Хотя за тяжёлый проступок могу уволить немедленно. Ещё вопросы?
– Вы, я так понимаю, продюсер? – осведомился Борис Васильевич. Я чувствовал, что его, как и меня, этот голос из поднебесья, вся эта пафосная околесица и забавляет, и злит.
– Шоураннер.
– Я, видите ли, реликт. Обломок прошлого века. Кто это, «шоураннер»?
– Тот, кто решает, куда история будет двигаться.
– То есть вы – сценарист?
– Сценаристы – в числе моих подчинённых. Я утверждаю каждую реплику. В том числе каждую вашу реплику, граф. Направляю процесс.
– Чем это отличается от продюсера?
– Продюсеров на проекте человек двадцать. Есть генеральные, есть исполнительные, есть сопродюсеры, есть линейные… А шоураннер один, это я.
– Ну допустим. А с режиссёром можно поговорить?
– Режиссёра в привычном понимании у нас нет. Говорите со мной.
– Как мне к вам обращаться?
– Шоураннер.
– «Господин шоураннер», «сэр», «пан шоураннер»?
– Как вам угодно.
– Ну что ж, господин шоу-раннер. Смею надеяться, я не самый последний актёр в этой стране. И уж точно не самый неопытный. Тем не менее мне на площадке необходим режиссёр. Я могу сделать так, могу сделать эдак, могу ещё двадцатью сравнительно честными способами. Нужен кто-то, кто скажет: здесь так, здесь не так. «Боря, вот тут прибавь», «тут убавь»…
– А мне не нужен, – фыркнула маменька.
– Да, я понял вопрос. Здесь много чего происходит впервые. В частности, раньше вы вряд ли работали, не видя камер…
– Да-а! – крикнула маменька. – Это так неудобно, я не могу вам…
– Графиня, я вам сейчас сделаю второе предупреждение. Вы поднимаете руку, я предоставляю вам слово. Так вот, граф, мы впервые используем технологию тотальной съёмки. Всюду, куда вы ни посмотрите, камеры. Сверху, сбоку, везде. Все камеры заведены на компьютер, компьютер сам фокусирует, сам переключает планы…
– Всё это прекрасно, но я вас спросил о другом…
– Я к этому и веду. Находясь в павильоне, актёры работают беспрерывно. Вы, граф, в том числе. Вам-то легче, чем остальным, вы нас покинете через три месяца…
В тот момент я не понял, проговорился ли он случайно или с каким-то умыслом.
– Да, увы: через три месяца после премьеры граф перейдёт в лучший мир. Кстати, ваше сиятельство: если планы изменятся, вы захотите остаться – сценарий в наших руках. В моих руках, строго говоря. Так вот. Даже такой артист, как вы, не сможет три месяца… даже одну неделю, даже двадцать четыре часа не сможет следовать режиссёрской задаче. Поэтому – просто будьте собой. Ведите себя максимально естественно.
– Да, «естественно»?! – встряла маменька. – Посмотрите на него! Почему он всегда нормально загримирован, а я со своим лицом? «Естественным»…
– И здесь, графиня, вы снова будете удивлены. Грим у вас электронный. Физически вам, допустим, никто не уберёт красные прожилки в глазу – только закапывать капли, вы знаете лучше меня. А компьютер – пожалуйста. Электроника уберёт вам морщины, помолодеете хоть на двадцать лет, хоть на тридцать…
Маменька всё это выслушала с подозрением.
– Ну тончик хотя бы? По крайней мере, для главных героев…
– А кто тут главный герой?
– Я!.. и вот ещё эти трое…
– Почему вы уверены? Вы постоянные жители, вы резиденты – не спорю. А вот кто главный… Я, например, считаю, что главный герой – Ферапонт.
Все зашушукались, стали оглядываться на пожилого лакея.
– Графиня Ольга может пойти под венец – и оставить родительский дом. Граф Кирилл Ильич через три месяца после премьеры умрёт от сердечного приступа… к нашему общему сожалению. А Ферапонт вечен. Обратите внимание, как называется фильм. Он не называется «Граф Орлов» или «Графиня Орлова». Главный герой – это дом. Потому что мир нестабилен. Жить страшно. Но Ферапонт зажигает свечи – значит, всё предсказуемо, всё хорошо…
– Демагогия, – отмахнулся Борис Васильевич. – Зритель идёт на актёра. У одного актёра две реплики, «кушать подано». На другом держится действие. Это и называется «главный герой», «главная роль», по крайней мере, всегда называлось…
– В одном вы правы. Всё будет зависеть от аудитории. Как только мы выйдем в эфир, мы будем получать рейтинги – по минутам и по секундам. Кого зритель оценит выше – тот будет получать больше текста и больше места в эфире. А кто-то из тех, кого графиня считает главными, может уйти…
– Да понятно, понятно, – проворчал Жуков. – Вы уже двадцать раз повторили. Незаменимых нет…
– Так что за звание «главных героев» нужно будет бороться… Всем, кроме Ферапонта.
– А если будут высокие рейтинги, нам прибавят? – игриво спросила маменька.
– Чего тебе прибавить, Люська? – повернулся к ней Жуков.
– Ты-то отыграл сценку – и домой, к молодой жене, а нам тут до полуночи куковать! Ни помыться, ни выспаться…
– Не передёргивайте, графиня. Во-первых, не до полуночи, а до двадцати одного. Во-вторых, на ночь вы можете оставаться здесь, в своих комнатах…
– Да какой оставаться, если тут даже водопровода нет!
– Водопровод очень нужен, – вздохнула Ольга.
– Никакого водопровода, – отрезал грызун, – в тысяча восемьсот тридцатых годах в Москве не было. Равно как канализации.
– И этот наушник постоянно в ухо бубнит, и бубнит, и бубнит…
– Может, выключить… – начал Борис Васильевич.
– …и током бьётся!
– Графиня, это исключено. В наушнике напряжение настолько слабое, что человек не может почувствовать…
– А я чувствую!
– …выключить у неё микрофон? – предложил Жуков.
– А чего ты меня затыкаешь?
– Ты же никому не даёшь рта раскрыть!
– Ты вообще молчи! Почему ему можно днём уезжать, а я должна тут торчать до морковкина заговения?
– Тебе объяснили, Люся, контракт.
– А у тебя что, не контракт?
– У меня другие условия.
– Почему?! Вот я и спрашиваю, почему?
– Ох, Люська, какая же ты, прости господи, дура! Дура!..
– Коллеги, спокойнее, – с удовольствием произнёс голос в динамиках.
– И жарко! Ужасно…
– В павильоне? Я не замечал. Кому ещё жарко?
– Да никому не жарко, – отмахнулся Жуков, – нормальная температура, просто у некоторых приливы всё никак не заглохнут…
– Хам!
– Так, – резюмировала землеройка. – Если больше вопросов нет…
– У меня есть вопрос, – сказал я.
– На этом общее собрание объявляю закрытым. Резидентов прошу задержаться: граф Кирилл Ильич, графиня Анна Игнатьевна, графиня Ольга, граф Алексей. Остальные свободны.
* * *
Лакеи долго, как будто нехотя, расходились. Наконец, мы остались в зале одни.
– Граф Кирилл Ильич, графиня Анна Игнатьевна, – по сравнению с предыдущим громоподобием голос звучал почти задушевно. – Вся первая серия нашего фильма – бал. Я уже подчеркнул, как для нас это важно. А центр серии, сердце серии – это ваш танец. Вы сорок лет вместе. Вы излучаете любовь и нежность. Зрительницы должны плакать…
– Что за отчество такое плебейское, «Игнатьна», – буркнула маменька.
Борис Васильевич явно хотел съязвить, но пожевал губами
