— И откуда у тебя такая вещь?
— Когда-то дарил жене, теперь она умерла, а мне нужны деньги.
— Хах, более краткого рассказа этой истории я не встречал. Знаешь, сколько раз мне это рассказывали? Столько, что теперь уже и не рассказывают! Еще у тебя, наверное, сын, которого нечем кормить. Обязательно сын, ведь дочь без призора всегда заберут в храм Гебы, и история не будет плаксивой.
— Сына у меня нет, остальное правда. Я образованный человек, своим трудом поднялся высоко, а когда ее не стало, больно упал. Ладно, если слушать меня не хочешь, я не буду оскорблять ее память. — Писарь забрал кольцо и повернулся.
— Ладно, погоди, если ты не уличное ворье, напиши свое имя.
Он придвинул Писарю кусок папируса и перо. Ростовщик удивился красоте букв, но постарался это скрыть.
— Хорошо, десять чеканных серебряных, больше не дам, если ты все-таки окажешься вором, я не так много потеряю.
— Оно стоит на порядок дороже.
— Это мой риск, если завтра я покажу страже кольцо и окажется что его ищут, я останусь и без денег и без кольца, понимаешь?
— Двадцать.
— Хм, гляжу я на твою одежду, на грязь которую ты только сегодня попытался смыть, и жалко мне двадцати. Меня ведь и самого накажут. Иди-ка ты отсюда.
— Хорошо, пятнадцать, за меньше не отдам.
Тут снаружи послышался шум, стражники что-то кричали. Ростовщик вскинулся и отошел от стойки.
— Пошел вон из моей лавки, — сказал ростовщик.
Делать нечего, Писарь вышел. На улице стражник схватил и обыскивал мальчишку. Конечно Талли. Тот кричал, возмущался.
— Что украл, говори! Такие как ты сюда просто так не ходят, — приговаривал страж.
Стражник немного смутился, когда обнаружил, что у Талли ничего нет. Писарь к тому времени уже прошел мимо. Талли нагнал его у поворота.
— Сколько выручил? — спросил он.
— Слушай, Талли, мне плевать на тебя, когда сделаем дело, разойдемся, но пока слушай, что я говорю. Твоя возня снаружи спугнула ростовщика. Вот твое кольцо, носи с гордостью.
Талли кольцо не забрал.
— Эй, потом будешь ныть, какой я плохой. Сейчас что делать будем? Есть еще один ростовщик на другом конце города. Я покажу.
— Я тут кое-что увидел, пока ждал свою очередь. Ростовщик без вопросов принял золотой зуб, даже не поморщился.
— Ясное дело, зуб украсть сложно, знаешь ли, — сказал Талли.
— Один ювелир или кузнец, уж, не знаю, велика ли разница, делал моему знакомому капитану золотые зубы. Пойдем, наведаемся к нему, он должен меня вспомнить.
Мастер Фогур жил недалеко от порта на всегда шумной улице. Как и в прошлый раз открыла жена.
— Чего вам? — спросила она, спешно прикрываясь халатом.
— Не знаю, вспомните ли вы меня, я друг капитана Арга. Мы уже заходили раньше. Мне нужен Фогур.
— Какого еще капитана? Вы сначала заявились сюда, обыскали дом, а теперь переодетые приходите? Лучше бы снаружи поискали, еще раз вам говорю, пропал мой муж!
Она хотела было захлопнуть дверь, но Талли подставил ножку и простонал от боли. Жена растерялась, и нагнулась к нему.
— Прости, дитя.
— Ничего, но впустите нас, прошу. Моему отцу плохо, он скрывает, храбрится, но его зуб болит так что сил нет. Матушка, пропусти, дай поговорить с ним. Мы заплатим. Нам есть чем.
Писарь тут же показал кольцо и отколотый Фатэлем зуб, про который так удачно вспомнил Талли.
— Мы не из стражи, сами ведь видите. Под шкурой у вас в доме есть люк, под ним мастерская, вы уже нас принимали, от нас не нужно прятаться, — сказал Писарь.
Жена впустила их. Внутри чувствовался едва уловимый запах каленого металла, хотя окна были открыты настежь. Видно решетки для воздуха прятались внутри дома. Женаотвернула шкуру и подняла люк. В подполье сидел Фогур, он притаился с раскаленной железкой в руке.
— Говорят, тебя знают, — крикнула ему вниз жена.
Фогур поднял на Писаря один из своих великолепных огромных арбалетов. Писарь примирительно показал пустые руки.
— Я приходил сюда с капитаном Аргом, вы должны меня вспомнить.
— Да, я тебя помню, видно ваше семейство не оставит меня в покое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Почему вы прячетесь? — спросил Писарь.
— Потому что не хочу делать оружие для войны между братьями. Я знаменитый мастер, и корона не понимает, что мне противно будет делать грубые куски стали, которыми одна часть народа будет рубить другую. А главное не платят кузнецам.
— И вы хотите продолжать жить здесь и трястись от каждого шороха? Не думали покинуть Гаану?
— Каждый житель столицы недоволен работой, новыми правилами, количеством еды. Но сейчас Гаана самое безопасное место во всем королевстве. Хотя кузнецам приходится очень тяжко.
— Есть еще вольный город. Войне просто незачем идти туда. Там ничего ценного, кроме свободных людей и неприступной крепости. Зато там каждый делает что хочет.
— Из Гааны не выберешься просто так. Эта ветвь катакомб, — показал Фогур на дверь — ведет в море. Даже если чудом выплывем, а у меня жена, если помнишь. Потом нас схватят и отправят не ковать мечи, а умирать с ними в руках.
— Но если у тебя есть золото, дорога не покажется такой трудной, — сказал Писарь.
— Тем у кого столько золота, нет надобности покидать Гаану. Ты, как и твой отец когда-то, приходишь в мой дом, и хочешь меня подбить на какое-то дело. Прежде чем рассказать, решаешь убедить меня, что мне что-то нужно. Узнаю кровь. Рассказывай, чего хочешь.
— Мы хотим украсть много золота, и думаем, как бы не вызвать потом подозрений.
— И как я вам должен помочь?
— Вы меняли капитану Аргу зубы на золотые, скажите, долго ли сделать зуб?
— Долго. Нужно сделать слепок старых, подгадать так, чтобы не мешали, купить у черного торговца сок терновника, чтобы золото срослось с костью.
— А если сделать средний зуб, ничейный, просто какой-нибудь зуб?
— Хах! Да таких можно наклепать сколько хочешь.
— Мы принесем много золота, прямо к этой двери, а ты сделаешь из него зубы. Получим все поровну. Мы знаем людей, которые знают проход через катакомбы. Сможешь вывезти семью в вольный город.
— Никуда я не уеду отсюда. Но от золота не откажусь, много там будет?
— С меня весу, треть твоя.
— По рукам, сынок! — засмеялся Фогур. — Твой отец никогда меня не подводил, теперь посмотрим на сына.
— Еще одно, нам нужны будут твои арбалеты. Стрелы потолще и с большими крюками.
— Залезть на высоту хотите? Будет, есть у меня такие.
Писарь протянул ему кольцо.
— Сделай сразу зуб или два, сколько выйдет. Понадобятся для дела.
Фогур тяжело поворчал, мол, жалко красивую поделку на зубы переводить, но когда Писарь безжалостно напоказ погнул кольцо, смирился и взялся за работу.
Черный сахар
Следующей ночью с парой зубов в кармане Писарь шел за Талли по Гаане. Мальчишка как настоящий крот, рыл проходы в плотной застройке, находил пути там, где их быть не должно. Поначалу Писарь еле поспевал за ним, но чем глубже они заходили в Гнилье, тем осторожнее становился Талли. Мысль глянуть за угол, прежде чем повернуть, постепенно превратилась в ритуал, вроде как нюхают эль перед глотком. Большой дугой они обогнули высокий дом, где Писаря чуть не схватили, и приблизились к маленькой хижине. Она почему-то не обросла деревянными полипами за долгое время. Дверь отпер остроклювый старик, он походил на бойцовского петуха, которому выдрали перья с половины головы. Волна редких волос вялым гребнем падала набок. Старик ткнул когтем в Талли.
— Мальцам нельзя.
— Эй, я к Манхару по делу. Привел покупателя. — Талли нагло схватился за палец старика, и повернул его на Писаря.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Сам дойдет. Мальчишка из твоего кармана получит, дурень. Двигай сам.
— Полагаю, будет честно и мальчику получить свое. Мы пойдем вместе.
— Полагает он. Полагаю!
Старик пропустил их, но дверь захлопнул со злобой на сословие всех, кто говорит «полагаю».
Люк посреди хижины скрывал широкую лестницу. Внизу их встретил чарующий дух черного сахара. Под полом находился притон. Блаженные тела нежились грудами на койках. Пока они шли, постояльцы улыбались уродливыми улыбками. Часто попадались страшные лица, с облупившейся кожей, или утыканные изюмом бородавок. Бедняки лежали на дырявых простынях, на бедняках лежали урчащие кошки. Богачи покоились на отдельных лежбищах из дорогого дерева и мрамора. Не было никакого особого порядка, здесь все были рядом. Из обносков и из роскошного шелка торчали одинаково иссушенные конечности. Костлявые руки кололи большие куски сахара серебряными кольями. Здесь люди забывали про прошлую жизнь. Грызли черный сахар, пока не закончатся деньги, или зубы. Сам дух этого места не выпускает. Пыль от черного сахара, что витает в воздухе, обнимает человека за плечо, как старый приятель, говорит, иди, располагайся, и повернуть к выходу уже не просто. Подполье освещали удивительные бежевые кристаллы. Они притягивали взгляд как танцующий огонь. От сахарной пыли Писарю казалось, что внутри движется непонятная жизнь. На гранях проступали перепончатые лапки, хвосты, гибкие тельца. Призрачные ящерки кишели внутри. Под светом играли изумруды на тупоносых шапочках двух братьев.
