платье, которое в совершенстве подчеркивало ее фигуру, хотя многие кардиналы нашли такую одежду слишком откровенной.
— Вы знаете, — сказал кардинал Катзасс, — что я всегда был вашим большим поклонником и всегда хотел быть столь же остроумным, как и вы!
— Благодарю вас, — отвечает Глория.
— О да, — говорит Катзасс, — и к тому же вы очень красивы!
— Очень мило с вашей стороны, — отвечает Глория, обдумывая, как бы ей избавиться от старого идиота.
