Когда дверь отворилась, Сара отошла в сторону – она вспомнила о сикспенсе, – но ей была видна освещенная передняя и мистер Монморанси со старшими детьми.
– В Москве очень глубокий снег? – спросила Дженет. – Там везде лед?
– Ты будешь ездить на дрожках? – в свою очередь, спросила Нора. – Ты увидишь царя?
– Я буду писать вам обо всем, что увижу, – смеясь, ответил мистер Кармикел. – Ну, бегите домой – сегодня такая отвратительная, сырая погода. Мне было бы гораздо приятнее остаться с вами, чем ехать в Москву. Прощайте! Прощайте, мои дорогие! Да хранит вас Бог!
И мистер Кармикел, сбежав с крыльца, сел в карету.
– Если найдешь девочку, – крикнул Гюй Кларенс, прыгая по лежавшему около двери ковру, – скажи ей, что мы любим ее!
А затем дети ушли и дверь затворилась.
– Видела ты бедную-девочку-но-не-нищую, Нора? – спросила Дженет, когда они вошли в переднюю. – Она стояла в сторонке и глядела на нас. Платье ее совсем промокло от дождя, и ей, должно быть, было очень холодно. Мама говорит, что ее платья, хоть грязные и изношенные, сделаны из хорошей, дорогой материи. Наверно, кто-нибудь дает их ей. А в какую ужасную погоду посылают ее за покупками!
Сара, дрожа от холода, подошла к школе.
«О какой это девочке они говорили? – думала она. – И зачем мистер Монморанси ищет ее?»
Она взошла на ступеньки подъезда со своей корзиной, которая казалась ей на этот раз тяжелее обыкновенного, а мистер Кармикел уехал разыскивать в Москве маленькую дочь капитана Кру.
Глава четырнадцатая
Что видел и слышал Мельхиседек
В этот самый день, в то время, как Сары не было дома, на чердаке происходили странные вещи. Единственным свидетелем этого был Мельхиседек, но он был до того перепуган и сбит с толку, что убежал в свою норку и, дрожа от страха, украдкой выглядывал оттуда, наблюдая за происходившим.
На чердаке было очень тихо с тех пор, как Сара сошла рано утром вниз. Только дождь барабанил, не переставая, по крыше и оконному стеклу. Мельхиседеку стало даже немножко скучно, а когда дождь перестал и наступила глубокая тишина, он решил выйти на разведку, хоть и знал по опыту, что пройдет еще много времени, прежде чем Сара вернется в свою комнату. Он бегал то туда, то сюда, обнюхивая все уголки, и наконец нашел оставшуюся каким-то непонятным образом от его вчерашнего ужина корочку. Но только он хотел приняться за нее, как на крыше послышался шум.
У Мельхиседека замерло сердце, и он насторожил уши. Да, кто-то идет по крыше. Шаги приближались к окну… остановились около него. Потом оно тихонько отворилось. Темное лицо заглянуло в комнату, а за ним показалось другое. Два человека стояли на крыше и собирались войти в комнату через окно. Один из них был Рам Дасс, а другой, молодой – секретарь индийского джентльмена. Но Мельхиседек, само собою разумеется, не знал этого. Он знал только одно, что эти люди нарушили тишину и уединение чердака. А когда один из них, со смуглым лицом, влез в окно и неслышно соскочил на пол, Мельхиседек стремительно бросился в свою норку. Он перепугался насмерть. Сары он не боялся: он знал, что она не бросает ничего, кроме крошек, и никогда не кричит, а только тихо и нежно свистит; около же этих страшных людей было опасно оставаться. Он лег, растянувшись, около входа в свою норку и стал смотреть в щелочку блестящими тревожными глазами. Неизвестно, много ли понял Мельхиседек из разговора, который услыхал, но если бы он даже понял все, то остался бы, наверное, в таком же недоумении.
Секретарь, молодой и ловкий, так же неслышно, как и Рам Дасс, спрыгнул на пол и увидал кончик хвоста убегавшего в норку Мельхиседека.
– Это убежала крыса? – шепотом спросил он.
– Да, крыса, саиб, – тоже шепотом ответил Рам Дасс. – Их очень много здесь.
– Фуй! – сказал секретарь. – Удивительно, если девочка не боится их.
Рам Дасс махнул рукою и почтительно улыбнулся.
– Эта девочка любит всех, саиб, – ответил он. – Она не похожа на других детей. Я наблюдал за нею много раз, когда она не видала меня. Часто по вечерам пробирался я по крыше к ее окну, чтобы убедиться, что она жива и здорова; часто, незаметно для нее, я смотрел на нее из моего окна. Воробьи слетаются на ее зов. Она приручила крысу и кормит ее. Здешняя служанка, которой живется очень плохо, бывает счастлива только с нею; маленькая девочка тайком навещает ее и называет мамой; приходит к ней и другая, постарше, которая боготворит ее и готова слушать ее рассказы часами. Все это я видал, когда подходил по крыше к ее окну. Хозяйка этого дома – плохая женщина и обращается с ней как с парией, но она держит себя как дочь раджи.
– Вы, по-видимому, знаете многое об этой девочке, – заметил секретарь.
– Я знаю всю ее жизнь, день за днем, – сказал Рам Дасс. – Я знаю, когда она уходит и когда возвращается; знаю ее горе и маленькие радости; холод и голод, который ей приходится выносить. Я знаю, когда она сидит одна до полуночи и учится по своим книжкам; когда ее подруги прокрадываются к ней и она бывает счастлива, потому что ей можно поболтать и посмеяться с ними. Я узнаю, если она заболеет, и приду, чтобы помочь ей всем, чем могу.
– Вы уверены, что никто не войдет сюда и она сама не вернется и не застанет нас здесь? Это испугало бы ее и расстроило план мистера Кэррисфарда.
Рам Дасс неслышно подошел к двери и встал около нее.
– Никто не войдет сюда, саиб, – сказал он, – а она ушла с корзиной и не скоро вернется. Но если бы она и вернулась, я, стоя здесь, услышу ее шаги еще задолго до того, как она дойдет до конца лестницы.
Секретарь вынул из нагрудного кармана записную книжку и карандаш.
– Прислушивайтесь же хорошенько, – сказал он и стал медленно обходить маленькую бедную каморку, делая какие-то заметки в своей записной книжке.
Прежде всего он подошел к узенькой кровати и пощупал рукою матрац.
– Жесткий, как камень! – воскликнул он. – Нужно заменить его как-нибудь, когда ее не будет дома. Придется принести его днем – ночью этого сделать нельзя.
Он приподнял одеяло и взглянул на единственную, тоненькую, как блин, подушку.
– Одеяло старое и холодное, – сказал он, – простыня грязная и рваная. Каково спать на такой постели ребенку? А камин, должно быть, не топился очень давно, – прибавил он, взглянув на ржавую решетку.
– Ни разу с тех пор, как я здесь, – подтвердил Рам Дасс. – Хозяйка дома заботится только о себе и не думает, что кому-нибудь может быть холодно, кроме нее.
Секретарь быстро записывал что-то в своей книжке. Потом вырвал из нее листок и положил в карман.
– Значит, мы будем пробираться сюда, как воры, – сказал он. – Кто придумал это?
Рам Дасс скромно наклонил голову.
– Мне первому пришло это в голову, саиб, – ответил он. – Я люблю эту девочку: мы оба так одиноки. Раз вечером, когда у меня было очень тяжело на сердце, я лег на крышу около ее открытого окна и слышал ее разговор с подругой. Она описывала ей, как можно было бы убрать и украсить эту жалкую комнату. Она как будто видела перед собою все, о чем говорила, и казалась веселее и счастливее. На другой день, когда саиб был болен и грустен, я, желая развлечь его, рассказал ему об этом. Он заинтересовался девочкой и стал расспрашивать о ней. А потом ему понравилась мысль меблировать эту комнату совершенно так, как ей хотелось.
– И вы думаете, что это можно сделать ночью, когда она будет спать? – спросил секретарь, которому, по-видимому, тоже очень нравился план мистера Кэррисфарда. – А вдруг она проснется?
– Я могу ходить совсем неслышно, – сказал Рам Дасс, – да к тому же дети спят крепко, даже несчастные. Я могу войти в эту комнату ночью несколько раз так тихо, что она не пошевельнется. Если кто-нибудь будет передавать мне вещи в окно, я берусь устроить все. Когда она проснется, то подумает, что тут был волшебник.
Он улыбнулся; улыбнулся и секретарь.
– Это будет похоже на сказку из «Тысячи и одной ночи», – сказал он. – Только уроженец Востока мог придумать это. В лондонском тумане такая мысль не придет в голову.
Рам Дасс и секретарь оставались в комнате Сары недолго, что было очень приятно Мельхиседеку. Он, конечно, не понимал их разговора, а их движения и шепот, казалось ему, предвещали что-то дурное. Секретарь внимательно осмотрел все: камин, сломанную табуретку, старый стол, пол и стены. Увидав несколько вбитых в стену гвоздей, он с довольным видом обернулся к Рам Дассу.
– На них можно что-нибудь повесить, – заметил он.
Рам Дасс таинственно улыбнулся.
– Вчера, когда она уходила, – сказал он, – я принес сюда маленькие острые гвоздики, которые входят в стену без помощи молотка. Я воткнул их везде, где нужно. Они уже готовы.
Секретарь оглянулся кругом и спрятал книжку в карман.
– Ну, я, кажется, записал все, – сказал он. – Мы можем уходить. У мистера Кэррисфарда очень доброе сердце. Как жаль, что он не может найти пропавшую девочку!
