чудодейственное снадобье.
По итогам этих советов батарея лекарств на подоконнике в кухне Валентиныча разрослась до нечеловеческих размеров, и лишь нечеловеческим усилием воли мне удалось остановить отравление организма.
Произошло это после того, как однажды утром после приёма очередной горсти таблеток (считайте сами: два наименования – от самого главного, два – от гастрита (смотри предыдущую серию моих похождений на тему медкомиссии), и от кашля – один сироп, одна брызгалка и таблеток пачек семь) мне вдруг занедужилось и неистово затошнилось. С того момента я решил хотя бы пить насоветованное не одновременно, а одно за другим: одно закончится – второе начинаем.
Зато в ходе бронхита я внезапно приобрёл настоящий мужской голос – низкий, рокочущий, бархатистый… И меня теперь все слышат! И сам себя ощущаю мужиком! Такая, оказывается, приятная штука: просто говорить нормальным мужским басом, а не тем срывающимся недоразумением, которым я травлю слух окружающих уже больше года… Хоть не вылечивайся!
Во-вторых, я ведь, например, в середине июля сдавал анализ на генетическую экспертизу, и для дальнейшего движения в выбранном направлении мне нужен был только его, этого анализа, результат. Но прошло три недели, четыре, пять… Все сроки уже прошли!
Ну, я и позвонил. "Где?" – говорю. – "Где результат анализа?"
Лаборанты в телефоне заметались – мол, возникли сложности в расшифровке вашего генного кода, просим подождать ещё немного.
Но не помогло ожидание. Через два дня они уже мне сами позвонили. Не можем, сказали, ваш ген развернуть. Впервые, сказали, видим такую замысловатую схему. И потому нужна пересдача.
И вот вечно у меня так! Эй, инопланетяне, заславшие Валентиныча на Землю для разведки! Слышите? Робот поломался! Ещё немного, и земляне заподозрят неладное! Вышлите недостающие запчасти ближайшей лазерной почтой. Тчк.
Зато вот есть, о чём рассказать. Я ведь поначалу и планировал ограничиться стихотворением про ежа, а в итоге из головы опять вылез Лев Николаич, потрясая узловатой клюкой!
Оный великий писатель, впрочем, в последнее время всё чаще вылезает. Только не там, где надо. Он у меня сейчас, в основном, играет роль супер-эго, влёт загоняя подсознательный ид под лавку и вынуждая эго устыдиться своего убожества. Происходит это обычно в форме диалога. "Ну что, нелюдь, ты, вообще-то вставать сегодня намереваешься?" – "Да ещё бы полчасика поваляться…" – "Поваляться тебе!!! А забыл, что на тебе ещё сегодня получение газет, выгулка котов-собак, прогревания в больнице и тренировка?" – "Тренировку, наверное, придётся пропустить, не успеваю…" – "Я тебе пропущу! Навязали тебя на мою голову! И так уже два дня пропустил!!! Так, немедленно поднялся и припустил к умывальнику, гнусная тварь!"
Причём, вслух.
Что, с одной стороны, пугает, а с другой насыщает жизнь новыми красками.
То есть, хорошего и плохого, как всегда поровну.
В этом и есть гармония жизни.
Так, опять вылез! (Бьёт сам себя клюкой по голове, падает, его выносят).
Занавес.
Дорога уходит вдаль
Вчера в обед Валентинычу приснился сюжет новой книги об Эрасте Фандорине. Будто бы Фандорин состарился, и работа его мозга расстроилась до такой степени, что теперь он повсюду вместо реальности видит галлюцинации. Спускается он, допустим, в мрачный подвал, и дорогу ему преграждает злодей. А Фандорину видится, что вокруг него начинают летать огненные птицы. Он уворачивается от птиц, отгоняет их, размахивая руками… Прекрасно понимая при этом, что на самом деле в реальном мире он в этот момент кого-то неистово бьёт, уклоняясь от встречных атак.
А в подвале, по легенде, сокрыта разгадка какой-то великой тайны – может быть, даже смысла жизни. И только Фандорин своим расстроенным видением может эту разгадку увидеть. И вот он идёт – всё дальше, и дальше… И убивает врагов одного за другим, не видя ни одного из них…
И доходит до тайника – каморки под лестницей, вход в которую никто, кроме него, не замечает. В каморке – кровать с мягкой периной, письменный стол, лампа на столе, на стенах старые фотографии. И записка на кровати: «Здесь, в этом секретном месте, императрица такая-то предавалась любви с тем-то».
И всё.
И весь смысл жизни.
И тишина. И пустота.
И Фандорин садится за стол и плачет. От того, что ничего не получилось, и никогда уже не получится. От того, что впустую было потрачено столько усилий, и напрасно погибло столько людей. От того, что, может, и нет никакой комнаты, и что, скорее всего, и эта кровать, и этот стол лишь видятся ему. Оттого, что сам он – лишь сон, снящийся ему самому…
И Валентиныч просыпается в слезах.
Хотя, пожалуй, этот случай не в счёт. Не считая этого досадного случая, я впервые за последние много лет провёл свой день рождения без слёз. Сорок лет были порогом, которого я долго боялся, и который теперь больше не давит на меня. Небывалое дело – я давно не был настолько нейтрально настроен. Позитива нет – для него нет причин более, чем когда бы то ни было. Но нет и негатива – словно льдинки из глаз наконец-то выпали.
Возможно, причиной тому стал промелькнувший призрак смерти. А может, в последнее время вокруг меня слишком много негативно настроенных людей. Ходят, ворчат, выражают недовольство на каждом шагу, источают в пространство яд – причём поводов для этого у них нет никаких. Ты молод, здоров, у тебя есть женщина, есть профессия, и все пути открыты… Так чего ж ты тогда?
Хотя меня это уже не грузит так, как раньше. Я всего лишь наблюдаю за происходящим со стороны, просто отмечая: да, должно быть, неприятно с такими людьми общаться. И не общаюсь. Всё просто, на самом-то деле. И за собой подобные проявления отсекаю рефлекторно. Без напряжения.
И это удивительно. Оказывается, нужно заглянуть в глаза смерти, осознать скоротечность жизни и многократно увидеть себя со стороны – чтобы хоть немного приблизиться к себе истинному. К себе свободному.
Хоть на полшага.
И теперь мой Фандорин сидит в своей вымышленной каморке, держа в руке нелепый клочок бумаги, за которым он гнался всю жизнь, и плачет, и смеётся. Потому что нет ни этого клочка, ни этой каморки, ни огненных птиц вокруг. Есть только сам Фандорин, который снится самому себе.
И не из-за чего радоваться. И не из-за чего печалиться. Всё равно – рано, или поздно – таблетки перестанут действовать, и тогда депрессивная стадия вновь сменит маниакальную. И колесо сансары опять совершит полный оборот, и пернатый змей Кетцалькоатль вновь укусит самого себя за хвост.
Но всё это будет уже неважно. Потому
