Я полностью разворачиваюсь к нему.
— Привет.
— Мы собираемся куда-то или ты так одета только для меня?
— Мы никуда не собираемся.
Его брови поднимаются и губы расплываются в насмешливой улыбке. Он подходит ко мне.
— Мы не идем?
Я медленно отрицательно качаю головой.
— Я хочу попросить тебя об одном одолжении.
— Тебе разрешено просить об одолжении?
— Тебе понравится то, что я попрошу.
— Ты привлекла мое внимание.
— Я хочу, чтобы ты занялся со мной жестким сексом.
На мгновение он замирает, никто из нас не говорит ни слова. Мы просто смотрим друг на друга, и тогда он произносит одну фразу:
— Нет.
— Почему нет? Я думала, ты хотел отомстить.
— Я пытался заниматься жестким сексом и мне это не понравилось.
Я испытываю шок от сильной вспышки ревности, которая разрывает меня своими шипами, он уже делал это с кем-то другим. В конце концов, для меня это не новая территория, поэтому претендую исключительно на свою собственную.
— Я хочу поучаствовать.
Его глаза сужаются, становясь холодными, как камни. Недоступными. Они напоминают мне глаза его отца. У меня по телу проходит невольная дрожь, мне становится страшно. А если я ошибаюсь? Что, если он по-настоящему способен причинить мне боль?
— Что ты знаешь о грубом сексе?
— Покажите мне, что нужно знать.
— Это то, что тебе действительно нужно? — его голос становится таким мягким, угрожающе мягким.
— Да.
Его руки поднимаются к моему лицу, и я не могу остановить их. Я вздрагиваю от его прикосновений, и он улыбается холодной, понимающей улыбкой. Осторожно он проводит по моей щеке пальцами.
— Ты еще совсем ребенок. Ты не знаешь, чего просишь, — говорит он, и собирается отвернуться, когда я поднимаю руку и изо всех сил, ударяю его по щеке. Пощечина настолько сильная, что от неожиданности его голова дергается в сторону, а моя ладонь начинает гореть от боли. От выпитого алкоголя моя голова становится такой легкой и немного кружится, словно это сделала ни я, а как бы наблюдаю свои действия со стороны. Я тупо смотрю на его щеку, на которой ясно просматривается белый отпечаток моей ладони, и перевожу взгляд к его глазам. В них плещется неистовство и неприкрытая ярость.
— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он.
Вместо ответа я опять поднимаю свою руку, но на этот раз он готов и ловит ее на лету. Я кидаюсь к нему и кусаю жестко за шею. Он в бешенстве, и из его горла вырывается рык.
— Ты унаследовал все эти деньги, поэтому каждый относится к тебе, как к некоему Божеству, но ты просто трусишка, скрывающийся за фасадом превосходства, избалованный богатый ребенок, который делает все на свете, что говорит тебе сделать отец.
Он начинает смеяться, реально смеяться, и вдруг я ловлю себя на мысли, что никогда не видела его веселым, не видела, чтобы он, запрокинув голову, так смеялся и был настолько беззащитным.
— Интересно, кем бы ты был без денег пра-прадедушки? — с насмешкой спрашиваю я.
— Я бы все равно хотел оттрахать тебя до бесчувствия.
— Пошел ты, — кричу я и как будто внутрь меня вселяется обезумевший демон, начинаю пинать его ногами, сильно бить кулаком по его крепкому телу. Словно мешок картошки, он поднимает меня и перекидывает через плечо. На несколько секунд я замолкаю от шока, перевернувшись с ног на голову, то что я вишу вниз головой, и начинаю его опять колотить кулаками по спине, пока он несет меня в спальню.
— Ты не доверяешь никому, никого не любишь, ты просто уродливое, без эмоциональное бревно, — пронзительно кричу я.
Блейк швыряет меня на кровать. Я падаю, задохнувшись на одеяло, но остаюсь невредимой. Моя голова по-прежнему продолжает кружиться, но черт с ней, комната шатается перед глазами, словно рождественская карусель. Но самое главное, у меня полностью прошел весь страх и опасения. Моя единственная цель — побудить его лишиться жесткого контроля, которому подчинено каждое его движение. В моем взгляде скользит издевательство, так же, как и в голосе:
— Испугался пизды, Баррингтон?
Его голова дергается, словно я ударила его в подбородок.
— Ты действительно хочешь жесткого секса? — спрашивает он.
Я киваю.
Его губы искривляются в сардонической ухмылке. Он расстегивает свою рубашку и тянет вниз брюки, вместе с боксерами, выпуская свой член наружу и отбрасывая свои трусы за спину, делает шаг к кровати.
— Вот он, любовь моя, — скрипучим голосом говорит он.
Одним плавным молниеносным движением он рывком тянет меня вверх, ловит подол моего длинного платья и сдвигает кверху. Он стоит и сверху смотрит на закрытую мою верхнюю часть тела, и нижнюю — с бесстыдно раскинувшимися неизящно раздвинутыми ногами в чулках с подвязками. И прежде чем я могу более или менее осознать, что происходит, хватает меня за бедра, и переворачивает на живот, его пальцы больно впиваются в мою кожу, заставляя упереться на руки и колени. Он с такой силой сжимает мою задницу, и очень грубо раздвигает две половинки, разминая их, словно они два куска теста, и с таким напором впечатывает свой член в мой мокрый вход, с остервенением, что я на самом деле перехожу на вой от шока. Он застывает на какое-то одно мимолетное мгновение, словно тоже потрясен дикостью и жестокостью его собственной атаки.
— Не останавливайся, — слышу я свой собственный хриплый голос, который не узнаю.
И он с силой вдалбливается снова, и на этот раз не останавливается даже, когда я кричу и вою. Все мое тело, словно не мое, а принадлежит какой-то тряпичной кукле, которая содрогается и вибрирует от глубоких яростных толчков. Я хочу закричать, но не смею, боясь, что он остановится. Он сильно бьется животом о мои раздвинутые половинки задницы. Его руки путешествуют по моему гладкому потному телу, впиваясь и сжимая мертвой хваткой, пытаясь направить мои движения, чтобы войти как можно глубже. Он с такой силой вбивается в меня на всю длину, что я чувствую, как его член доходит до моего центра.
Каждый удар — это пытка, но боль перемешивается со странным и восхитительным удовольствием. Через какое-то время он кончает, наклоняется вперед, целует меня в плечо и медленно выходит из меня.
Моя киска так воспалена, щиплет и пульсирует от боли. Это конец думаю я. Потом вдруг чувствую, как его рот слегка облизывает покрасневшую, натертую кожи моих складочек. Он мягко просовывает бархатный язык внутрь, но даже это болезненно, как ад. У меня вырывается непроизвольный стон, и он проводит своим языком по всей длине, начиная слегка посасывать клитор. Я тут же забываю, что у меня что-то болит, потому что меня накрывает чистое потрясающее непередаваемое удовольствие. Как будто предыдущая боль оживила мои нервы и сделала их более восприимчивыми, и наслаждение, которое я испытываю гораздо более мощное, нежели то, что я испытывала прежде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
