— Тогда мы не сидели бы сейчас и не разговаривали. Пострадал Канцлер. Безобидный старик…
Но Инна еще долго не могла успокоиться. Она вызвала врача отеля и потребовала, чтобы ей сделали промывание желудка. Когда ее требование выполнили, она, притихшая и измученная, удалилась в спальню. Павел по-прежнему сидел на диване, щелкая пультом телевизора и бессмысленно переключая каналы.
— Павлик, — раздался зов из спальни.
Павел внутренне застонал, но пошел в спальню, отбросив дистанционный пульт.
— Чего тебе? — грубо сказал он. — Опять секса?
— Нет, — голосом, поразившим Павла, сказала Инна. — Просто, если тебе не трудно, посиди со мной. Мне страшно.
Она взяла его руку и прижалась к ней щекой.
— Чего ты боишься?
— Смерти. Того, что ты меня не любишь. Родов. Я всего боюсь.
— Ну насчет смерти я тоже побаиваюсь, а насчет моей нелюбви к тебе… Зачем тебя мне навязали? У меня была любимая девушка, у меня были планы на жизнь, а теперь осталась только ты и вся ваша Община.
— Павлик, ну хоть немножечко будь ласков со мной!
— Тогда не изображай из себя стерву.
— Я не стерва, Павлик, я хорошая. Я тебе это докажу. Хочешь, я с крыши спрыгну ради одного твоего ласкового взгляда?
— Инна, не дури. Давай-ка спать.
Павел поднялся.
— Ты куда?
— Побриться и почистить зубы перед сном.
— Не надо. Не уходи.
— Ну хорошо, дай я хоть разденусь.
Павел разделся и скользнул к Инне под одеяло. Его вдруг резануло чувство, доселе ему неведомое. Он вдруг понял, что Инна — просто женщина, запутавшаяся, несчастная, но ненавидеть ее было бы не по-мужски.
Инна скоро заснула, прижавшись к боку Павла, а он долго еще не мог заснуть, все думал о Канцлере и о том, как получилось, что он умер, а они нет.
Под утро он задремал, и тут в его сон вошел телефонный звонок.
— Алло?
— Мистер Лозоход?
— Да.
— Говорят из администрации отеля. Поступил звонок из окружного морга. Переадресовать его вам?
— Да.
В трубке что-то щелкнуло, и Павел услышал суховатый женский голос:
— Мистер Лозоход?
— Да, я слушаю.
— С вами говорит доктор Ригли. Я проводила вскрытие человека, который поступил к нам под именем "Канцлер". Он, кажется, ваш родственник?
— Нет, просто друг.
— Мне бы хотелось, чтобы вы приехали и ознакомились с результатами вскрытия.
— Я немедленно приеду. Назовите адрес.
— Улица Мортильер, один. Я встречу вас у входа.
— Хорошо.
Связь разъединилась.
Павел встал и начал одеваться.
— Ты куда? — Инна проснулась, но глаза ее все еще были сонными.
— В окружной морг. Ознакомиться с результатами вскрытия Канцлера.
— Ох, Пашечка, не езди. У меня дурное предчувствие.
— Инна, не ерунди. Погиб мой друг. Я даже имени его настоящего не знаю, а он… Может быть, этот отравленный кусок предназначался мне. Или тебе. Надо ехать.
— Тогда можно я поеду с тобой?
— В морг?
— Ну и что? Я подожду в машине. Не бросай меня одну!
— Хорошо, только не устраивай истерик. Одевайся. У нас мало времени.
Пока Инна одевалась, Павел вызвал такси.
Когда они спустились в холл, такси уже ждало их у выхода. Они сели, Павел назвал адрес.
Ехать пришлось далеко. Видимо, окружной морг не пользовался у местных жителей хорошей репутацией.
Такси подъехало к дверям морга. У дверей стояла и курила высокая сухопарая женщина в зеленом медицинском халате. Из-под халата виднелись джинсы и туфли на высоком каблуке.
Павел вышел из машины.
— Вы доктор Ригли? — спросил он женщину.
— Да. А вы мистер Лозоход?
— Да. Со мной моя невеста.
— Я не советовала бы ей входить в стены морга.
— Я тоже так думаю. Инна, ты обещала мне, что побудешь в такси.
— Хорошо. — Инна быстро клюнула Павла в щеку. — Иди и знай, что я жду тебя.
Следом за доктором Павел вошел в морг.
Доктор Ригли привела его в небольшую комнатку, где пахло дезинфектантами, и сказала:
— Подождите минутку.
Павел кивнул.
Доктор Ригли вышла и скоро вернулась, держа в руках папку с распечатками. Села напротив Павла, открыла папку.
— Итак, момент истины, — сказала она сухо, без намека на шутку. — Ваш друг, имени которого вы, как ни странно, не знаете, скончался от анафилактического шока.
— То есть? Он был отравлен?
— Можно сказать, что отравлен. В пище, которую вам подали за ужином, оказалось слишком много бензоата натрия. В принципе это безобидная пищевая добавка, и организм нормального человека, не аллергика, воспринимает ее спокойно. Но ваш друг был аллергиком, реагируя именно на бензоат натрия. У него начался отек легких, асфиксия и внутреннее кровотечение. Вообще-то аллергика можно спасти, если вовремя ввести ему специальные препараты, но кто же мог знать! К тому же асфиксия настигла его мгновенно, к появлению врачей пациент был уже необратимо мертв.
— Выходит, кто-то отравил пищу…
— Нет. Пища в прямом смысле не была отравлена. Смертельной она оказалась только для вашего друга. Кто мог знать, что у него аллергия?
— Это мне и предстоит выяснить.
— Почему вам? Будет работать полиция…
— Нет. Я сам. Он очень много для меня значил. И то, что я так и не узнал его имени, — позор для меня. Когда я могу забрать тело из морга, чтобы похоронить его.
— Думаю, дня через три.
— Через три дня наступает полнолуние, — пробормотал Павел.
— Да, а для вас это что-то значит? — спросила доктор Ригли.
— Нет, нет, просто моя жена становится немного нервной во время полнолуния. Доктор, а можно забрать тело раньше?
— Хорошо. Рекомендую вам похоронную контору "Аид". Они возьмут на себя все — от бальзамирования тела до рытья могилы. Вот их телефон.
Павел взял глянцевую визитку.
— Это же надо, — пробормотал он по-русски.
— Вы что-то сказали? — по-английски спросила его доктор Ригли.
— Это я так, мысли вслух, — на английском же ответил Павел. Вообще, он только радовался тому, что в совершенстве знал этот язык. Иначе в Толедо ему было бы совсем не с кем, кроме Инны, поговорить.
— Позвоните в "Аид", они заберут тело.
— Хорошо.
Павел попрощался с доктором, сел в такси. Машина резво покатила прочь от морга.
— Ну что? — по-русски спросила его Инна.
— Тело можно забрать через три дня, а через три дня полнолуние, — по-русски ответил Павел.
— Черт! Но мы же превратимся!
— То-то и оно. Мне дали адрес похоронной конторы и телефон. Я сейчас позвоню им, и они заберут тело сами и все подготовят к похоронам. Когда полнолуние пройдет, мы устроим погребение.
— Как все это ужасно! — мрачно сказала Инна. — Смерть, погребение. И это при том, что мы приехали отдохнуть и насладиться красотами Толедо.
— Потерпи, еще насладишься.
Когда они вернулись в номер, Павел первым делом позвонил в "Аид". На том конце провода ему отвечала сама любезность. Тело будет взято из морга немедленно и подвергнуто бальзамированию. Когда клиент желает провести погребение своего друга? Через три дня, но сам на церемонии присутствовать не будет? Дела? Сочувствуем-сочувствуем. Не волнуйтесь, все будет по высшему разряду. На кладбище Мортурито, участок семь.
— Ну хоть с этим разобрались, — выдохнул Павел. — А теперь вот что скажи мне, дорогая: что мы будем делать, когда наступит полнолуние?
— Превратимся.
— В отеле? В "Хилтоне"?
— Ох, тысяча чертей! Я не подумала.
— Зато у меня есть идея. Мы отправимся на кладбище Мортурито. Превратимся там и заодно проводим Канцлера.
— А как же одежда?
— Возьмем с собой запасную. И вот еще что: ты водишь машину?
— Да.
— Отлично.
— Что ты задумал?
— Мы возьмем напрокат машину и доедем до Мортурито. Там поставим машину в укромном месте и изменимся. А когда изменение пойдет в обратную сторону, мы переоденемся в машине и отправимся в "Хилтон".
— А если за это время машину угонят?
— Кто ж позволит? Я, например, не собираюсь охотиться. Я буду сидеть неподалеку от машины и выть — петь погребальную песнь своему Канцлеру. А ты — побегай, порезвись.
— С двумя детьми в животе не особо-то побегаешь. Да и за кем охотиться на кладбище?
— В общем, сама решай.
— Хорошо.
Три дня до полнолуния пролетели незаметно. Павел узнал, что "Аид" уже забрал тело Канцлера и все приготовил к похоронам. Павел тосковал, его грыз непонятный страх. Возможно, это был страх перед Изменением.
Они загодя взяли напрокат машину и положили в нее сумку с одеждой, бутылки с питьевой водой (после обратного Изменения очень хочется пить) и в вечер полнолуния отправились на кладбище.
Они были там за час до того, как взойдет луна. Вышли из машины, сбросили одежду. Холодный осенний ветер заставлял съеживаться, но Павел и Инна знали, что так будет только до Изменения.
