них он выступил с откровенно правой программой, хотя как ловкий политик и нашел двусмысленную формулу: «Ни реакция, ни революция». Буржуазия была отчаянно перепугана размахом и интенсивностью народных выступлений. Ее идеологи требовали объединить все силы для того, чтобы преградить дорогу социализму.
Мы упоминали о том, что в 1901 г. была создана Федертерра. Через пять лет была создана Всеобщая конфедерация труда (ВКТ), объединившая промышленных рабочих. Обе крупнейшие профсоюзные организации Италии шли за реформистами. Создалось парадоксальное положение. Парламентская группа, состоявшая из социалистов, пользовавшихся большим личным авторитетом во всей стране (а не только в своей партии), начиная с Турати, занимала вполне самостоятельную позицию и нередко действовала вне зависимости от желаний руководства. На протяжении двух лет, до IX съезда партии, состоявшегося в Риме в октябре 1906 г., борьба течений продолжалась. Правда, после всеобщей забастовки в сентябре 1904 г. влияние и авторитет «революционных синдикалистов» оказались сильно подорванными. Кроме того, беспринципность Энрико Ферри становилась все более очевидной. В 1906 г. на съезде в Риме Артуро Лабриола и другие южане крайне резко выступили против Ферри. Лабриола говорил об «идолах толпы», о том, что то, что Ферри сегодня называет белым, он завтра так же уверенно назовет черным, лишь бы сохранить популярность в массах. Ферри произнес речь, в которой призывал «к реформам против реформизма и к синдикатам против синдикализма». Поскольку альянс с Артуро Лабриолой был разорван, Ферри примкнул к направлению «интегралистов»[14], образованному центристским большинством съезда во главе с туринским социалистом Оддино Моргари.
Гаэтано Арфе пишет, что Моргари был благородным человеком, искренне преданным социализму, но что он «изобрел нечто вроде идеологической генеалогии, согласно которой все социалисты оказывались братьями»{77}. На съезде разыгрались бурные прения. По главному вопросу «О политическом курсе партии» выступили три докладчика, представляющие три течения. Председательствовавший Андреа Коста только и делал, что призывал ораторов и зал к порядку. Моргари осудил как реформистов, так и синдикалистов, перечислил все их уклоны, а потом заявил, что интегралисты относятся с уважением к тем и к другим. От имени своей группы он предложил резолюцию. суть которой сводилась к тому, что Социалистическая партия лишена всякого догматизма и вольна избирать любую тактику. Однако депутаты-социалисты могут голосовать за поддержку правительства лишь в том случае, если партия выскажется за это, проведя специальный референдум.
От имени реформистов выступил один из крупных деятелей партии, Джузеппе Эмануэле Модильяни. Он сказал, что приготовился было выслушать громовые речи против течения, к которому принадлежит, но вместо этого ему «пришлось сделать сильнейшее умственное усилие для того, чтобы понять, в чем состоит различие между интегралистами и реформистами». В то же время, Модильяни считал, что и вопрос о синдикалистском течении в партии очень важен. Он сделал экскурс в историю, а потом заявил, что синдикализм является антитезой социализму: «Социализм есть естественное, а поэтому постепенное и сложное движение, а синдикализм хочет действовать ускоренными методами, которые являются для социалистического движения чем-то искусственным»{78}. Артуро Лабриола произнес исключительно резкую речь, обвинив реформистов в недостаточной активности во время одной из забастовок лишь потому, что у власти был Джолитти, «ваш человек, человек, который вас понял, который давал вам эти реформы, к коим вы призываете каждый день, не потрудившись хотя бы раз объяснить нам, в чем они должны состоять»{79}. Прерываемый то аплодисментами, то враждебными репликами оратор заявил, что и реформисты, и интегралисты совершенно утратили классовое чутье, что все они не социалисты, а антисоциалисты…
В речи Турати были и ирония, и юмор (в стенограмме то и дело: «смех в зале»), и серьезная полемика. Он без обиняков заявил, что между реформистами и синдикалистами нет ничего общего ни в плане теории, ни в плане практической деятельности. Он добавил, что синдикалисты — мистики и «эстеты» (вероятно, Турати из вежливости не сказал «позеры») и, кроме того, они «чистые идеологи», мыслящие абстрактно. Что касается пптегра-листов, Турати повторил фразу, ранее произнесенную его другом Клаудио Тревесом, что интегрализм — это тот же реформизм плюс двусмысленность, т. е. «фиговый листок», которым хотят прикрыть реформизм. Турати обвинил интегралистов в том, что те четыре года держались в стороне, ничем не помогая реформистам, а, напротив, иногда из мелких личных соображений (намек на Ферри) помогая их противникам. А теперь, когда стойкость реформистов начинает приносить свои плоды и партия все лучше понимает их идеи, являются интегралисты и хотят воспользоваться плодами этой борьбы. Главным в речи Турати было категорическое заявление: реформисты и синдикалисты не одна, а две партии. При голосовании реформисты поддержали резолюцию, предложенную интегралистами («замаскированными реформистами»), и она прошла.
Формально победа осталась за интегралистами, резолюция съезда отразила эклектичность их позиции. Руководство партии, избранное в Риме, состояло из второстепенных деятелей, которые, как единодушно признают историки, не выдерживали сравнения ни с Турати, ни с Биссолати, обладавшими огромным опытом и личным престижем. Вообще же было очевидным, что соотношение сил в партии изменилось: в большей мере это объяснялось неудачами, к которым на практике приводила анархо-синдикалистская тактика «прямого действия». Успех интегрализма, помимо всего прочего, объясняется и психологическими причинами, той инстинктивной и очень сильной тягой к единству, которой всегда отличалось итальянское рабочее движение (несмотря на то что в истории этого движения бывали и самые жестокие разрывы). Однако приходится признать, что иногда в жертву этому единству приносились ясность и отчетливость идейных позиций. Некоторые историки (например, Кортези) употребляют термин «ферризм». Что касается Ферри лично, он после съезда в Риме еще с год оставался директором «Аванти!», но потом, воспользовавшись тем, что его пригласили в США на три месяца для чтения лекций, сам ушел из газеты и исчез с политической сцены.
В годы между римским съездом (1906 г.) и флорентийским (1908 г.) отчасти вследствие борьбы с революционными синдикалистами лидеры реформистского крыла стремились найти новые, более эффективные методы работы в массах. Турати с присущей ему прямотой писал, что налицо симптомы кризиса, который переживает партия. Сущность кризиса в том, что есть разрыв между деятельностью палат труда, лиг, кооперативов, руководимых социалистами, и работой парламентской социалистической фракции. Констатировав этот факт, Турати открыл в «Критика сочиале» дискуссию об обновлении партии. Дискуссия была исключительно острой. Уже после римского съезда стало очевидным, что разница во взглядах реформистов и революционных синдикалистов настолько велика, что заклинание «Единство во что бы то ни стало!» не сможет предотвратить надвигавшийся и неотвратимый разрыв. Годы между римским и флорентийским съездами были годами дальнейшего размежевания.
Теперь мы должны, вернувшись к 1904 г., сказать кое-что об общеполитических событиях. Напомним, что в ноябре
