ночам дышит, как симфонический оркестр.
Причем основная исполняемая тема у него меняется каждые 30-60-90 секунд. Вот он высвистывает нечто, похожее на вивальдевские "Времена года", в частности – на "Весну". Затем следует секунд 30 абсолютной тишины – ни дыхания, ни шевеления – водитель лесовоза полностью исчезает со всех радаров… И начинается мощный храп, "Carmina Burana". Снова полная тишина, и, пожалуйста – типичный такой death-metal. Неудачная попытка сыграть "Болеро". Полет валькирий. Снова Вивальди – на сей раз "Шторм" в исполнении Ванессы Мэй. Просто звериное рычание…
Часа полтора слушал. Офигенно.
Вот никак не получается ночью нормально поспать!
Страшная болезнь инсульт
Однорукого мужика по имени Николай, знающего прорву старых шуток, на койке смирения сменил водитель лесовоза, он же певец храпом… по имени Николай. Певца храпом Николая, увы, выселили в другой корпус, и на его место пришел крупный солидный господин с ухоженной седой бородкой. По имени Николай. И это я молчу о том, что второго пациента, с баночкой мочи, тоже зовут Николаем…
Друзья, это заговор. Или доктора в какой-то свой замысловатый тетрис играют. Четвертый Николай в одной палате за две недели – это, совершенно очевидно, "длинная" упала.
И первое, что новый Николай сделал, это толкнул пламенную речь о том, что раз бог допускает такие мучения людей (тут Николай указал на всех нас, скорбных), то его, бога, нет. После чего солидный господин внезапно перестал говорить членораздельно и перешел на татарский язык с редкими русскими матами. Я его, к примеру, еле понял, когда он, увидев, что я собираюсь в город, попросил купить ему местных газет. За которые он, подлец, мне денег так и не отдал.
То есть, вообще-то, попытался отдать. "Быр-быр-быр", – говорит. В смысле, сколько я тебе должен. Я говорю: столько-то. Он царственным жестом (а надо сказать, что по типажу он вылитый наш начальник завода – тот ещё горделивый плантатор-рабовладелец) достает из кошелька горсть мелочи и со словами "Быр-быр-быр" ("Вот здесь, по идее, должно хватить") протягивает её мне. В горсти оказывается два рубля шестьдесят копеек, но у плантатора при этом такой вид, будто он мне только что пожаловал шубу из шанхайских барсов с плантаторского плеча. Страшная болезнь инсульт, ох, страшная!
А вечером я ловлю его ссущим в раковину и поднимаю такую несусветную матерную ругань, что начальник завода подпрыгивает в воздух на восемьдесят сантиметров, приземляется на четвереньки, на четвереньках бежит в туалет, доделывает там начатое, возвращается в кубрик, прячется под одеяло и мгновенно засыпает.
Нет, ну правда, инсульт инсультом, но мы там, вообще-то, посуду моем и зубы чистим (вернее, я один мою, и я один чищу, все остальные лежат по отведенным местам и сумрачно глядят в потолок), а ему туда, вишь, ссать угодно! Я ему так словами и сказал: дома, блять, у себя хоть по углам гадь, а в больнице будь любезен остепенять своих внутренних демонов. Не знаю, понял ли он меня – по его виду сложно было разобрать. Страшная болезнь инсульт, товарищи.
Итоговая диспозиция: один сумасшедший с газетами; один, беспрестанно проливающий на себя мочу из банки; один, лежащий неподвижно, глядящий на всех с ненавистью и выплёвывающий целебные снадобья (я боюсь, я скоро перестану его вежливо уговаривать и начну тупо пиздить). Все трое говорят на чистейшем арабском языке, при этом друг друга, что характерно, тоже не понимают.
Ох.
Страшная болезнь инсульт, товарищи. Избегайте её всеми силами.
Спи
Сосед номер три (это тот, который только лежит, зло на всех смотрит и ходит под себя) вчера вечером чуть не умер.
У него последние две недели стабильно держалась температура 38-39-40, и врачи никак не могли понять, откуда она берется, и с какими такими инородными факторами его организм – посредством этой температуры – борется. В итоге додумались – убрали катетер из мочевыводящих путей. Не помогло. Снова задумались.
Хотя теперь-то даже я понимаю, что особо думать было и нечего, поскольку у дядьки был и второй катетер – под ключицей, прямо в кровь, для введения в организм еды и лекарств.
И вот когда этот второй катетер убрали, температура сразу упала.
И больной уснул.
Да так монументально уснул, что просто финальные песни альбома "A Deeper Kind Of Slumber" группы "Tiamat". Два врача и две медсестры всячески трясли его, щекотали, звали по имени и оттягивали веки – бесполезно. Пациент не реагировал. Он спал и только ногами во сне конвульсивно подергивал. И цвет лица у него при этом был зело нездоровый – словно у восковой маски. Испуганные доктора спросили друг у друга "Кома?" и, вколов гражданину капельницу, постановили ждать до утра.
А утром гражданин, как ни в чем не бывало, открыл глаза и смешно зевнул. Иными словами, жизнь в очередной раз победила смерть неизвестным науке образом.
Вы же впредь знайте: поднялась температура – не ждите, пока доктора будут несколько дней чесать лобные доли головы – сразу тычьте пальцами в катетер.
А сняв катетер – особенно тот, который через кровь питал организм питательными веществами – будьте готовы к тому, что пациент от облегчения будет СПАТЬ…
Жаль, мне скоро выписываться, а то бы я вам ещё много полезного с медицинской точки зрения рассказал. Ушли бы отсюда просветленными!
Мои соседи и другие животные
Николай, расписанный татуировками и Николай-плантатор вчера вечером чуть не поубивали друг друга.
Вернее, просто повздорили.
Ну, как повздорили – лютая ярость одной стороны увязла в наивной простоте другой. Демон-бычок из первого "Квэйка" запутался в дачном гамаке.
Потому что татуированный – он, натурально, квэйковский персонаж – злой и мрачный. Этакий приболевший огр с бензопилой. На всех шипит, все у него твари и овцы, всех надо расстрелять и выгнать из больницы, всё вокруг плохо…
Похожий по мировоззрению человек работал у нас на вахте одно время водителем погрузчика. Такой был своего рода сельский гот: что бы ни происходило, он злобно страдал. "А, сука, опять дождь на улице", "Да что ж такое, опять солнце светит, жарко, блин", "Как же она надоела эта работа", "Ну вот, опять выходной завтра, хрен его пойми, что делать буду"… В общем, нога болит, дочка дрищет, зарплату, суки, не повышают…
Представляю, как Бог с ним, должно быть, мучается…
Так вот, наш огр такой же, только, в отличие от того деревенского гота, у него есть реальные причины быть недовольным жизнью: к своим 64 годам он успел
