С другой стороны – невольное восхищение, которое дало ростки в тот день, когда Настя услышала, как непринужденно и изящно молодая хозяйка болтает по телефону на каком-то плавном иностранном языке – кажется, это был португальский. Она не задумывалась ни на секунду, не мычала, не подбирала слова… И как она умела держать спину. Настя пробовала – после получаса такой экзекуции у нее болезненно свело лопатки. А Оксана не горбилась никогда, даже когда у нее был грипп, даже когда она просматривала журналы, утонув в глубоком плюшевом кресле. Еще она красиво ела – медленно, мало, но чувственно.
Еще… Еще в ней была какая-то завораживающая легкость. Может быть, врожденная, а может быть, обусловленная полным отсутствием проблем.
Оксана, как идеальная гейша, могла поддержать разговор на любую тему. Удивительное сочетание: полное презрение к классическому образованию и широчайший кругозор. Нежелание читать что-либо, кроме свежих «Vogue» и «Harper’s Bazaar», и умение высказаться обо всем на свете.
Иногда Настя подслушивала, о чем разговаривают подруги. Непонятное записывала в специальный блокнотик. Потом искала в Интернете, что бы это значило.
Трансцендентальная медитация. Готический рок. Как отреагировал мир на скандальную коллекцию Мери Квант. Чем отличаются вегетарианцы от веганов. Молекулярная кухня – об этом Настя читала с особенным вниманием. Кто такой Дон Хуан. Почему мир помешался на «Lost» и «Prison Break».
Она запоминала, анализировала, впитывала, и иногда ей казалось, что от изобилия обрушившейся на ее бедную голову информации в один прекрасный день можно по-настоящему сойти с ума.
* * *
Затуманенным взглядом Давид Даев обшаривал пространство.
Ну что за чертовщина? Кто все эти люди?
На обтянутом крокодиловой кожей журнальном столике какая-то рыхлотелая деваха танцевала стриптиз под хит Джей Ло «Que hiciste» – в ритм она не попадала, но всем своим видом выражала абсолютное довольство собой. Ее колготки были спущены до колен, дебелые бледные ляжки тряслись в такт песне. Они были покрыты густыми белесыми волосами и изъедены целлюлитом, и Давид почувствовал рвотные позывы. Впрочем, возможно, виновата не отвратительная девица и ее нагло выставленные напоказ телеса, а текила, которую он легкомысленно мешал с шампанским, красным вином и кокаином.
В углу, за мини-садом из карликовых апельсиновых деревьев, незнакомая ему парочка самозабвенно предавалась любви. Подойдя ближе, Давид увидел, что это и не парочка вовсе, а целая троица – две оглобли с размазавшейся вокруг губ яркой помадой и низколобый брюнет, жертва спортзалов и протеиновых коктейлей.
Он вдруг услышал знакомый голос – Артем. Его лучший друг, в переднике на голое тело и неизвестно откуда взявшемся поварском колпаке, чинно восседал за кухонным столом, перед ним высилась внушительная горка кокаина, которую он ловко линовал на тонкие длинные полоски. Перед столом скопилась терпеливая очередь.
Было еще несколько знакомых ему лиц.
Девушка, с которой в прошлом году у него случился короткий, но приятный роман. Она была виджеем на кабельном канале. Вздернутый носик, озорная стрижка, сапфировые брекеты (из-за них он так и не решился на оральный секс), татуированная веточка сакуры на плоском загорелом животе, задорный смех, восемнадцать лет. Сейчас она с ногами забралась на диван и, обняв плюшевую подушку, что-то рассказывала компании длинноволосых небритых увальней, похожих на шерстящую окраинные клубы рок-команду лузеров (а их-то кто сюда привел?!).
Грудастая участница скандального реалити-шоу – ей повезло родиться красоткой, но не повезло родиться в Мухосранске. У нее было смазливое личико, хватка бультерьера и отчаянное желание стать постоянной герлфренд кого-нибудь богатого или известного (а лучше и то, и другое). Одно время она и за ним охотилась, но Давид быстро ее охолодил. Сколько в его двадцатилетней жизни было вот таких наивных полногрудых пираток, и не вспомнить сейчас! Иногда он приглашал ее на вечеринки, наблюдать за охотницей было интересно.
Телеведущий, постоянный посетитель его клуба со своим шведским бойфрендом. Эти, похоже, даже не были пьяны. Сидели, как всегда, в уголке, в глубоком кожаном кресле, о чем-то увлеченно ворковали. Ходили сплетни, что они специально съездили в Амстердам, чтобы зарегистрировать брак. Даже непонятно, зачем этой сладкой парочке вообще нужна тусовка, все равно ни с кем, кроме друг друга, не общаются.
Давид болезненно поморщился – голова ощущалась как гудящий огненный шар.
Его квартира напоминала гостиничный номер после посещения рок-звезды старого образца: все разгромлено, на стенах какие-то коричневые потеки, венецианское старинное зеркало треснуло, буковый паркет затоптан, кого-то стошнило на туркменский ковер, на люстре болтается чей-то не первой свежести бюстгальтер.
Как он мог все это допустить? А начиналось все так невинно. Он отмокал в джакузи и просматривал записную книжку в своем MACbook. Хотел пригласить кого-нибудь из многочисленных и безликих, как пластиковые тарелки, подружек. Посмотреть какой-нибудь фильм, заказать суши, заняться любовью. Такой вот одноразовый полусемейный вечер, тихий кайф. И вдруг позвонил Артем. «Я здесь с такой конфеткой у твоего подъезда стою! Можно? Она сейчас обзванивает подруг». Давид вяло согласился, про себя отметив, что в последнее время от Артема одни неприятности.
«Конфетка» оказалась громогласной фальшивой блондинкой хорошо за тридцать, обладательницей всех атрибутов неустроенной горожанки: голодный блеск в глазах, под которыми уже собралась сеточка тщательно замазанных морщин, смартфон за тысячу долларов и сумка за три рубля, французский педикюр, стойкая привычка говорить «на хуя?» вместо «почему?» и смотреть при этом на собеседника с хитрым ленинским прищуром – вот, мол, какая я свободная и лишенная комплексов смелая особа! Давида от таких дамочек всегда подташнивало. Артем же то ли был всеяден, то ли, как герой второго плана, привык к уцененному товару, то ли еще не вышел из возраста оглушающего спермотоксикоза.
– А может быть, обойдемся без конфеткиных подруг? – со вздохом попросил он.
– Да ты что, мы уже всех обзвонили! – запротестовал Артем. – Такая компашка собирается!
– Компашка? Сколько человек вы пригласили?
– Расслабься, всего немного. Не больше десяти. Ну, может быть, пятнадцати. Приедет джаз-бэнд, сыграют нам что-нибудь.
– Ненавижу джаз, – пробормотал Давид.
– Твоя любимая Сонечка тоже будет. Отведешь душу наконец.
– Уже отвел. На прошлой неделе.
– То-то я думал, что она так быстро лыжи к тебе смазала! Ну ничего, отвяжемся от нее как-нибудь. Кому-нибудь ее подсунем… Я травы привез. И четыре бутылки бургундского из папиного подвала спер.
