Дарий поручил главное начальство над морскими и сухопутными силами, которые предназначались для завоевания Европы, Мардонию, молодому человеку и близкому своему родственнику. Он был зять царя и незадолго перед этим женился на его дочери Артазостре. В 493 году из Геллеспонта двинулись сухопутная армия и флот, чтобы поднять против Греции Фракию и Македонию. Но флот, вследствие чрезвычайно рано наступившей и жестокой зимы с 493 на 492 год, потерпел страшное крушение при мысе Афонском, причем погибло 300 кораблей и 20000 человек. В то же время сухопутная армия, при которой находился Мардоний, подверглась в Македонии нападению фракийского племени вригов и была отчасти истреблена; сам Мардоний был ранен. После страшных потерь Мардоний не отважился идти дальше в такое дурное время года в таком суровом климате; он отвел войско и флот в Азию, и Афины были на этот раз спасены. Мардоний впал у царя в немилость, хотя его завоевания во Фракии и Македонии были довольно значительны и, пока Дарий был жив, не требовали новых военных предприятий.
Дарий, однако же, не покидал своих планов относительно Греции. В 491 году все приморские города персидского царства получили повеление приготовить свои военные суда и построить транспортные для лошадей. Во избежание трудностей и опасностей на северном море теперь предполагалось плыть от азиатских берегов по Эгейскому морю, мимо Кикладских островов, прямо к Эвбее и Аттике, и дорогой покорить Киклады. Но предварительно Дарий отправил послов на острова и европейский материк с приказанием требовать земли и воды, в знак подчинения. Жители островов дали землю и воду; то же сделали и многие города на материке; но раздраженные спартанцы бросили персидских послов в колодезь, насмешливо прибавив, что здесь они найдут для себя и землю, и воду, а афиняне, по предложению Мильтиада, свергли их в Варафрон — пропасть, в которую обыкновенно бросали преступников! Такое нарушение международного права повело к разрыву с персами.
Персидский флот, который должен был принять на себя сухопутную армию с бесчисленной конницей, собрался весной 490 года в Киликии. В нем было 600 трехвесельных судов. Во главе войска Дарий поставил Артаферна, меньшего сына своего брата Артаферна, наместника Сард, а в советники ему назначил пожилого человека из Лидян, по имени Датис. «Идите на Грецию, — говорил им Дарий, — поработите этих упрямцев и приведите их ко мне». Флот двинулся от Самоса через Киклады. Наксос, так храбро выдержавший прежде нападение персидского флота, под начальством Аристагора, был опустошен, а город его был предан огню; напротив того, Делос, остров лучезарного Аполлона, был пощажен и даже удостоился почестей, потому что персы считали свет верховным божеством. Остальные острова были наказаны, и флот направился к Эретрии. В течение шести дней стены города безуспешно были штурмованы; на седьмой день два знатнейших человека, Эвфорб и Филагр, предали свой отечественный город варварам. Он был разграблен и сожжен, остаток жителей обращен в рабство.
Отправив пленных и раненых эретрийцев на маленький остров Эгилею в Эвбейском проливе, персидское войско, руководимое Иппией, высадилось на берег Аттики, в Марафонском округе, несколько в стороне от Эвбеи. В Марафонском округе Писистратиды имели некогда самых верных приверженцев, и Иппия рассчитывал, что к нему немедленно присоединятся все и что он, как то было 48 лет тому назад, при его отце, быстро и победоносно пройдет отсюда в Афины. Как только корабли пристали к берегу, армия тотчас же нашла место, удобное для лагеря и для того, чтобы вытащить суда на сушу. Артаферн разбил свою палатку на возвышенности, у морского берега, в северном углу Марафонской равнины, откуда можно было сразу обозреть все поле.
Стотысячная армия страшного воинственного народа расположилась лагерем на аттической земле и опустошала берега вверх до самой Виотии; бежавшие поселяне толпами устремились в главный город, распространяя повсюду смятение и ужас. Но о переговорах, о подчинении не думал никто; было решено защищать свободу и отечество до последней крайности, хотя нельзя было рассчитывать на какую бы то ни было поддержку от ближайших соседей, которые отчасти даже держали сторону персов; помощь Спарты была далека и сомнительна. Спасение нужно было ожидать от собственной храбрости, благоразумия и единодушия людей, стоявших во главе войска. Десять стратегов или предводителей, выбираемых ежегодно из 10 фил, составляли вместе с архонтом-полемархом — главнокомандующим — военный совет, причем каждый предводительствовал гоплитами своей филы. В числе таких предводителей в настоящем году были лучшие из афинян — Каллимах (он был полемархом), Аристид, Фемистокл, Стесилай, Мильтиад. На Мильтиада в настоящих затруднительных обстоятельствах обращены были все взоры. Он был известен за человека великой опытности, за храброго и умного предводителя; в прежнее время он имел достаточно случаев ознакомиться с образом войны и с вооружением персидской армии; притом он уже доказал на Дунайском мосту, до какой степени была близка его сердцу свобода греков и его отечества. Мильтиад был жестоким врагом персов и привезенного ими Иппии; после своего поступка на мосту, после завоевания Лемноса, которым владели персы, после умерщвления; персидских послов, он не мог ожидать для себя от варваров ничего хорошего. Мильтиад был за борьбу до последней крайности; он надеялся, что греческое мужество победит дикие полчища азиатцев, и его решительность, его уверенность наполняли радостью сердца афинян.
Лишь только пришло в Афины известие о высадке персидского войска на Марафоне, военный совет решил послать в Спарту скорохода, по имени Фидиппида, с просьбою о помощи. Фидиппид в два дня прошел 28 миль от Афин до Спарты и сказал перед тамошним советом: «Лакедемоняне! Афиняне просят вас помочь им и не допустить, чтобы старейший город впал в рабство у варваров; Эретрия уже порабощена, и главный город Эллады в опасности». Спартанцы обещали свою помощь, но объявили, что раньше полнолуния не могут тронуться с места. Это безотрадное известие Фидиппид принес в Афины на пятый день после своего отхода. При самых благоприятных обстоятельствах спартанское войско могло явиться в Аттику только через 10 дней, но жертвенные знамения могли воспрепятствовать этому. Итак, нужно было решиться на что-нибудь без Спарты.
Теперь весь вопрос состоял в том, оставаться ли в городе и защищаться в стенах, или встретить неприятеля в открытом поле и дать ему решительное сражение. Мильтиад смотрел на первое, как на решительную гибель, наиболее смелый план казался ему лучшим. Следует идти против неприятеля, советовал он, прежде чем среди самых Афин обнаружится упадок духа и раздор. Аристид и еще три стратега соглашались с ним, остальные пять были против сражения, потому что в открытом поле они чувствовали себя слишком слабыми против персов. Голос полемарха, председателя в военном совете, должен был решить несогласие. Тогда Мильтиад отвел полемарха Каллимаха в сторону и сказал ему: «От тебя, Каллимах, зависит теперь, быть ли Афинам в рабстве, или оставаться свободными, от тебя зависит воздвигнуть себе на все времена памятник, какого не воздвигли себе Гармодий и Аристагитон. С самого своего основания Афины никогда еще не подвергались такой опасности. Мы, предводители, разделились во мнениях; одни говорят, что нужно дать сражение, другие напротив. Если мы не дадим сражения, то я опасаюсь восстания, которое афиняне произведут при одной мысли, что сделаются мидийцами*; если же мы дадим сражение, прежде чем некоторые из афинян возымеют дурные мысли, то с помощью богов будем в состоянии выиграть его.
* По-гречески мидиец — то же, что перс.
Это все в твоих руках и зависит от тебя. Станешь ты за мое мнение, отечество и первый город Эллады будут свободны; поддержишь сторону не желающих сражения, случится как раз противное тем надеждам, какие я высказал тебе». Каллимах объявил себя за мнение Мильтиада, и таким образом в военном совет было решено выступить в Марафонскую равнину.
Невооруженные афиняне вместе со стариками остались в городе для защиты стен; остальные — 10000 гоплитов, под предводительством Мильтиада двинулись в поле. У афинян было в обычае, чтобы главное начальство над войсками ежедневно переходило от одного стратега другому по очереди; но в этот раз по общему согласию и по предложению Аристида командование предоставили одному Мильтиаду до тех пор, пока не дано будет сражение, потому что он лучше других знал, как драться с персами. После 6–7 часового марша были пройдены высоты Пентеликона и Врилисса, и войско остановилось на склоне гор, перед Марафонской равниной, откуда можно было видеть огромный персидский лагерь, расположенный на морском берегу. Афиняне разбили свой лагерь на возвышенности, в священной роще Геркулеса. С тылу, в горах, лежала деревушка Марафон, впереди раскинулась Марафонская равнина, замкнутая горами в полукруг, имевший в длину, по морскому берегу, больше одной мили и в ширину, от моря до гор, около 4000 шагов.
