– К сожалению, Еврухерий, этот самый Ганьский – человек непостоянный, часто меняет решения и договоренности. И мы должны удовлетворять его капризы, потому что выбора у нас нет. Вчера вечером он объявил, что ему нужен помощник. Сошлись на твоей кандидатуре, ведь предложить ему постороннего человека нельзя – слишком секретное дело. Надо, чтобы ты ночью следил за показаниями приборов в квартире твоего друга.
– А спать я когда буду?! – явно не обрадовался Макрицын.
– Хоть весь день спи, – уточнил Вараниев, – но не на дежурстве.
– И сколько дней?
Виктор Валентинович прищурился:
– Не знаю. Сколько потребуется. Это задание партии.
– Ладно, я согласен, – тяжело вздохнул Макрицын.
– Я в тебе не сомневался! – довольно кивнул Вараниев. И добавил: – Хороший ты парень, Еврухерий.
На том и расстались.
* * *
С приобретенным оборудованием председатель поехал к Ганьскому один. Аполлон Юрьевич осмотрел все и остался доволен.
– Ну что ж, все идет замечательно. – Ученый был в приподнятом настроении. – Начну работу через некоторое время, необходимое для подготовки технической стороны вопроса. А теперь наберусь наглости попросить вас передать мне оговоренную сумму денег.
Краска сошла с лица Виктора Валентиновича: просьба была несвоевременной. Он несколько раз пытался что-то объяснить, но ничего более внятного, чем нечленораздельные звуки, отдаленно напоминавшие «э» и «у», ученый не услышал.
– У вас проблемы с финансированием? – предположил Ганьский.
С трудом, но председатель все же собрался:
– Проблем с деньгами у меня нет и быть не может. Вам был обещан миллион, и эту сумму никто не собирается пересматривать.
– Почему же? – улыбнулся Ганьский. – Я бы не возражал против ее увеличения.
– Супруг сестры согласен выплатить весь гонорар, – пропустил шутку мимо ушей Вараниев, – только через три года после генетического подтверждения…
– Тогда, боюсь, вам придется поздравить своего родственника с экономией миллиона.
– Я не договорил, – продолжил председатель. – Предложение такое: он вам платит триста тысяч сразу. Деньги могу привезти через два часа. Еще триста – после рождения ребенка. Остаток – через три года, после того, как анализы подтвердят, что воспроизведен их сын. Такой вариант вас, Аполлон Юрьевич, устроит?
– В понедельник в девять утра жду вас в «МосГосСохранБанке» на Комсомольском проспекте, – согласился ученый.
Ганьский изначально сомневался, что всю сумму удастся получить сразу, и внутренне подготовился к подобному повороту событий. Аполлон Юрьевич обладал необычной интуицией: зачастую не мог предугадать развитие весьма простой ситуации, но имел невероятно сильное чутье на значимые события, ожидающие его.
После ухода Вараниева ученый заторопился к возлюбленной. По дороге купил со вкусом составленный букетик цветов, без которых никогда не являлся к женщине. Сына Марины дома не оказалось – на пару дней подросток ухал на дачу своего отца. Они сидели на диване в гостиной. Неожиданно женщина завела разговор о паранормальном:
– Аполлон, ведь есть вещи удивительные, отрицать которые мы не можем, а объяснить не способны. Твой друг, к примеру. Его способности – факт, но их происхождение – загадка. Ты в проклятие веришь?
Ганьский задумался. Ему не хотелось сейчас отвлекаться на посторонние темы – он всецело был поглощен мыслями о предстоящей работе. Тем не менее из уважения к женщине вступил в разговор:
– Самое трудное, по моему мнению, провести черту между научным и паранаучным. А вообще я убежден, что все сверхъестественное кажется таковым лишь до момента разгадки тайны.
В тот вечер Аполлон особенно много шутил, и Марина с удовольствием смеялась. Ее подкупал тонкий, изысканный юмор Ганьского.
Глава одиннадцатая
Монотонный звук, напоминающий жужжание пчелы, заполнил квартиру Аполлона Юрьевича Ганьского. Непосвященный человек подумал бы, что холостой гражданин затеял большую стирку, приобретя чудо современной техники с повышенной, но не абсолютной шумоизоляцией. Однако непосвященных людей в квартире ученого не было, собственно, как и посвященных, а потому и вопросами задаваться было некому. Да и вовсе не стиральная машинка издавала тот монотонный звук, а некие иные агрегаты: Аполлон Юрьевич вплотную приблизился к первому критически важному этапу – восстановлению разрушенной формалином фракции ДНК.
Прошло несколько дней с того момента, когда в его сберегательном сейфе (по-простонародному – в ячейке, арендованной) сумма увеличилась ровно на триста тысяч долларов и составила триста тысяч двадцать семь, и всю неделю Аполлон Юрьевич не выходил из дома, погрузившись в задачу, подобную которой никто в мире решить доселе не смог. А скорее всего даже не пытался.
Марина каждый вечер приезжала к нему с продуктами и готовила еду. Ганьский приносил извинения за то, что не мог уделять ей достаточно внимания, хотя это было излишним: она и так не обижалась. Но удивлялась: никогда не видела Аполлона столь сосредоточенным, столь погруженным в работу. День за днем Ганьский не отходил от тонких пробирок и защитного цвета пузырьков, в которых находились различные жидкости и порошки, включал разные приборы; подолгу рассматривал под микроскопом прямоугольной формы бесцветные стекла, в центре коих располагались очень тонкие квадратики прозрачного пластика.
На шестой день исследований ученый позвонил Вараниеву и сообщил, что проведенный им сравнительный спектральный анализ ДНК зуба и кожной ткани стопроцентно подтвердил их идентичность.
– Это хорошо или плохо? – настороженно спросил председатель.
– Это говорит о том, что обе ткани принадлежат одному индивидууму. Другими словами, вас не обманули, – объяснил Ганьский.
Виктор Валентинович, поблагодарив ученого за добрую весть, сразу же набрал телефон Шнейдермана.
– Бибик, надо встретиться и выпить. Есть повод. Серьезный! Еду к тебе, – сообщил радостный Вараниев.
– Лучше я к тебе, – предложил второй человек в партии.
– Моя дома, ворчать будет и не даст спокойно посидеть. Да и положить тебя негде, – попытался отвертеться председатель.
– Я же к тебе не спать приеду, а пить! – отмел его доводы Боб Иванович.
– Ладно, – согласился председатель. – А по дороге забеги за водкой.
Шнейдерман явился почти в полночь со «Столичной» и копчеными лещами в количестве двух штук. Лещи были большими и выглядели достойно.
Соратники расположились на кухне. Новый кухонный гарнитур, купленный несколько дней тому назад, еще источал неприятный запах древесного лака и пластика. Боб Иванович уселся на табуретку возле стола, успешно сервированного хозяином к его приходу. В дополнение к лещам присутствовала скромная партийная закуска, разнообразием не отличавшаяся: соленые огурцы, сало, вареная колбаса, черный хлеб, селедка, лук. Водку охлаждать не стали и первые сто граммов сопроводили словами: «За то, чтобы всe получилось!» Затем Шнейдерман задал резонный вопрос:
– Про повод-то когда?
Вараниев долго ждать не заставил и рассказал соратнику о звонке Ганьского.
– Да уж, реально повод! – отреагировал гость, вложив всю мощь голоса в последнее слово. – За это не грех и повторить!
Он налил по второй и сообщил Вараниеву, что Жанетта Геральдовна Хвостогривова приезжает дневным поездом.
* * *
Костромской скорый не опоздал – Шнейдерман вовремя встретил даму. На перроне они обнялись и расцеловались – выражение взаимных эмоций формальным явно не выглядело.
Вожак костромских коммунистов остановилась в партийной резиденции, чему второй человек в партии совсем не противился. Вараниеву же сообщил, что забронировал товарищу Хвостогривовой номер в гостинице, и попросил выделить деньги из партийной кассы, на что получил согласие. Еще предусмотрительный Шнейдерман накануне позвонил Галочке и перенес запланированную встречу на неделю, сославшись на необходимость срочного отъезда в Шушенское.
Жанетта Геральдовна выглядела несколько уставшей, посему товарищи по партии решили делами заняться завтра. Отдых дамы из Костромы начался сразу после принятой ванны, и Шнейдерман принимал в нем самое непосредственное участие.
На следующее утро на партийную квартиру явился Вараниев с букетом красных гвоздик. Беседовали по общим вопросам, которые касались положения дел в костромской организации. Особенно председатель интересовался, как растет численность рядов и идет сбор членских взносов.
Приступая к основной теме, Вараниев подчеркнул, что вызов Жанетты Геральдовны связан с делом чрезвычайной важности и секретности, а потому встает вопрос: предана ли она делу партии абсолютно. На это Жанетта Геральдовна ответила, что делу партии предана в пределах разумно необходимого, но к самопожертвованию не готова.
– Жертвы нам не нужны, – успокоил председатель, никак не решаясь сказать даме, чего ради ее в срочном порядке пригласили в Москву.
