считаться. Там сплошь монархии да династии.
– А ты? – спросила Хенриетта. – Ты что же, уволишься с почты и будешь сидеть целыми днями с одним из мальчиков? А на жизнь, по-твоему, я одна буду зарабатывать?
Ингмар попрекнул ее узостью кругозора. Разумеется, с почты ему придется уйти: он же не может работать на двух работах одновременно. Но он вовсе не складывает с себя ответственности за семью. Он с удовольствием поможет, например, по кухне. Теперь, когда температура мошонки больше не принципиальна.
Единственная причина, по которой Ингмар вообще заходит на кухню, это теснота в доме, ответила ему Хенриетта. И шить, и готовить, и менять пеленки она может и сама, если только Ингмар со своей мошонкой наконец отойдет от плиты.
И все-таки Хенриетта улыбнулась. Сказать, что ее муж полон жизни – это не сказать ничего.
Уже назавтра Ингмар взял расчет. И в тот же день ушел домой, получив жалованье за три месяца вперед, чем спровоцировал обычно молчаливых и хмурых сотрудников и сотрудниц бухгалтерского отдела почты на внезапную вечеринку.
Шел 1961 год. Тот самый, кстати, в который в одной из лачуг Соуэто, за пол-Вселенной отсюда, родилась на редкость способная девочка.
• • •
В первые годы жизни Хольгера и Хольгера Ингмар либо путался у жены под ногами, либо отправлялся из дому на республиканские свершения.
Вступил он и в местный республиканский клуб, духовно окормляемый самим Вильхельмом Мубергом. Великий пролетарский писатель был в обиде на вероломных социалистов и либералов: прописали в своих партийных программах республику, а сами ради нее палец о палец не ударят.
Не желая лезть вперед, Ингмар терпеливо дождался второго заседания клуба и лишь тогда выступил с предложением: передать ему управление солидной клубной кассой – с целью организации похищения кронпринца, что позволит перекрыть постоянный приток претендентов на престол.
После нескольких минут изумленного молчания, воцарившегося за республиканским столом, Муберг самолично выволок Ингмара за дверь, на прощание прицельно пнув его под зад.
Болезненное соприкосновение с правой стопой пролетарского классика, как и последовавший полет с лестницы, не причинили Ингмару никаких увечий, что тот и отметил, ковыляя прочь. Да пускай подавятся своим Республиканским клубом взаимного восхищения: найдутся идеи и получше.
И он вступил в бесхребетную социал-демократическую партию. Социал-демократы находились у власти с тех пор, как Пер Альбин Ханссон провел страну сквозь все фазы Второй мировой, сверяясь с гороскопом. Перед самой войной Ханссон сделал политическую карьеру, как раз требуя установления республиканских принципов, но, едва достигнув статуса, позволявшего приступить к их претворению в жизнь, этот закаленный борец за трезвость предпочел покер и выпивку с приятелями. Факт крайне прискорбный, ведь Ханссон был, судя по всему, человеком одаренным, иначе бы вряд ли сумел годами прекрасно ладить как с женой, так и с любовницей, имея по двое детей от каждой.
Ингмар планировал подняться в социал-демократической иерархии на такую высоту, с которой однажды послал бы окаянного короля куда подальше парламентским путем. Советы только что успешно запустили в космос собаку, так почему бы им в следующий раз не употребить на это главу шведского государства, подумал он и отправился в районное отделение партии в Эскильстуне, поскольку в Сёдертэлье социал-демократы сидели через стенку от тестя с его коммунистами.
Однако социал-демократическая карьера Ингмара оказалась еще короче, чем республиканская. В партию он записался в четверг и сразу получил стопку листовок для раздачи их в ближайшую субботу возле местного винного магазина.
Дело было в том, что эскильстунское отделение озаботилось международной повесткой и требовало отставки Нго Динь Зьема в Сайгоне. Но ведь Нго Динь Зьем был президент! К тому же первый после тысячелетней императорской династии.
Конечно, не все у него пошло идеально. В листовке говорилось, например, что брат президента, отвечавший за избирательную кампанию и скуривший себе мозг опиумом, наглючил Зьему два миллиона лишних голосов.
Такого, конечно, быть не должно, но требовать из-за этого отставки президента – явный перебор. Так что Ингмар выбросил выданные листовки в реку Эскильстунао, а взамен напечатал собственные, где во имя социал-демократии превозносил Зьема и эффективных американских военных.
Впрочем, большого урона социал-демократической партии Ингмар нанести не успел, поскольку у трех из четырех членов ее местного руководства с самого субботнего утра оказалось дело как раз в винном магазине. Поэтому листовки Ингмара попали в мусорную корзину, а не в руки потенциальных избирателей, а самому ему было предписано положить на стол партбилет, которого он и получить не успел.
• • •
Годы шли, Хольгер и Хольгер росли и были, в полном согласии с планами папы Ингмара, почти неотличимы друг от друга.
Мама Хенриетта занималась тем, что шила, курила успокоительный «Джон Сильвер» и изливала любовь на трех своих деток. Старший из них, Ингмар, большую часть времени пропагандировал сыновьям преимущества республиканского способа правления, изредка предпринимая вылазки в Стокгольм, дабы внести смуту в ряды монархистов. После каждой из них Хенриетте приходилось вновь с нуля наполнять служившую копилкой старую сахарницу, которую ей так ни разу и не удалось спрятать как следует.
Несмотря на определенные личные трудности, для дела Ингмара обстановка в шестидесятые складывалась, можно сказать, удачно. Так, в Греции захватила власть военная хунта и прогнала короля Константина II и его двор аж в Рим. Все указывало на то, что греческая монархия ушла в историю и страна вот-вот двинется навстречу процветанию.
Опыт Вьетнама и Греции убеждал Ингмара: что бы там ни говорили, насильственные действия тоже способны привести к переменам. Получается, прав был он, а Вильхельм Муберг ошибался. Прошло много лет, но пинок, полученный от классика, все еще давал себя знать. Чертов писака!
Шведскому королю тоже не помешало бы перебраться в Рим, коль скоро в попутчики Лайке на орбите он не годится. Будет с кем вечерком поболтать, ведь все эти поганые величества – еще и родня между собой.
Приближался 1968 год. Который станет его, Ингмара, годом, объявил он своему семейству на Рождество. И годом республики.
– Как замечательно, – сказала Хенриетта и открыла подарок от любимого супруга. Ничего особенного она, правда, не ждала, но все же!
Портрет исландского президента Аусгейра Аусгейрссона! В рамочке! И с надписью: «Хенриетте, собравшейся бросить курить».
Осенью 1968 года Хольгер и Хольгер влились в шведскую образовательную систему – с соблюдением принципа ротации, заявленного Ингмаром, как только он понял, что Хольгеров у него больше одного.
Учителю казалось немного странным, что пройденное в понедельник Хольгер забывал уже во вторник, а в среду исчезали вторничные знания, зато возвращались понедельничные.
Но в
