Не зная его, тяжело понять, почему он не ушел из семьи. Дело в том, что он был мягким, добрым человеком и любил мать больше жизни. Он простил ей измену, понимая, как матери было страшно и одиноко, пока он воевал на Тихом океане.
Чем больше я думала о маме и Билле, тем противнее мне становилось. Я вспоминала, какой кокетливой и смешливой мать становилась рядом с ним, как она подкрашивала губы, ожидая его прихода; у нее даже голос смягчался, когда она говорила с любовником. Я вспомнила, как они с Биллом поцеловались в тот вечер, когда я рассказала, что он трогал меня между ног. Вспомнила, как мать отправляла меня играть в сад, когда Билл приходил в гости. Меня стало мучить подозрение: закончился ли их роман, когда папа вернулся с войны? Или они продолжали тайком встречаться? Из-за чего мама с тетей Гвен разругались, когда мне было одиннадцать? Гвен, наверное, застукала ее с Биллом? Неужели Билл все еще спал с мамой, когда начал насиловать меня?
Это отчасти объясняет, почему мама не поверила, что Билл пристает ко мне. Она не могла подумать, что ее любовник, да к тому же мой биологический отец, способен на такое. Поэтому решила, что я все придумала. Она не хотела признать очевидного: ее любовник был ужасным подлецом и негодяем.
Почему же мама упорно обвиняла во всем меня? В чем я была виновата, так это в том, что появилась на свет, и тут уж я ничего не могла исправить. Мать говорила, я порчу всем жизнь тем, что ворошу прошлое, с его обидами и ошибками, но она сама совершила эти ошибки, она и ее любовник Билл. Мы со Стивом к этому не причастны, мы – жертвы обстоятельств. Однако в то время я была так подавлена, что винила во всем себя. Я считала себя плохим человеком, думая так: не будь я такой плохой, все эти ужасные события не произошли бы со мной. Изо всех сил я старалась стать хорошей, просила у Бога помощи. Но Бог меня не слушал, а значит, я точно плохая.
Спустя несколько дней после того, как я узнала имя своего настоящего отца, я пошла к врачу из-за проблем с месячными. Доктор был очень мил. Когда он спросил, что еще меня беспокоит, я не выдержала и разрыдалась. Мне хотелось все ему рассказать, излить душу; мне казалось, он чувствовал, что что-то со мной не так.
Но я не стала. Как я могла объяснить доктору, что десять лет терпела издевательства и насилие? Как рассказать о том, что родная мать постоянно унижала меня? Билл внушил мне, что никто не поверит моим словам. Он постоянно напоминал, что в глазах окружающих он просто любящий дядя. Все уверены, что мне нравится быть с ним. Что я люблю его.
Поверил бы мне этот добрый доктор? Я не хотела рисковать и сказала, что все в порядке и что я просто устала после практики в больнице. Я также сказала, что у меня по-прежнему бывают головные боли и боли при менструации, но в остальном все отлично.
Доктор сказал, что выпишет мне новое, более мощное лекарство, которое поможет справиться и с головной болью и с болями при месячных, да и вообще, я стану чувствовать себя намного лучше. Я согласилась бы на что угодно, лишь бы мне стало лучше. Сжимая в руке заветный рецепт, я поспешила в ближайшую аптеку. Я сожалела, что так и не набралась смелости рассказать обо всем врачу. С другой стороны, была очень рада, что все мои проблемы со здоровьем, оказывается, можно решить, просто принимая таблетки.
В те времена мы безоглядно доверяли докторам, боготворили их. Если врач говорит: эти таблетки помогут, – значит, их нужно принимать, не раздумывая. Препараты на основе бензодиазепинов по-прежнему считались безвредными чудо-лекарствами, хотя некоторые исследования показывали, что они вызывают привыкание. Миллионы людей, в особенности женщин, годами принимали эти таблетки. Я была одной из них.
Через некоторое время я и правда почувствовала себя лучше. Голова перестала болеть, а месячные проходили пусть и не совсем гладко, но почти безболезненно. Видимо, менструальные боли вызвал стресс, так что, когда таблетки начали действовать и я стала спокойнее относиться ко всему происходящему в семье, они прекратились.
Что касается учебы, я не осмелилась спорить с матерью, особенно после недавнего скандала. Она связалась с администрацией колледжа и потребовала, чтобы мне разрешили продолжить обучение. Я совсем не хотела учиться на медсестру, но мой голос ничего не значил. Однако ректор колледжа разговаривала с сестрой-смотрительницей больницы, в которой я работала, и они решили, что будет лучше, если я сделаю перерыв в обучении. Дело в том, что практические занятия в больницах – а именно с практикой у меня возникли трудности – составляют очень важную часть программы второго курса, так что ректор предложила мне вернуться, когда стану старше.
Мать и слышать об этом не хотела, она была уже готова обрушиться на ректора, когда та сказала, что есть еще один выход. Правительство только-только запустило пробную программу по подготовке медицинских администраторов. Для начала набирается шесть студентов. Не хочу ли я стать одной из них? Маме это показалось престижным – правительственная программа, как-никак, – поэтому она ответила согласием за меня.
Со мной она, конечно, не советовалась. О переводе на журналистский факультет и речи не было.
Мне так нравилось в колледже, что я была рада учиться на кого угодно, лишь бы только не на медсестру. Осенью шестьдесят второго года я одной из первых в стране стала учиться на медицинского администратора. Я по-прежнему виделась с подругами и продолжала участвовать в студенческой жизни. Это помогло мне успокоиться после непростого лета.
Со Стивом мы так и не виделись. Он не заходил к нам, а я не ходила к ним. Я еще не оправилась после расставания, но молодость потихоньку брала свое.
Так или иначе, мне казалось, что меня предали. Я привыкла к тому, что от матери нельзя ждать ничего хорошего, но события этого лета переходили все границы. А каково было моему доброму, чувствительному отцу? Я никогда не говорила с ним об этом. Он избегал меня. Думаю, так он пытался защитить меня, хотя мне было бы приятно с ним поговорить – ведь больше со мной никто не разговаривал.
Дядя Билл не появлялся до конца года. Наверное, дома у него было неспокойно. Гвен сердилась на него. Я часто думала об их семье, особенно о Стиве. Нельзя просто взять и забыть о любви, тем более о такой сильной, как наша. Я скучала по Стиву и еще долго рыдала по ночам, не в силах его забыть.
– Теперь тебя там ненавидят, – сказала мама, и я поверила.
Как я могла показаться им на глаза? Это ведь я была во всем виновата. Если бы я не родилась, все сложилось бы хорошо. Не страдал бы ни один человек.
Это была моя вина, мой позор, и мне предстояло жить с этим почти всю оставшуюся жизнь.
Глава четырнадцатая
В колледже мне очень нравилось. Помимо учебы, я занималась в театральной труппе, пела в церковном хоре, а по пятницам выступала с местными группами. Постепенно я начала жить как нормальная студентка. Лишь когда оставалась наедине с собой, ужасные воспоминания и мрачные мысли снова давали о себе знать, но к этому времени я уже научилась не думать о плохом и делать вид, что все замечательно.
Мама по-прежнему относилась ко мне очень жестоко. Старшие сестры, Элен и Роузи, вышли замуж и больше не жили с нами. Том вступил в Королевскую морскую пехоту и служил где-то за границей. Дома остались только я и Анна; младшая сестра стала маминой любимицей, я же, как и раньше, была «причиной всех несчастий в семье». К счастью, будучи сильно занята, я проводила дома мало времени, потому что участвовала в самодеятельности и усердно занималась.
Билла я не видела больше года, и это радовало меня больше всего. Я даже стала надеяться, что все самое страшное позади и больше никогда его не встречу. Больше не придется его ублажать. Я изо всех сил старалась оставить всю боль там, где ей самое место, – в прошлом. Мне хотелось начать новую жизнь, в которой не будет места несчастью и страху.
Когда мне уже исполнилось восемнадцать, я познакомилась с актером по имени Алистер, высоким, смуглым и очень привлекательным молодым мужчиной. Алистер притягивал к себе людей, к тому же был прекрасным актером. Все девушки сходили по нему с ума, так что я безумно обрадовалась, когда он пригласил меня на свидание. Не кого-нибудь, а именно меня!
Я была поражена, но, не раздумывая, сказала «Да!». «Пожалуйста!» – чуть не вырвалось у меня.
Мы стали встречаться, и тут в моей жизни снова появился дядя Билл. Как-то раз я вернулась домой после занятий, а он, как ни в чем не бывало, сидел у нас в гостиной и пил чай. Я, не веря своим глазам, сразу поднялась к себе в комнату, но мать заставила меня спуститься. На что она рассчитывала? Что я стану относиться к Биллу как к отцу? После всего, что он сделал со мной? Я ведь рассказала ей, как он приставал ко мне, делал мне больно. Я спустилась, поздоровалась с Биллом и, посидев немного, как говорится, для приличия, вернулась к себе наверх. Ни слова не было сказано ни о том, что я узнала, кто мой настоящий отец, ни о моем расставании с его сыном. Биллу явно не хотелось говорить об этом, а мне и подавно.
