У Александры не было сомнения в том, что колесо было жульническим. Но чтобы жульничество было столь очевидным, такого она еще не видела.
— Ваши деньги здесь в опасности! — промурлыкал знакомый голос ей в плечо, почти теряясь на фоне окружающего шума.
— Конечно, нет, господин. Но меня удивляет, почему вы назначили это место.
— Меня несет ветер Бога.
— Вашей организации нужны деньги?
— У нас нет в этом нужды, так как есть богатые американские арабы, которые думают, что их пожертвования помогут освободить Святую Землю от неверных. Мне нужно оправдание для имеющихся денег.
— Палестинский плейбой в Атлантик-Сити? Он улыбнулся краем рта.
— Тебя могут спутать с иранцем в изгнании или с жирным египтянином, — продолжала она, поддразнивая.
— Я человек со множеством лиц.
— И со множеством целей. Зачем ты позвал меня? Вокруг них опять возник шум, поздравления случайному выигравшему.
Она и Хасан присоединились к аплодисментам.
— Вы с Гарденом болтаетесь здесь. В этом плавучем борделе. Почему?
— Это его идея.
— Ты не можешь занять его? Александра фыркнула:
— Ему нужно заработать деньги. У него нет денег на поездку.
— Ты могла бы предложить.
— Я предлагала. Но он гордый, он хочет сам оплачивать свое существование. А я не могу торопить его, не вызывая подозрений. Если я начну делать это, он почувствует, что его подталкивают.
Хасан прикрыл лицо рукой, когда за соседним столиком поднялся фотограф. Он ответил из-под руки:
— Ты же знаешь, есть распорядок.
— Твой распорядок — не его, — сказала она ему в затылок. — Гарден должен думать, что путешествие — его идея. Или можешь надеть ему мешок на голову и похитить.
— Похищение предусмотрено на соответствующей стадии. Его тело бесполезно без мозга.
— Тогда позволь мне делать все по-своему.
— В борделе?
— Удовольствие и боль имеют свою пользу.
— Особенно боль.
— Садист! — Она показала ему язык, только кончик, чтобы никто другой не увидел.
— Может быть. Готовь его. И доставь его в нужное место вовремя.
Хасан отошел в сторону.
— Но куда?.. — Ее вопрос повис в воздухе.
Элиза. Доброе утро. Это Элиза 774, дежурная.
Гарден. Я хочу поговорить с Элизой 212. Это Том Гарден.
Элиза. Соединяю… Да, Том. Спасибо, что вызвал меня. Для тебя не слишком поздно?
Гарден. Не особенно. Я снова работаю — если это можно назвать работой.
Элиза. Я не понимаю.
Гарден. Я работаю в «Холидей Халл» в Атлантик-Сити.
Элиза. Прости, пожалуйста. Оцениваю… Я не знала, что в этом заведении есть рояль.
Гарден. Там его и нет — только клавоника. Но они хотят, чтобы я играл на ней. Между дружескими ныряниями, ощупываниями и щипками. Я весь в синяках от пяток до плеч. Я думаю, они вывихнули мне палец.
Элиза. Ты больше не видел приземистых темных мужчин?
Гарден. Множество — и женщин тоже. Все толстые и уродливые. Но без плащей, револьверов, кольчуг. В этом преимущества работы в нудистском баре.
Элиза. Тебя могут утопить.
Гарден. Только в виде шутки. Кроме того, у меня есть ангел, который держит мою голову над водой. Элиза. Еще какие-нибудь сны?
Гарден. М-м-м…
Элиза. Что это значит?
Гарден. Один… Плохой.
Элиза. Расскажи мне о нем. Пожалуйста.
Гарден. Это что-то вроде возврата к прошлому, Я вспомнил работу, которая у меня однажды была в Филадельфии. Большой дом в колониальном стиле посредине двенадцати акров газонов и деревьев. Дерево и камень, широкий балкон и четыре толстые колонны. Выглядело как Тара.
Элиза. Тара? Это место?
Гарден. Выдуманное. Дом в «Унесенных ветром» — в старом кино. Из прошлого столетия.
Элиза. Замечено. Продолжай.
Гарден. Я должен был играть на дне рождения в одной семье. Идея вечеринки была из этого фильма. Предполагалось, что все будут одеты в сюртуки и кринолины, хотя получилось некоторое смешение костюмов. У нас были костюмы лет на сто более ранние — мундиры французских гренадеров, оплетенные тесьмой, платья в стиле ампир, брюки со штрипками, платья с бахромой и длинными шлейфами. Они заказали старую музыку. Преимущественно Стивен Фостер. «Лебединая река» — в таком духе. Никакого джаза или страйда, ничего подобного. Так что я отошел от всех современных мелодий и погрузился в музыку прошлого. Тогда все и произошло.
Элиза. Когда ты играл?
Гарден. Да. И еще раз, более сильно, во сне на следующую ночь.
Элиза. Что произошло?
Гарден. Я покинул самого себя и превратился в другого. Не Тома Гардена. В кого-то незнакомого.
Элиза. Расскажи мне об этом.
Луи Бреве пришел в себя. Его подташнивало. Он лежал на спине и ощущал кислый вкус слюны в глотке. Чтобы загородиться от света и успокоить свой желудок, он прикрыл глаза ладонью и перевернулся, стараясь зарыться в подушки.
Его щека наткнулась на грубую ткань матраса, вместо свежего белого белья, к которому он привык.
Мерзкий запах проник глубоко в ноздри, и Бреве приподнялся на руках, широко открыв глаза.
Голый матрас под ним был грязен от сальных волос, пятен старой крови, остатков рвоты, засохшей и превратившейся в корку. Койка под матрасом была сделана из железных трубок, когда-то белых, на которые была натянута сетка из крученых конопляных веревок. В щели пола из голых сосновых досок набилась грязь. Грязь медленно колыхалась… это ползали тараканы.
Бреве рассудил: нет дубового пола, нет узорчатого ковра, нет ореховой мебели, простыней, наволочек, подушек. Это не спальня Луи Бреве. Quod erat demonstrandum[3].
Итак, где же он находится? Стараясь не шевельнуть головой, которая раскалывалась от боли, Бреве медленно сел. Он посмотрел налево и направо, избегая солнечных лучей, которые лились в дверь в дальнем углу комнаты. Стены были обшиты сосновыми планками. Квадратные прорези в них напоминали окна, незастекленные и без занавесок, с решетками из черного железа. Койки стояли в ряд. На матрасах лежали бесформенные тела, облаченные в грубую голубую ткань.
«Луи опять напился и вступил в армию, — была его первая мысль. — Как я это объясню Анжелике?» — тут же пришла вторая.
— Эй вы, лежебоки! Подъем!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
