– Ты почему не можешь потерпеть? – ругала ее я, прикладывая смоченное ледяной водой полотенце к очередному синяку.
– А что она в бутылку лезет! – ругалась та.
– Хочешь, чтобы вперед ногами вынесли?
– Зубы обломают! Ринка, ты, главное, держись подальше, – наставляла меня Варюха. – Я привыкла, а у тебя еще вся жизнь впереди. Что там слышно насчет Удо?
– Послезавтра заседание комиссии, – прикладываю руки к груди. – Ох, боюсь я, Варя! Как бы чего ни вышло.
– Не сци, подруга! Два года продержалась, за последние сутки ничего не случится.
Лучше бы она этого не говорила…
Глава 12. Арина
День начался чудесно. Я проснулась в отличном настроении, сердце трепетало от радости, каждую минуту поглядывала на часы.
– Ты голову вымой, – наставляли меня соседки.
– Погоди, обязательно надень чистый платок, выглади его, чтобы стрелочки были.
– Да-да, комиссия встречает по одежке. Первым делом осмотрят с ног до головы.
– Держи новые носочки.
– Да, и отвечай на вопросы с достоинством. Не доказывай, что не виновата, это уже дело прошлое. Говори, что раскаялась, всю жизнь будешь помнить свою ошибку, замаливать в церкви грехи.
– Но я…
– А вот это уже лишнее, никаких возражений.
Наставляли меня весь день, большинство из сокамерниц уже проходили через эту процедуру. Редко кому удавалось освободиться раньше срока, поэтому все за меня болели.
В нашей швейной мастерской мы шили джинсы по заказу корпорации «Глория джинс». Да-да, именно те джинсы, которые продаются в торговых центрах и красуются на попах молодежи. У меня дома тоже завалялась парочка таких, но я даже представить не могла, в чьих руках они побывали.
Я летала от машинки к гладильной доске, руки и ноги выполняли привычную работу, а глаза подгоняли минутную стрелку на настенных часах. И все равно звонок на обед прозвучал неожиданно.
От досады раздраженно вздыхаю: осталось стачать несколько швов, чтобы завершить дневную норму и оставшееся время посвятить подготовке к комиссии, назначенной на шестнадцать часов. Женщины по цепочке покидают свои столы и выходят из мастерской.
– Рина, ты идешь? – спрашивает надзирательница.
– Сейчас, минуточку.
– Я тебя подожду, – машет рукой Варюха.
– Ага, – прострачиваю последний шов и, не поднимая головы, прошу: – Варюха, дай ножницы, – Та не отвечает. – Варя…
Останавливаю машинку, короткий всхлип раздается в наступившей тишине. Вскидываю голову: подруга стоит, прижатая к стене тремя бабами из раскройного цеха. В руке одной из них я вижу свои ножницы.
– Хочешь? – она трясет ими. – Забери. Иначе…
Острый край впивается в горло Вари.
– Ринка, не дергайся, – хрипит она. – Они не посмеют.
– Девушки, не дурите, – я встаю. – Зачем вам проблемы?
– Жалко шмару, защитница! Подь сюды, потолковать надо.
От резкого удара в живот Варя сгибается пополам, из горла вылетает короткий стон.
– Не трогайте ее!
Не своим голосом вскрикиваю я, хватаю со стола бобину с нитками и запускаю в голову главаря. Та отшатывается и бросается на меня с ножницами наперевес. Мы сцепляемся намертво, колотим друг друга, куда попадем. Я не чувствую боли, только ярость, которая долго зрела в душе и наконец-то нашла выход, и желание отобрать ножницы.
– Не… трогай… мою… подругу… – с каждый судорожным вдохом выкрикиваю я, выкручивая бабе руки.
– Глаза раскрой, идиотка! – сипит та, зажатая у меня под мышкой.
Короткий взмах, и острые металлические концы обрушиваются мне на бедро.
– Стерва! – вою от боли я и отпускаю соперницу.
– Ринк-а-а-а…
Не своим голосом вопит Варвара. Как она вырывается, не знаю. Подружка в один прыжок настигает моего врага и вцепляется ей в волосы. Я не успеваю осмотреть себя, руки-ноги двигаются, и хорошо, как две другие женщины тоже ввинчиваются в драку. Мы падаем, катимся по полу, натыкаемся на столы и стулья, рычим и воем, как звери.
Вдруг резкая боль пронизывает меня насквозь, я захлебываюсь криком, отпускаю соперницу. Пальцы еще пытаются найти опору, пятками скольжу по полу, пытаясь встать, а перед глазами все расплывается, и что-то горячее, пульсирующее заливает горло и грудь.
– А-а-а…
Это был последний звук, который я слышала, прежде чем отключиться.
Прихожу в себя не сразу. Открываю глаза, а перед ними плывет, кружится белое облако и так сильно сияет, что снова зажмуриваюсь. «Где я? Что со мной? – мозг обжигают вопросы.
Потом наваливаются звуки. Они нарастают постепенно, издалека и обрушиваются на голову со всех сторон.
– А-а-а… Боль-но…
– Где больно? – спрашивает кто-то.
– П-пожалуйста, не кричите…
– Василий Иванович, что с ней?
– Отходит от наркоза. Жить будет. Леночка, вколи ей дозу снотворного.
Второй раз просыпаюсь уже легче. Долго лежу, прислушиваясь к звукам, потом пытаюсь сесть: не получается. Поднимаю руку, она прикована к кровати наручниками.
– Где я?
Горло саднит так, что, кажется, будто его наждаком почистили, но говорить могу, это приносит облегчение.
– В больничке, где же еще.
Голос доносится справа, хочу повернуть голову, не двигается. Паника растет изнутри и заполняет сознание.
– Что со мной? – голос какой-то странный, чужой, грубый. Вырывается из горла с трудом, нужно напряжение, чтобы выдавить слова.
– Молчи, тебе нельзя разговаривать.
– Почему?
– Ранена в горло. Вот дура! Шрам теперь на всю жизнь останется. Ты, что, ничего не помнишь?
Напрягаю мозги: перед глазами появляется Варвара, тетки из раскройного цеха, мы деремся.
– Н-нет.
– Ты с подружкой подралась. Она тебя заточкой порезала, а ты ее ножницами ударила.
– Я?
Напрягаюсь, зверская боль бьет по вискам. Не было такого. Я ножницы даже в руках не держала, они были у тетки-заводилы. Да и у Вари никогда заточку не видела.
– А кто же?
– Все было не так.
Но рассказать ничего не получилось, опять зашла медсестра, что-то вколола в трубку капельницы, и я уплыла.
В третий раз меня разбудили.
