— О, а вот и они, — заметил ребят инструктор. — Идемте знакомиться.
Первым подошел, как и предполагалось, Мос Шарп, он же Моисей Соломонович Шапиро, щитовик, обещанный инженером, русский еврей из Бердичева, погибший во время погрома в середине Гражданской войны. А вторым — Мих Тен, он же Михаил Иванович Тен, канонир, невозмутимый, как самурай, русский кореец, разорванный в клочья взрывом в наступлении во время Великой Отечественной войны в 1944 году на Украине. Оба новых члена экипажа с интересом оглядели молодых владельцев супердредноута, сделали для себя какие-то известные только им выводы и кивнули, соглашаясь на контракт, тут же переброшенный каждому на импланты. Оплату профессионалам положили вдвое больше, чем по стандарту для ЧВК — по двенадцать тысяч кредитов в месяц и одному проценту от добычи. Щитовик и канонир на некоторое время замерли, изучая контракты, а затем подписали их электронными подписями и сбросили обратно Артему, который тоже подписал и переслал оба в Таомар, службу занятости Таорской империи. Также контракты подписали Леонид Петрович, Инголин и фон Бревен, правда их оплата и проценты были значительно выше. Все контракты зарегистрировали почти мгновенно. Артем только головой покачал — нравилось ему, как четко и быстро работают государственные службы в империи. После этого юноша перевел всем через имплант первое жалование со счета ЧВК «Деяние». А полковнику дополнительно перечислил средства на найм людей в десантную секцию, на что тот только кивнул, подтверждая получение денег.
— Ну что, пора на «Петроград», — потер ладони Леонид Петрович, которому очень не терпелось своими руками пощупать системы управления необычного корабля.
— Да, пора, — кивнул Артем. — С двадцать второй станции как добираться будем?
— Да челнок арендуем, — хмыкнул старый пилот. — Прямо на выходе из лифта, а то и еще с него закажем, я знаю, где и как. Намного быстрее будет, чем на рейсовом.
— А мне на корабле пока делать нечего, — отказался от путешествия фон Бревен. — Тем более, что вечером встречаюсь с погонщиками. Если согласятся, то будут у нас двое способных сразу по четыре манипулы дроидов держать. Таких мало, обычно две, ну три. А начинающие — и вовсе одну. Да и десантников я парочку толковых присмотрел, вышли в отставку в звании капитана и старшего лейтенанта. Оба хорошо повоевали, опыт имеют громадный, знают, что делать по обе стороны мушки. У каждого есть свои люди, которые, скорее всего, вместе с командирами придут.
— Хорошо, — кивнул Артем. — Вот только врача мы так и не нашли…
— Придется брать неопытного, — вздохнул Леонид Петрович.
— Придется.
Улетающие попрощались с полковником и собрались было пройти в здание вокзала, но не успели — к ним быстрым шагом подошла довольно молодо выглядящая женщина в легком платье. Красивая женщина, но какой-то холодной, отстраненной красотой. Длинные каштановые волосы были заплетены в тугую косу, большие серые глаза холодны, как лед, фигура могла вызвать слюноотделение у любого представителя сильного пола, но почему-то не вызывала, наоборот, от ее обладательницы хотелось держаться подальше, от нее словно расходились флюиды чего-то неприятного и склизкого.
— Добрый день! — резким, неприятным для слуха голосом поздоровалась она с Артемом и Бором, причем было четко видно, что здоровается она именно с ними, а остальных нарочито игнорирует. — До меня дошли слухи, что вам нужен военврач. Я — военврач высшей категории, хирург и медтехник, и как раз ищу работу.
— Вот черт! — выругался Леонид Петрович.
— Ее только не хватало… — вторил ему фон Бревен.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровались ребята, не понимая их реакции. — Да, нам нужен врач, но нам не каждый подходит. Кто вы?
— Олга Дом, иначе Ольга Петровна Домогацкая, — представилась женщина. — Москва, 1995 год, погибла во время бандитской разборки, получив случайную пулю. Просто проходила по улице.
До Артема дошло, что это та самая женщина, о которой вчера говорили инструктор с полковником. Но откуда она узнала, что им нужен врач и где их можно повстречать? Странное что-то. Он хотел было сразу отказать ей, но что-то не дало юноше сделать этого, что-то идущее из самых глубин души. Артем даже удивился, но понял, что от госпожи Домогацкой зависит что-то крайне важное, и ее наличие в экипаже может однажды спасти их всех. Откуда пришло это знание, он не знал, но был твердо уверен, что это именно так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я слышал о вас, — холодно обронил юноша. — Врач, по отзывам, вы очень хороший, но вот человек…
— Ну, конечно, — насмешливо оскалилась Ольга Петровна. — Сильные мужчины успели ославить слабую женщину. А еще говорят, что это женщины падки на сплетни…
Леонид Петрович и Карл Генрихович побагровели, но оправдываться не стали, предпочли промолчать, явно не желая спорить с этой стервой.
— Человек, оскорбляющий других просто из любви к «искусству», не должен удивляться отношению этих других к себе, — голос Артема внезапно стал гулким, приобрел какой-то потусторонний оттенок, он пронизывал слышащих его до костей, заставляя замереть на месте и внимать чему-то запредельному, что куда выше человека.
Землянин попытался дернуться, замолчать, ему не свойственны были такие речи, но полностью потерял контроль над своим телом. Его устами сейчас говорил не он, а нечто непонятное и пугающее, нечто грандиозное и непонятное, и все внимали простым словам, как будто это было какое-то откровение, несущее в себе мудрость самого мироздания.
— Стремление причинить боль ничего плохого вам не сделавшему человеку превращает вас в ничто, — продолжали литься странные слова. — От вас отказались все, у вас нет ни друзей, ни близких, но вы продолжаете отталкивать от себя всех. Да, вас однажды предали, но это не причина самой становиться тварью, что вы вполне успешно делаете. Вам многое дано, так используйте это, а не превращайтесь в то, что сами ненавидите. Не превращайте в ад жизни всех, кто случайно оказался рядом, и вы увидите, что к вам относятся совсем иначе, чем прежде. Вы способны стать Целителем, а может, и Целителем Душ, если перестанете причинять другим боль ради удовольствия.
Гулкий голос смолк. Ольга Петровна обхватила ладонями свои щеки, почему-то именно в этот момент она окончательно призналась себе, что унижает и третирует всех вокруг потому, что получает от этого буквально оргазмическое наслаждение. То есть она — моральная садистка? Не правдолюбка, как военврач не раз убеждала себя, видя, как шарахаются от нее люди, а просто садистка? От этого осознания женщине перехватило дух. Она же была уверена, что говорит правду, да, нелицеприятным образом, но правду, а люди просто боятся этой правды, потому и не желают иметь с ней ничего общего. А это оказалось не так. Кто же этот мальчишка, заставивший ее впервые за много лет задуматься? Впрочем, а мальчишка ли это говорил? Ольга Петровна очень сомневалась, будучи почти уверена, что через него с ней заговорила какая-то высшая сила, как бы не один из ангелов.
— От тебя многое зависит, — снова зазвучал голос. — Ты можешь стать чем-то намного большим, чем была, если будешь помнить одну истину: «Другому тоже больно!». Не причиняй людям боли просто так, особенно ради удовольствия, и ты со временем сама многое поймешь.
Из Артема словно выдернули стержень, нечто невидимое, говорившее за него, ушло, оставив после себя пустоту. Юноша пошатнулся и чуть не упал, Леонид Петрович едва успел поддержать его за руку.
— Это что такое было? — с трудом выдавил из себя фон Бревен. — Я чуть умом не двинулся…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не ты один… — проворчал Моисей Шапиро. — Мы к кому это нанялись, а? К пророку, что ли?..
— Парень, ты чего это утворил?.. — растерянно спросил Инголин.
— Эт-то н-не я… — отчаянно помотал головой Артем. — Это кто-то другой через меня говорил, кто-то… э-э-э… огромный…
— Да уж понятно, что не ты, человек так говорить не может, — покивал инженер. — Но кто?
— Я и сам хотел бы это знать… — поежился юноша. — Но от него осталась уверенность, что…
