Когда они поднялись на вершину, лимузинов уже и след простыл.
Притихшие было дети закричали Олегу «Ура!» и бросились на него. Леня, прикативший на плечах Голенева, яростно отбивался от сверстников, не желая ни с кем делить место на плече афганца. Но его все же стащили, а хозяина завалили на траву и навалились кучей малой. Разгребая детвору, Олег отыскал глазами Тоню и крикнул:
– Выпусти Салана.
Тоня покачала головой и направилась к домику. Салан выпрыгнул из дверей с громким лаем, тут же сообразил, что хозяин в гуще малышни, прыгнул на эту шевелящуюся гору, добрался до Олега и лизнул его в нос. Шумное веселье в честь победы над врагом остановила воспитательница. Руфина Абрамовна посмотрела на часы:
– Таки через сорок минут обед, а им еще руки мыть и чистить перышки. Это же не дети, это поросята. Все в траве извалялись. Дети поросятами себя не считали и вовсе не спешили покидать Вороний холм с его обитателями. Олегу снова пришлось превратиться в капитана Голенева. Он быстро организовал беспорядочное племя в стройную колонну и, отдав честь, принял парад уходящей детворы. Дети долго оглядывались и махали им с Тоней руками, а Салан брехал вслед.
– Затащи, все что нужно в домик, и пойдем. – По-хозяйски распорядился Олег.
– Куда пойдем?
– Сначала к твоим родителям. Пусть благословляют. Потом в ЗАГС, подавать заявление.
Тоня оглядела себя. Руки у нее остались в саже, платьице помялось:
– Как я в таком виде?
– Дома переоденешься. – Он помог занести складную мебель и посуду. Она сожгла в тлеющем костре пакеты от продуктов, собрала разбросанные псиной упаковки от мороженного.
Через десять минут они, взявшись за руки, шагали по городу. Впереди, радостно помахивая хвостом, бежал Салан.
– Мама, папа, это мой муж Олег. А это наш Салан. – Серьезно представила Тоня родителям уже знакомого им парня и малознакомую дворнягу.
– Господи, нам тут только собаки не хватало!? – Всплеснула руками Вера. Известие о замужестве дочери она как будто пропустила мимо ушей. Павел Дорофеевич тоже от эмоций воздержался. Он молча отправился на кухню и стал выставлять на стол бутылки и закуски. Улизнуть от родителей быстро не удалось. Засиделись до вечера.
Узнав от дочки о посещении Вороньего холма бандитами, родители Тони оставили молодых ночевать. Голеневу понравилась суровая сдерженность семьи, которая приняла его в дом без всякой помпы, словно он жил с ними много лет. Салан тоже быстро освоился. Пес обнюхал все закоулки, облюбовал себе коврик в прихожей, и свернулся на нем калачиком.
Дочери с зятем Вера постелила в гостиной. Они провели ночь обнявшись, как два близких очень родных существа. Зная о слышимости в блочных квартирах, Олег запретил себе всякие лирические порывы, и скоро уснул. Тоня, ощущая рядом этого сильного и смелого парня, даже не уснула, а растворилась в нем, как в нежном розовом тумане.
– Разрешите, товарищ мэр? – Олег приоткрыл дверь и, увидев, что Постников в кабинете один, запустил туда Тоню: – Прошу любить и жаловать, Тоня Коленева, моя жена.
Тихон выскочил из-за стола и поспешил навстречу молодой женщине:
– Женился и мне не сказал? – В голосе мэра послышалась обида.
– Во– первых, говорю, во-вторых, чтобы этот акт получил гражданское и юридическое завершение, попроси нас сегодня расписать. – Рассмеялся Олег.
Постников посмотрел в счастливые глаза друга, пожал ему руку и поцеловал в щечку Тоню. Затем вернулся за свой стол и поднял трубку:
– Лида, возьмите тетрадь гражданских актов и зайдите ко мне. – Вернув трубку на рычаг, Постников указал им на кресла. Лида появилась быстро. Голенев и Тоня расписались тут же в кабинете мэра. Тихон со своей секретаршей Юлей, поставили свои подписи в качестве свидетелей. Бракосочетание двух кооператоров состоялось.
Кащеев ездил кутить на Вороний холм из любопытства. Он не ожидал застать там столько детворы, да еще и старую жидовку воспитательницу. Но шпанята неожиданно помогли создать конфликт и заставили Голенева вступить в драку. Кащеев бы все равно нашел предлог зацепить афганца, а так даже искать не пришлось. Парень показал себя бойцом, что и следовало ожидать. Случись такое раньше, он бы Голенева пристрелил. Особенно, после его жеста с покупкой лесопилки упрямого кооператора. Но планы бандита поменялись на сто восемьдесят градусов. Произошло это после встречи с авторитетом из подмосковной солнцевской группировки. Алехан Казиев успел подмять под себя гораздо больше Кащеева, и мыслил куда шире. Гена посоветовался с ним и понял, что рубить яблоню, пока она не принесла плодов, глупо. Вернувшись из Москвы, он заперся в своем кабинете, долго и тяжело думал. Затем позвонил в Сочи знакомому уголовнику. Тот выложил кое-что о Голеневе и его бизнесе. Сегодня утром Кащеев уже знал, что будет делать. Перед завтраком он пошел в церковь к батюшке.
Отец Василий, надеясь, что хозяин в отъезде, накануне расслабился. Пил он с убогим Трофимкой, и говорил с ним о себе. Трофимка был хорош тем, что ни понимал ровным счетом ничего из речей батюшки но, будучи дурачком ласковым и веселым, поддакивал, кивал и улыбался каждой фразе. Отпустил Трофимку батюшка под утро, а через два часа явился Гена.
Растолкав отца Василия, он потребовал, чтобы тот облачился как для службы, и выслушал его внимательно. Кащеев желал отпущения греха, которого еще не успел совершить, но имел в помыслах. Батюшка вскоре сообразил, что бандит задумал что-то мерзкое, и желает сделать его своим духовным соучастником. При таком раскладе Кащеев тешил себя надеждой, что Господь не столь сурово его накажет. Ведь священник заступится за своего прихожанина и кару смягчит. Кащеев по старому правилу совковой жизни искал блата с Господом. Бандит, как ни странно, верил в Бога, но понимал эту веру на свой манер.
Чтобы отвязаться от настырного посетителя, отец Василий махнул рукой и отпустил ему грех авансом, после чего в рясе завалился на перины и продолжил сон.
Вечером Кащеев созвал на совет прикормленных городских чиновников. В баню он их не пригласил, а принял в офисе весьма официально. Данилка Максюта, Славка Стеколкин и Сашка Курдюк, как величал бандит своих корешей, с порога почувствовали, что нынешний собор отличается от обычных загулов у криминального авторитета. Ни поросенка, ни шлюх им пока не предлагали. В кабинете стояла бутылка водки, три бутылки боржоми и соленые огурцы. Подобный стол больше походил на поминки бедного родственника, чем на встречу друзей.
Водку Гена Кащеев разлил сразу. Они и выпили, как на поминках, не чокаясь. Кащеев хрустнул огурчиком и спросил:
– Зачем приходил к мэру афганец?
Стеколкин гадко захихикал:
– Жениться приходил. С дочуркой Вислоухова его Лида расписала.
Гена кивнул, и сменил тему:
– Как думаешь, Данилка, Постный завод построит?
Максюта задумался и налил себе боржоми:
– Трудно сказать. С учетом…
Кащеев перебил:
– А я думаю, построит. Видели технику, что он нагнал в город?
– Впечатляет. – Согласился Курдюк. Все помолчали, потому что не могли понять, куда клонит хозяин. Гена вел себя странно. На женитьбу приезжего афганца никак не отреагировал, обычной ярости к теме строительства цементного завода не проявлял. Это было что-то новое в его поведении. А все новое чиновников, привыкших к предсказуемому единообразию, тревожило.
– Хер с ним, пусть строит. – Наконец изрек Кащеев. Гости переглянулись.
– Тебя завод больше не колышет? – Удивился Максюта.
– Наоборот, радует. Надо осенью сменить мэра и заводик приватизировать. Нас четверо. Я беру пятьдесят процентов, вы остальное. Но и это остальное даст несколько лимонов зеленых в год.
– А если не получится? – Почесал темечко Паперный.
– Что не получится? Приватизировать?
– Нет, сменить мэра.
– Тогда его придется замочить.
В кабинете наступила гробовая тишина. Не то чтобы угроза Геннадия в адрес главы города их сильно обеспокоила. Свои мысли на эту тему Кащеев озвучивал и раньше. Чиновники именно сейчас учуяли в его словах какой-то зловещий подтекст лично для себя, и не ошиблись.
– И сделаете это вы. – Продолжал бандит: – Причем не кто-нибудь один, а все вместе – втроем.
– Как это? – Наконец обрел дар речи Данила Максюта.
– Колун в руки, гурьбой в кабинет, и по загривку. – Кащеев оскалился: – Шутка. Придет время, план сработаем. Но шухер нам не нужен. А насильственная смерть мэра города всегда шухер. Поэтому надо выиграть выборы. А уж, если не сможете, тогда за топор.
Кащеев поднялся, подошел к сейфу, отомкнул кодовый замок и извлек кожаную папку. Вернувшись за стол, раскрыл ее. В папке лежал лист с гербом города, на нем несколько строчек текста. Гена взял раскрытую папку в левую руку и, оттопырив указательный палец, украшенный массивным золотым перстнем с черным бриллиантом, зачитал документ:
