Однажды он попробовал отключить все телефоны и вечером нарвался на скандал такой мощи, что ему стало страшно – уж не наняла ли она киллера, чтобы его (потенциального изменника) покарать.
– Я знаю, все знаю, – орала Диана, и глаза ее горели, как у кинематографической ведьмы (причем безо всяких спецэффектов!). – Мне все про тебя докладывают! Папа говорит, мужчины полигамны! Я готова смириться, что ты тискаешь потаскушек в своем блядском клубе, но ночевать у одной из них?! Что обо мне подумают люди?
Она претендовала на его общество по вечерам. Забавы выбирала своеобразные. Однажды затащила его в Большой театр, на четырехактную оперу «Борис Годунов». Втайне Давид подозревал, что это было не культурное мероприятие, а акт прогрессирующего садизма. В какой-то момент он отключился, уснул, уронив подбородок на грудь и выпустив из уголка губ клейкую струйку слюны. Диана сфотографировала его мобильником.
Она дарила ему одежду. Дурацкую, безвкусную. Ей, видите ли, нравились готические мужчины. Те, которые специально пудрятся белой пудрой, красят ногти черным, носят виниловые плащи и чуть ли не пьют куриную кровь. Подарки он аккуратно складывал в непрозрачные мусорные пакеты и заталкивал в самую глубину гардеробной комнаты. Такое даже домработнице не отдашь – уволится, подумав, что перед ней конченый псих, который в итоге нападет на нее с электроножом, а потом еще долго будет хранить ее голову в холодильнике.
Однажды он не выдержал, пожаловался Артему.
– Жизни мне от нее нет. Знакомы без году неделя, а она уже ведет себя как законная жена. Представляешь, мне пришлось снять квартиру на Кутузовском, чтобы туда девочек водить. У меня уже мания преследования развилась, мне все кажется, что за мною крадутся нанятые ею частные детективы…
– Поговори с отцом! – растерянно советовал Артем. – Ты даже похудел. Нельзя же так…
– Говорил уже, – помрачнел Давид. – Он только рад. Говорит, что его давно напрягает мой образ жизни. И что она хорошая девушка, и с Мамедовым у него намечается какое-то партнерство.
– А вы с ней уже?..
– Дважды, – поморщился Давид. – Вот меня что удивляет: у ее семьи ведь до хрена бабла! Почему же они не отведут ее к стилисту или хотя бы к косметологу? У нее спина прыщавая! И еще она… Волосатая!
– Ну и ну, – присвистнул Артем. – А нельзя ей как-то… намекнуть?
– Бесполезно. У нее даже на спине пушок. Не могу же заставить ее спину побрить. Она обидится. Переизбыток тестостерона.
– Да, дела, – недоверчиво протянул Артем. – И что же ты собираешься со всеми этим делать?
– Еще не решил. Но я так больше не могу.
В Интернете появился видеоролик – Давид Даев и Ева Ангелито. Почти полнометражный порнофильм. Hardcore. На широченной кровати ее люкса. Двести тысяч скачиваний в первый день показа. Пятнадцать минут миссионерской позиции и еще десять doggy style. И теперь весь русскоязычный Интернет обсуждает размер его эрегированного пениса в частности и его мужскую состоятельность в целом.
Впервые в жизни Давида ударил отец.
– Как такое могло произойти? – орал он. – КАК??
– Не знаю, пап… – мямлил сын. – Мы познакомились в клубе… Я заплатил ей тридцать штук, чтобы она появилась на вечеринке. Был невероятный успех, столики продавали по тройной цене, аншлаг… А потом она позвала меня к себе…
– И ты пошел, да?! А ты знаешь, что за эту ночь ей тоже заплатили?! Ты знаешь, что она получила двести штук за это видео?! Ее номер был утыкан аппаратурой!
– Откуда я мог знать?
– Ты что же, подумал, что просто ей понравился? – У отца было такое выражение лица, что ему захотелось, чтобы в антикварном туркменском ковре образовалась засасывающая черная дыра и его, Давида, утянуло бы туда с головою.
– Пап, ну ладно, что уж теперь… Могу сказать, что для рекламы клуба это отличный ход, народ теперь к нам так и ломится…
Вот тогда это и произошло. Он никогда, за все двадцать лет своей жизни, не видел отца в таком состоянии. У него даже глаза побелели и черты лица заострились, как у мертвеца. Сначала Давид даже решил, что это начало сердечного приступа, и даже подался вперед, пытаясь удержать его от падения.
Но наткнулся на резко выброшенный вперед железный кулак. В молодости Даев-старший был мастером спорта по боксу. Он и до сих пор ходил в зал – при всей своей занятости выкраивал три часа в неделю. Воля у него была свинцовая.
Огненной болью взорвалась скула, рот наполнила соленая слизь. Давид судорожно сглотнул и вдруг почувствовал, как пищевод что-то царапнуло. С ужасом понял, что это был его зуб. Придется лететь в Мюнхен, ставить имплантат. Черт, черт…
Опомнившись, отец подал ему руку, и Давид, пошатываясь, поднялся с ковра. Боковым зрением со злорадным удовлетворением отметил, что ковер, обошедшийся отцу в тридцать тысяч долларов, запачкан кровью. В следующий раз подумает, прежде чем руки распускать.
Отец налил ему виски. Давид прополоскал им рот, прежде чем проглотить.
– Мне звонил Мамедов, – тихо сказал отец.
Давид усмехнулся. Теперь понятно, откуда ноги растут. Знойная Дианочка увидела клип и теперь корчится от ревности. Пусть скачает его в свой розовый i-pod. А что, удобно, можно показывать друзьям на невинный вопрос: «Кто твой жених». Да вот он, полюбуйтесь, во всей красе, с гордо торчащим членом.
Дура.
– Ты уже говорил с Дианой?
– Думаешь, есть смысл? – усмехнулся Давид, вытирая кровь с губ.
– Ее отправили в Буэнос-Айрес. На три недели. Мамедов тянет со сделкой. Надеюсь, когда она вернется, ты найдешь слова, чтобы она тебя простила…
* * *
В начале февраля Настя вдрызг разругалась с домработницей Анютой.
Вот как все вышло.
Ветреная Оксана в очередной раз разгребла авгиевы конюшни своего бездонного одежного шкафа. В результате ворох вещей, новых, почти неношенных, иногда даже с неотрезанными бирками, мятой разноцветной кучей был свален в непрозрачный мусорный мешок и небрежно вручен Насте – на, мол, пользуйся и не забудь поблагодарить, желательно трижды и с почтительной улыбкой. Она часто так делала. И обычно Настя благодарила, а потом не глядя передавала вещи Анюте. Страсть домработницы к одежному многообразию казалась Насте трогательной. Кроме того, удивительной была метаморфоза, происходившая с Оксаниным гардеробом в Анютиных короткопалых натруженных руках. Все эти строгие костюмы, платья до середины колена, коктейльные туники – на Оксане это смотрелось благородно, на Нюте – вульгарно.
Анино сливочное тело мягкими складками выпирало из Оксаниных вещей. Пояса врезались в рыхловатую мякоть ее живота, надолго оставляя бордовые полосы. Пуговицы не застегивались. В растянутых швах просверкивали нитки. Однажды блуза, нежнейшая кремовая блуза со старомодной камеей у ворота, треснула на Аниной мощной спине, и домработница с индифферентным хохотком выбросила ее в кухонную корзинку для пищевых отходов. Ей было наплевать, ведь каждый месяц к ее ногам, как к жертвенному алтарю, падал очередной пакет с надоевшими хозяйке тряпками. По четным месяцам Оксана отдавала сакраментальный мешок Анюте, по нечетным – Насте. Она и не знала, не обращала внимания, что в обновках щеголяет только домработница, а повариха по-прежнему носит облысевшие на коленках вельветовые джинсы да дешевые турецкие спортивные костюмы.
