первого дня прохода не дают. Только и слышишь:
– Эйх друзим?
Хорошо хоть зона выдержке научила и учтивости. Я вычислил и переговорил с посвящёнными. Они вникли в мои проблемы и обещали помочь, единственно, мне опять пришлось идти на компромисс. Но к этому я был готов ещё до приезда в Израиль. Мне надо было спасать жену, но я опять терял сына. Опеку над сыном, опять перехватили религиозные течения друзов, наш мальчик, наверное, был точкой отсчёта, примиряющей все их разногласия. Меня даже обижало немного то, что в присутствии сына, я был пустым местом для окружающих. У сына появились советники, без согласования со мной, его определили в медресе, у него был автомобиль и личный шофёр, у него был полный замок слуг. Не жизнь – кошмар. Друз двадцать девять признался, что скучает по банкетному залу в зоне и общению с привидениями. Здесь же круглосуточно читают очищающую Тору, Коран, «сулы», суры, и ещё какую-то хренотень, отпугивающую представителей тонкого мира. А мне так хотелось посоветоваться с друзьями, пожаловаться на превратности судьбы. Я объездил все медицинские центры Израиля, напичканные такой аппаратурой, которая не устареет на века, всё из стекла и бетона, мозги плывут реками по переходам зданий, в разноцветных медицинских халатах, санитарки похожи на фотомодели, которые подбирали со вкусом по всему миру. Всё было прекрасно, тем более мы были гражданами Израиля, денег хватало (спасибо бабушке и друзам), но только заканчивались обследования, врачи разводили руками, говорили, что у Роз это генетическое и все посылали в разные сёла, к знахарям. Научно обоснованная, классическая, фундаментальная психиатрия, была бесполезна при решении проблем жены. Розу вводили в гипноз, пытаясь нащупать очаг заболевания, но она переходила на неизвестный язык, а на иврите просила убрать этих врачей вонючек. Солидные доктора наук, с мировым именем, ради денег, терпели выходки Роз. Терпел и я, пытаясь создать идеальное условие для супруги. Но с каждым днём становилось хуже. Друзы убрали все зеркала из помещений замка. Роз не узнавала себя в них, пришлось поменять стёкла в окнах, на пластик, не дающий отражения, она окончательно перешла на непонятный язык, не признавая никого и забыв о нашем существовании. Я был в отчаянии, Роз не признавала не меня, не сына, закрывая нос при нашем приближении. Я готов был пойти на всё, отчаявшись обращаться к медикам, я писал письма во все страны, обращался в различные центры, социальные сети замучил своим криком о помощи. Последнее время Роза перестала почти есть и её приходилось замыкать. Наш сын плакал по ночам. Тайком. Боги не плачут, но я знал, поправляя его постель, после ухода в медресе. Мне приснился шум ветра Иудейской пустыни, среди застывших ужасов соляных фигур Мёртвого моря. Со мной разговаривали птицы, и я их понимал, но, когда просыпался, ничего не помнил. Друзы готовили пищу для Роз из одних фруктов и овощей. Я каждую ночь ждал этот сон, чувствовал подсказку на уровне интуиции, но сон обрывался, не хватало времени или стоял запрет для того, кто пытался до меня что- то довести. Я через шум ветра услышал имя – Халия, и всё. В одну из ночей, в мою постель прибежал мой сын, Друзу двадцать девятому было страшно, оказывается мои кошмары преследовали и его, только ребёнок более живо представлял всё в своих снах и воображение перемещало его на чужую планету, которая так похожа на Израиль. Только люди на ней более красивые. Я спросил:
– Красивые, как кто? Как древние греки, египтяне, таджики – македонцы?
Друз помотал отрицательно головой:
– Красивые, как Халия!
Глава 11
Жизнь загнала меня в тупик: было всё – деньги, власть, состояние и вес в обществе, не было счастья. Я стал нервным, не выдержанным, злым. Перед тем, как лечь спать, мне пришлось пить снотворное. Я стал бояться снов, они с каждым днём становились всё ярче и красочней, и больше напоминали элементы какого-то чудовищного зомбирования. Как будто кто-то назойливо говорит вам на ушко – сделай то, там и так. Моё внутреннее сопротивление сказывалось на здоровье жены: её крутило, ломало в мучительных судорогах, она молчала и сопротивлялась из последних сил. Где-то, на уровне подсознания, во сне – это, «Оно», отпускало меня, со своими непонятными домогательствами, «Оно» было, как старая, красивая, капризная женщина:
– «Купи мне диадему из слоновой кости, купи мне перстень с сапфиром. Я красивая? Я тебе нравлюсь? Ты меня хочешь? Возьми меня, Властелин!»
Тогда «Оно» начинало мучать мою жену, я уже устал от её криков. «Оно» требовало от жены одного, чтобы она назвала своё имя.
– Назови имя, и мучения закончатся, назови имя, и я отпущу твоего сына и мужа. Назови имя!
Я уже перестал верить знаменитым израильским врачам, они создают себе имидж, чтобы делать деньги, они завели на меня карточку. Мне надоели эти священнослужители со своими догмами и молитвами, напоминающими вой кастрированных котов. В один день я выгнал всех: друзов, не друзов, арабов, индусов. Дом должен быть домом, а не прибежищем для религиозных шарлатанов, напичканных всякой подкожной заразой. Они были хуже привидений – такие едкие, противные, вечно чешущиеся и покрытые коростой. Свою непомерную лень и нежелание работать, они скрывали религией и своим особым предназначением, они желали быть посвящёнными, но народ так не желал. Посвящённые – это своя, особая, отдельная каста, состоящая истинно из одухотворённых, приближенных к богу лиц. У меня состоялся разговор с адептами, я говорил и с посвящёнными. Своей зверской выходкой (благодаря сохранившимся русским генам), я сломал им весь бизнес. Они посчитали меня виноватым в создавшемся положении. Я для них был, как дьявол, при живом боге. Религия, превратилась в откровенное словоблудие, дошло до того, что в их проповедях ни я, ни Роз не были родителями Друза двадцать девятого. Он бог и у него божественное начало. Друз был взрослым мальчиком:
– Пап? А правда, что ты не мой папа? А мама не моя мама? И что зоны никогда не было? Чернобыль – это миф, выдумка, это в каком-то другом мире. Пап, они говорят: что ты нечистый, ты дьявол, и они объявили тебе войну.
Спасибо бабушке, вовремя включились защитные функции, и если бы не сын, его присутствие со мной рядом, то, наверное, в ничего не подозревающей моей голове, давно бы был холодец из мозгов, обработанный миксером пуль снайперских винтовок, я насчитал пять наёмников. Я не собирался прикрываться сыном. Эти вшивые адепты назвали меня нечистым? Эти, друзья клопов и клещей назвали меня
