– Нет, – решил дядя Фёдор. – Мне ещё хотя бы две строчки нужны.
Матроскин думал, думал, думал… Ничего у него не получалось. Он к большому поэту Шарику пошёл.
– Шарик, что надо писать, когда ничего не пишется?
– Когда ничего не пишется, тогда про природу писать надо.
Эта мысль столкнула кота Матроскина с места. Он сразу придумал:
Веточки, цветочки,Бабочки, листочки,Перелески, тополя —Это всё моя земля.
Он радостно пошёл сдавать работу дяде Фёдору.
– Вот это другое дело, – сказал дядя Фёдор. И положил это стихотворение в коробочку, где он письма папы и мамы хранил. – Только ты, Матроскин, лучше стихов не пиши. У тебя проза лучше получается. Я твои мемуары про блох до сих пор забыть не могу.
Глава девятая
Происки почтальона Печкина
Однажды случилось удивительное. Почтальон Печкин к себе Шарика в гости позвал.
Поставил на стол всё самое вкусное – солёные огурцы, капусту кислую, квас. И спросил:
– Ну, как ты живёшь, Шаричек?
Шарик отвечает:
– Живу хорошо.
– А что это я в последнее время не встречаю твоих снимков про природу в газетах?
Шарик отвечает:
– Я сейчас поэзией увлёкся. Хотите послушать? Я вам отрывки из поэмы почитаю.
Печкин не очень хотел слушать. Ему поэта Юрия Энтина было достаточно. Но он сказал:
– Конечно, хочу… Немного.
Шарик встал в позу поэта Маяковского на площади Маяковского и стал читать:
Один чел-век имел собаку,И очень он любил собаку.И без собаки жить не мог.И к ней бежал он со всех ног.
– Ну, как?
– Захватывающе, – сказал Печкин. – А сколько лет было чел-веку? И как его звали? Это не дядя Фёдор?
– Нет. Это совсем был другой мальчик. Но вы слушайте.
И он продолжал:
Но вот отец сказал ему:– Тебе собака ни к чему.Зачем мы заводили пса?
Чтоб педагогой заняться.Чтоб ты его кормил, поилИ в летний сад гулять водил…
Шарик читал, размахивая руками. И ничего вокруг не видел.
…И вот зима, идёт снежок,В милиции живёт Дружок.Он поступил туда весной,Ку-курс окончив разыскной…
Тогда Печкин написал ему записку:
«У меня к тебе, Шарик, есть разговор. Секретный».
Шарик увидел записку и сразу как проснулся.
– Что за разговор?
– Шарик, а Шарик? Можно, я вашего козлёночка у вас заберу, а своего принесу? У меня он как-то похуже вырос. Больно тощенький получился.
Шарик подумал: «Как это «заберу»? Мы к этой Нюше уже привыкли. Она у нас уже часы разбила и целый угол клеёнки съела. Она у нас как своя».
А Печкин продолжает:
– Я тебе за это всё лето буду косточки приносить.
Всё дело было в том, что из печкинского козлёночка козлик постепенно вырастал. А ему молочная коза была нужна.
Шарик задумался. Матроскин в последнее время только грибные супы варил, а у Шарика грибной суп полное отвращение вызывал. Ему очень хотелось, чтобы ему каждое утро косточки приносили. Но он спросил:
– А как же Матроскин?
– А мы ему ничего говорить не будем. Матроскин в поле уйдёт, мы козлёночка и подменим.
Шарик подумал, а потом твёрдо сказал:
– Нет. Он эту Нюшу из соски молоком поил магазинным. С собой в кровать клал в холодные дни. И потом, наш козлик серенький, а твой беленький.
– Какая разница? – говорит Печкин. – Серенький, беленький, красненький – это всё равно.
– Раз вам всё равно, дядя Печкин, – сказал Шарик, – пусть у вас беленький и остаётся.
На этом происки почтальона Печкина закончились. А Шарик ещё долго читал ему свою поэму:
Ночь, улица, фонарь, стройбаза…Дружок взял след почти что сразу.Тот след был от грузовика,Его не замело пока.Для тренированных собакСледы брать – это же пустяк…И он бежал, бежал,Бежал…Бежал, бежал, бежал,Бежал, бежал…Против бури, против ветраЦелых двадцать два кил-метра…
Пока Печкин не заснул. И это ещё был не конец поэмы. Конец был Шариком ещё не придуман.
Глава десятая
Фотий – нельзя работать
Однажды, это было в июле, смотрят дядя Фёдор, Шарик и Матроскин – идёт по деревне почтальон Печкин и на гармошке играет.
Дядя Фёдор удивился:
– А вы, дядя Печкин, на гармошке играть умеете?
– И на гармошке, и на балалайке, – отвечает Печкин. – У нас в Простоквашино все жители такие музыкально способные. Дед Сергей с горушки на контрабасе в клубе играет, а Пелагея Капустина на пиле.
Дядя Фёдор поразился:
– Надо же, а я и не знал!
– Это что, – говорит Печкин. – Вот в молодости я даже на скрипке играл.
– На скрипке?!
– Ну да. Я на скрипке в молодости щеглов подманивал.
– Ой, – кричит Шарик, – это как раз для меня. Давайте вы будете для меня разных птиц подманивать, а я буду их фотографировать.
– Я тебе и на гармошке кого хочешь подманю, – сказал Печкин.
Он стал на гармошке петухом кукарекать. Да так задиристо и громко, что десять петухов со всей деревни сбежались и давай его клевать.
Печкин, дядя Фёдор и все скорее в ближайший дом убежали. Это была почта.
Тут Матроскин спрашивает:
– Что это вы, уважаемый гражданин Печкин, сегодня не работаете? А в середине дня с гармошкой разгуливаете?
– А сегодня такой праздник религиозный «Фотий – нельзя работать».
– Вот те раз, – говорит Матроскин. – Вот какие бывают праздники! Нельзя ли поподробнее?
– Нельзя, – говорит Печкин. – Я в календаре только название прочитал. И обрадовался. Там больше ничего не было.
– А может, там написано дальше, что работать нельзя, а надо учиться или книги читать?
– Может быть, – ответил Печкин. – Только пока я дальше не узнаю, я буду отдыхать и на гармошке играть.
– Всё, – говорит дядя Фёдор. – Идём к профессору Сёмину, пусть он нам расскажет, что это за праздник.
Профессор Сёмин очень обрадовался гостям:
– Откуда вы знаете, что у меня день рождения?
А они не знали. Поэтому дядя Фёдор быстро сорганизовал Шарика сбегать домой и принести в подарок пару банок солёных грибов.
Печкин в суматохе добежал до почты и нарвал там красивых тюльпанов. Так что всё обошлось.
Тогда дядя Фёдор спросил:
– Уважаемый профессор, что это за праздник такой «Фотий – нельзя работать»?
Профессор Сёмин сказал:
– Честно скажу – не знаю. Религиозных праздников в календаре пруд пруди. А про такого Фотия я и не слыхивал.
– Придётся к отцу Дионисию в Троицкое топать, – сказал Печкин. – У него там толстая книга есть про праздники.
– Не надо в село Троицкое топать, – сказал Сёмин. – Давайте посмотрим в Интернете, что это за праздник такой.
Он включил компьютер и стал искать в Интернете про Фотия, на которого нельзя работать.
Пока профессор Сёмин искал загадочного Фотия, кот Матроскин листал красивые альбомы, которые всегда были разложены у профессора Сёмина для гостей.
Он, конечно, выбрал самый интересный – «Интерьеры домашних усадеб русских царей. Петергоф».
Он рассматривал дворец и думал: «Вот это дворец! Это ж целый аэродром! Это ж сколько дров для него зимой потребуется! Вот это окна, какая красота! Как же их протирать? Да на них мочалок не напасёшься. Да их с утра до вечера протирать надо! Вот у нас окошки – плюнул на тряпочку, раз – и всё! А полы – паркетные! Просто загляденье! Мне таких полов даром не надо! Как только последний пол вымоешь, первый уже снова запачкают».
Потом он рассматривал фонтаны и скульптуры и стал почему-то недовольно фыркать. Он позвал дядю Фёдора и говорит:
– Какая неприятная скульптура.
– Вот эта?
– Да, вот эта. «Самсон, раздирающий пасть льва».
– А почему?
– Потому что мне льва жалко. Да ты сам посуди, дядя Фёдор, – сплошное неуважение к кошачьим. Есть «Витязь в тигровой шкуре». А вот тигра в витязевых доспехах нет. А чёрных кошек вообще преследуют из-за цвета шерсти.
Он ещё раз посмотрел на скульптуру «Самсон, раздирающий пасть льва» и сказал дяде Фёдору:
– Надо бы дополнить композицию. Сделать ещё одну скульптуру: «Не получилось».
– Какую скульптуру?
– Лев сидит на груди Самсона.
– А почему «Не получилось»?
– Потому что если у Самсона не получилось, то у льва уж точно получится.
– Смотрите, есть такой святой Фотий. Даже есть его фотография. Вот что про него написано:
