Когда-то семья Смитов жила в Балтиморе, бок о бок со Стрейтонами. И ребята были очень дружны, вместе играли в футбол, гоняли на велосипедах. Он вспомнил, как Ричард старался не отставать от старших, изо всех сил тянулся за ними, ни в чем не уступая. «Помнит ли он меня? — подумал Юджин. — Сколько же лет прошло, как расстались?» — стал подсчитывать он. Выходило очень много. На Стрейтонов обрушивались беда за бедой. Сначала отца придавило: оборвались стропы на стреле портового крана — и площадка, загруженная какими-то ящиками, упала прямо на него. И хоронить было нечего. Потом с Джоном беда. Глупо погиб парень. Вместе они были с ним на бейсбольной площадке. И уж как получилось — объяснить трудно, но у игрока вырвалась бита из рук — и прямо Джону в висок. И обе смерти в один год. Мать Стрейтонов забрала младшего Ричарда, его сестренку и куда-то уехала. Потом и Смиты сменили место жительства. И вот встреча.
Речь Ричарда потрясла Юджина. «Надо же быть такому року! — сокрушался Юджин. — Могла бы судьба пощадить младшего? Нет, не пощадила, руку забрала».
Юджин теперь стал прислушиваться к словам ораторов. Их речи были радикальны и бескомпромиссны: кончать войну во Вьетнаме! «Конечно, надо кончать, — подумал он, — но разве это так просто сделать? Тысячи проблем. А если кончить сейчас, ничего не добившись, то ведь встанет вопрос, ради чего ее начинали, тратили миллиарды долларов и погубили десятки тысяч парней. А сколько таких, как Ричард, искалеченных?»
Смит решил во что бы то ни стало встретиться с Ричардом. Он попытался пробиться поближе к трибуне, чтобы при первой возможности окликнуть его. Это ему удалось. Он пробрался в самый первый ряд. Когда Ричард, зажав между колен рупор, стал всматриваться в лица, Смиту показалось, что он остановил на нем взгляд, и помахал рукой. Но Ричард или не заметил этого, или, что скорее всего, просто не узнал его. Это ни удивило, ни расстроило: прошло столько времени.
На полковника произвели впечатление слова сенатора своей логикой и решимостью, и в то же время тревожное чувство шевельнулось в душе: а он-то, полковник управления стратегической разведки, как он-то тут оказался, какое ему-то здесь дело среди, как их называют власти, безответственных говорунов? «Безответственных? — возник в сознании вопрос — Такие ли уж они безответственные? Сенатор Соединенных Штатов — фигура в высшей степени ответственная и наделенная высокими полномочиями. Нет, тут мерки должны быть другие».
Когда демонстранты двинулись к Белому дому, объявив, что начинают «Поход против смерти», полковник решил, что это не для него, надо выбираться из толпы, а то еще, чего доброго, попадешь в полицию и доказывай потом, что ты оказался здесь случайно. Ничего себе будет сенсация: старший офицер разведки США вместе с левыми, а может, даже коммунистами, протестует против войны во Вьетнаме, после того как сам провел там многие годы, удостоен высоких наград, ветеран кампании. Он стал протискиваться поближе к обочине и вдруг услышал замечание явно в свой адрес:
— Видишь, уже первые дезертиры появились. Побывал бы во Вьетнаме, не струсил бы, а? Как ты думаешь, Том?
— Да, где-нибудь в районе Фусани. Тогда не струсил бы, это точно.
Смита точно обожгло: значит, тут даже есть те, с кем он был в Фусани. Он обернулся и заметил насмешливый взгляд двух молодых парней, смотревших в его сторону. Ничего не оставалось делать, как самому перейти в атаку.
— И долго вы были на базе, что так геройски рассуждаете? — язвительно спросил он.
— Два года, — ответил тот, который говорил первым, — но голос у него уже стал другим: не насмешливым, а вроде бы извиняющимся: только те, кто был в Фусани, называли ее просто база, и вопрос Смита сразу поставил все на место.
— А я пять лет. С первого витка колючей проволоки вокруг базы.
— Извините, — сказал тот же парень, — мы не знали. Видим, что вроде бы кто-то спешит оторваться от основных сил, вот и обменялись мнениями. А вообще-то бывших фусаньцев тут много.
— И вы думаете чего-нибудь добиться этим маршем?
— А вы? — снова с оттенком подозрения спросили его.
— Я ничего не добиваюсь и ни в чем не участвую. Просто друга детства увидел, захотелось встретиться.
— Как же в такой каше увидели друга? — в голосе бывшего однополчанина вновь просквозило подозрение.
— А он фигура заметная. Тот оратор, без руки, Ричард Стрейтон.
— Ого, — проговорил фусанец. — Да вы знаете, что он член Национального комитета борьбы за прекращение войны во Вьетнаме? Этот парень знает, что делает. Его уже ФБР держит на прицеле, но он ничего не боится.
— Вьетнамская закалка, — поддержал его приятель, — уж кто оттуда вернулся и решил сказать: хватит! — того ничем не напугаешь.
Вот теперь полковник по-настоящему ощутил беспокойство. «Да, — подумал он, — кажется, действительно впутался в скандальное дело».
Он решил все-таки выбраться из толпы, но тут как раз взлетели в небо черные шары — символ солдат, погибших во Вьетнаме, и Смит решил остаться. Нет, не для протеста. Ему просто очень захотелось встретиться с Ричардом.
Юджин пробрался к нему поближе. В голове мелькнула озорная мысль, и он ею воспользовался.
— Ричард-хвостик! — окликнул он, как прозвал младшего брата покойный Джон.
Ричард остановился так резко, будто ему выстрелили в спину, и круто обернулся. Сейчас, когда демонстранты уже расходились, на улице было не так тесно.
— Кто это? — стал осматривать Ричард близстоящих людей.
— Я, Ричард, — сказал Смит.
Тот подошел к нему, посмотрел внимательно в лицо.
— Это ты, Юджин? — голосом, перехваченным от волнения, спросил он и, не дожидаясь ответа, обнял его одной рукой.
Смит тоже обнял товарища.
Наконец Ричард отстранил Юджина от себя и стал внимательно осматривать с головы до ног.
— Вон какой ты стал, Юджин. Таким был бы теперь и Джон.
— Да, Ричард. Но что поделать — судьба. Как ты-то живешь, где тетушка Кэтрин?
— Тетушки Кэтрин уже нет, Юджин. Для ее сердца испытания оказались слишком тяжелы: отец, Джон, да и со мной, как видишь… — показал он на пустой рукав.
— Ты живешь в Вашингтоне? Есть жена, дети? — спрашивал Юджин.
— Да, живу в Вашингтоне. Есть жена, есть двое детей. Жена работает, дети учатся, а я, как видишь, воюю, только по другую сторону фронта.
— На стороне противника, что ли? — спросил Юджин.
— Нет, на стороне американского народа, парни которого гибнут во Вьетнаме. А как ты оказался в наших рядах?
— Случайно. Хотел проехать на Арлингтонское кладбище, посмотреть могилу друга, но увидел тебя и решил встретиться.
— Спасибо, Юджин. А кто это у тебя на кладбище героев похоронен?
— Друг. И виделись-то с ним один вечер.
— Где?
— Во Вьетнаме.
— Ну там и один вечер мог быть равным годам. А разве и ты был там, Юджин?
— Был. И очень долго.
— Ну, тогда нам есть о чем поговорить.
— У меня сегодня свободный день, Ричард. Может, поедом ко мне домой — ни жены, ни детей у меня нет, никто не помешает посидеть.
— Согласен. Только одну минуточку подожди, — Ричард позвал высокого мужчину и что-то тихо сказал ему.
— Хорошо, — ответил тот, — позвоню, обязательно позвоню. А тебе в помощь никто не нужен?
— Да нет, спасибо, — улыбнулся Ричард и сразу стал похож на того Ричарда-хвостика, которого Смит знал много лет назад.
Выбравшись из потока людей и найдя машину, они через четверть часа были уже в квартире Смита. Увидев полковничью форму с орденскими планками, Ричард удивленно уставился на Смита.
— Это твоя форма, Юджин? — спросил он наконец.
— Да, так вот получилось, дружище.
— Ведь это тянет на командира дивизии, Юджин, не так ли?
— Может, и тянет при соответствующих обстоятельствах, но я служу в другой области, Ричард. Стратегическая разведка.
— А я с тобой так запросто разговариваю, Юджин, даже как-то неудобно.
— Ну, о чем ты говоришь, Ричард? Разве я тебе показался другим?
— Нет, этого я не скажу. Но… — он замялся, будто не решаясь задать внезапно возникший в голове вопрос.
— Что за «но» привело тебя в смущение? Ты садись вот в это кресло. Виски? Вино?
— Пожалуй, не помешает глоток виски, Юджин, спасибо, — Ричард явно был смущен. — Но, — продолжал он прерванную мысль, — как же ты оказался на Пенсильвания-авеню, Юджин?
— Я же сказал — случайно. Увидел тебя на трибуне, и появилось желание поговорить со старым другом. Лед? Воды?
— Спасибо, только лед.
Звякнули в стакане куски льда.
— Давай выпьем за нашу старую дружбу, Ричард, за то, чтобы в наших отношениях установился ее прежний дух, хотя, если говорить откровенно, ты иногда доставлял нам с Джоном много хлопот. Но и об этом я вспоминаю сейчас с самыми теплыми чувствами.
