— Вытри лицо, — повелительно сказал владыка. Отец Герасим вынес из алтаря полотенце.
— Наболела у тебя душа. Тяжко страдаешь ты… Иди сюда, скажи мне, какое у тебя горе, — ласково обратился владыка к Прасковье и, отойдя на клирос, остановился возле аналоя.
Разбитой походкой, волоча слабые ноги, Прасковья подошла к архиерею.
— Братие, отстранитесь, станьте подальше, — обратился владыка к народу.
Толпа отступила в мистическом страхе и издали с глубоким любопытством следила за действиями архиерея.
Владыка стоял, полунаклонившись над аналоем. Прасковья, продолжая временами всхлипывать, что–то передавала ему. Через несколько минут владыка позвал к аналою и Ерему…
* * *
Прошло с четверть часа. До толпы долетал лишь полушепот архиерея, Еремы и Прасковьи. Слов нельзя было разобрать. Наконец владыка благословил мужа и жену и вслух произнес:
— Идите с миром и делайте то, что я сказал вам. Если исполните — исполнится и желание ваше…
Ерема спускался с амвона с покрасневшим лицом и с каплями пота на лбу. Прасковья шла спокойно, лицо ее как будто посветлело от какой–то внутренней радости.
Что–то случилось и, очевидно, хорошее. Толпа почувствовала это и снова тесным кольцом окружила архиерея, вернувшегося на свое место.
— Я сказал вам, что силою Господа Иисуса Христа человек может получить просимое. Они попросили (владыка показал на Ерему и Прасковью) и получат, чему свидетелями будете вы сами. Но получат только тогда, когда будут жить тою жизнью, к которой я зову вас. Послушайте же и вы меня: идите к этой жизни, если не хотите окончательно погибнуть. Многого я не требую от вас. На первый раз я только прошу вас соединиться в одно общество и отдаться нашему руководству, делать то, что мы вам будем говорить. Можете ли вы сделать это? Согласны ли вы?
— Можем, можем! Согласны!
— Так составьте же все вы одно общество, один приход. Как это все можно устроить, как перейти от вашей нынешней жизни к жизни новой, в этом подробно наставят вас отец Герасим и отец Павел, которых я поставлю вам пастырями. Они будут руководить вами. Но им нужен помощник. Вы сами выберете его сейчас же. Кого бы вы желали выбрать?
Толпа оживленно загудела. Через несколько времени послышались ясные голоса:
— Атамана! Атамана! Яшку–атамана!
«Яшка–атаман» известен был почти всему городу. Ловкий и умный бродяга, на которого давно точила зубы полиция, но изловить которого никак ей не удавалось, благодаря прямо–таки гениальной способности Яшки выворачиваться из каких угодно трудных обстоятельств и всегда выходить сухим из воды. Яшка считался предводителем многих воровских шаек и вообще отличался организаторскими способностями. Ночлежники и уважали его, и побаивались. Привыкши видеть Яшку всегда во главе, ночлежники и здесь подали за него свой голос. Но из толпы выделился какой–то старичок, очевидно, бывший крестьянин. Пробравшись вперед, он встал возле архиерея и сурово обратился к толпе:
— Яшку нельзя… Не такое здесь начинается дело. Здесь святое дело. Атаман — мастер на плохие дела. Сюда он не годится. Другого надо…
— Не надо Яшку, не надо! — крикнули из толпы.
Голоса разделились. Поднялся спор. Виновник спора стоял в углу, опершись о стенку спиной и скрестив руки на груди. Он глядел на толпу мрачно и исподлобья.
Владыка молчал, зорко вглядываясь в атамана.
Наконец он остановил спор и разъяснил, что прошлая жизнь человека не должна приниматься во внимание, и как на пример указал на апостола Павла, который раньше был гонителем Христа, а потом сделался ревностным апостолом. Слова архиерея, видимо, подействовали на Яшку. Он выдвинулся вперед и сам отклонил свою кандидатуру. — Не могу, — сказал он смущенно.
— Если бы ты сказал, что можешь, — возразил владыка, — то это свидетельствовало бы о том, что ты не можешь, а так как ты начал с оценки своих сил, то это показывает, что ты понимаешь, на какое дело выбирают тебя. Начни с сегодняшнего же дня и первым долгом вот что сделай: сегодня чтобы никто из вас не выходил на улицу. На пропитание вот примите пока от меня лепту (владыка вручил старосте деньги). Затем пошлите в город двух–трех купить пищи. Подкрепитесь здесь же и потом выслушайте отца Герасима, который объяснит вам все подробно, что нужно делать. А теперь помолитесь, чтобы Господь послал нам свое благословение для начала дела.
Владыка благословил отца Герасима начать молебен, а сам, став с народом, медленно и громко запел: «Царю Небесный…»
Дружно, хотя и нестройно подхватили ночлежники торжественный мотив молитвы и один за другим стали опускаться на колени.
* * *
— Владыко, — провожая архиерея, спросил отец Герасим, — каким образом вам удалось успокоить Прасковью и заставить так твердо уверовать в возможность исполнения ее желания? В моей жизни много было подобных случаев, и я бывал бессилен…
— В этих случаях всегда надо предлагать супругам пост и молитву и причащение Святых Тайн… Сей род тоже побеждается только молитвою и постом, а затем крайне необходимо…
Владыка наклонился к уху отца Герасима и неслышно говорил ему минут десять.
— Эту епитимию налагайте на таковых супругов обязательно, — закончил свою речь владыка. — Грех этот вяжите. Разрешать же связанное нужно через разные сроки, смотря по обстоятельствам. Тут уж многое будет зависеть от вашей наблюдательности… Ну, идите, кончайте беседу…
Отец Герасим вернулся от архиерея, удивленный той глубине знания и понимания человеческой природы, которую обнаружил владыка в этих преподанных ему советах относительно совершения таинства исповеди.
Глава четырнадцатая
Весело шла в городе жизнь. Театры, летние и зимние, клубы, собрания, рестораны, сады… Одним словом, было все для того, чтобы дать горожанам возможность чувствовать все прелести жизни и проводить часы досуга в беззаботном веселии. И горожане, действительно, спешили наслаждаться жизнью. В садах постоянно гремела музыка, в театрах шли ежедневные представления. По улицам города с утра до поздней ночи летели породистые рысаки. Тротуары полны бывали публики, щеголявшей шикарностью костюмов.
Одно только обстоятельство портило часто приятное настроение веселому горожанину. Стоило ему выйти из своей квартиры на улицу после сытного, например, обеда, с приятной целью найти уголок для веселого времяпрепровождения вечерних часов, как сейчас же к нему протягивалась чья–нибудь исхудавшая рука, часто с обрубленными пальцами, и раздавалось тоскливое и унылое: «Подайте милостыньку Христа ради». И беда, если обыватель по своему добродушию или хотя бы ради того, чтобы отделаться от неприятного соседства, вынимал из кармана пятак и протягивал его просителю, тотчас же со всех закоулков к нему сбегались с десяток других нищих, назойливо требовавших и себе подачки.
Нищие, бедняки, босяки, калеки (и настоящие, и симулянты), всякого рода мелкие воришки и нахальные хулиганы одолевали горожан хуже летних комаров и мошек. Напрасно на борьбу с этим злом выступали всякие комитеты, общества и попечительства. Напрасно боролась с ними и городская полиция. Несмотря на все принимавшиеся против нищенства меры, нищих в городе прибывало и прибывало, и с каждым годом они становились все назойливее.
И вот в одно прекрасное время жители города заметили почти полное исчезновение этого беспокойного и неприятного элемента. Улицы были очищены, как бы по мановению волшебного жезла. Факт этот был настолько заметен, что сразу бросился всем в глаза, и отмахивавшиеся прежде от нищих горожане теперь вдруг заинтересовались ими, а более любопытные пустились даже за ними в поиски.
Нашли босяков за городом, возле архиерейской дачи.
Нашли и подивились.
На обширной площади, примыкавшей к архиерейской даче, копошилось человек пятьсот мужчин, женщин и детей разного возраста. Одни копали канавы, другие таскали строительные материалы, третьи уже намечали к постройке целый ряд больших и маленьких домиков.
Зрелище было необычное.
По городу пошли разговоры о каком–то новоорганизуемом босяцком поселке.
Пока слухи ходили по городу, работы на поселке деятельно продолжались. Отец Герасим, не покладая рук, работал над устройством нового, задуманного владыкой, прихода. Больше всего приходилось отцу Герасиму тратить свои силы на поддержание того воодушевления, которое пробудил в ночлежниках владыка. Тут–то великую услугу оказал отцу Герасиму его дар красноречия. Слова его производили магическое действие на толпу, потому что теперь они не были красивыми лишь, но пустыми звуками. Перед всеми впереди поставлена была прямая и ясно заманчивая цель. Под ногами у всех была твердая почва, по которой нужно было только идти, чтобы достигнуть цели. И люди пошли, но, идя, уставали, и в таких случаях неоценимую услугу оказывало бодрящее жизнерадостное слово.
