и все больше стран выступали на стороне США, Швеции и Ливии.
И ЮАР в том виде, в каком ее знали, затрещала по швам.
Возможности следить за развитием мировых событий у заточенной в научном центре Номбеко были скромные. Три ее китайские подружки по-прежнему знали немногим больше того, что пирамиды находятся в Египте, причем уже давненько. Рассчитывать на помощь инженера тоже не приходилось. Его анализ мировой политической ситуации сводился к эпизодическому брюзжанию:
– Теперь и эти пидоры в американском Конгрессе устроили эмбарго.
Да и драить надраенный пол в холле перед телевизором тоже нельзя до бесконечности.
Кое-какие вещи, вдобавок к перехваченным новостям, Номбеко подмечала и сама. Что-то происходит, поняла она. Не в последнюю очередь потому, что больше ничего не происходило. Прекратилась беготня по коридорам и визиты премьера и президента. Другим сигналом стало то, что инженер принимал коньяк в куда больших дозах, чем прежде.
Все шло к тому, полагала Номбеко, что инженер полностью посвятит себя «Клипдрифту» и грезам о былых временах, когда еще удавалось внушить окружению, будто он что-то в чем-то смыслит. А в кресле напротив усядется президент и станет причитать, дескать, это все черные, это из-за них страна опрокинулась вверх дном и идет ко дну. Собственные перспективы в данной ситуации Номбеко предпочитала выносить за скобки.
– Кажется, что-то стало доходить до нашего гуся и ему подобных? – заметила как-то вечером Номбеко трем своим подружкам-китаянкам.
Продемонстрировав свободное владение китайским диалектом у.
– Пора бы, – ответили сестренки.
На вполне сносном коса.
• • •
Положение П. В. Боты становились все тяжелее. Но, как и полагается большому крокодилу, он умел уйти под воду, выставив над поверхностью только ноздри и глаза.
Что касается реформ, тут он как раз не против – надо как-никак идти в ногу со временем. Население страны издавна делилось на черных, белых, цветных и индийцев. Теперь две последние группы получили право голоса. И черные тоже, только не в ЮАР, а у себя в бантустанах.
Ослабил Бота и ограничения, касающиеся межрасового общения. Отныне черные и белые, по крайней мере теоретически, имели право сидеть в парке на одной скамейке. Могли, по крайней мере теоретически, ходить в один и тот же кинотеатр на один и тот же фильм. И могли, по крайней мере теоретически, смешивать телесные соки (практически – тоже, но только с помощью денег либо насилия).
В остальном президент сосредоточил власть в своих руках, проредил права человека и ввел цензуру в СМИ. И пусть пеняют на себя, если не хватает здравого смысла печатать здравые вещи. В час потрясений стране нужна внятная политическая линия, а не это вот журналистское «обнимитесь, миллионы», страница за страницей.
Но как ни пытался Бота исправить положение, все выходило боком. Экономика, едва двинувшись вверх, остановилась и покатилась вниз. Отправлять военных в каждую трущобу на подавление малейших беспорядков – дело не то чтобы дешевое. Этим черным стало вообще не угодить. Вот, скажем, предложил он проклятому Нельсону Манделе свободу в обмен на обещание не нападать на правительство. «Перестань дерзить!» – только и потребовал Бота. «Еще чего! Тогда я остаюсь за решеткой», – отвечал этот сукин сын после двадцати лет заключения и правда остался сидеть в своей островной тюрьме.
Постепенно выяснилось, что из всех реформ, проведенных в рамках новой конституции, лучше всего П. В. Боте удалось превращение самого себя из премьер-министра в президента. И превращение Манделы в еще более признанного кумира, чем прежде.
Остальное осталось, как было. Хотя нет. Остальное стало хуже.
Боту это начинало утомлять. Он понимал, что дело может кончиться победой АНК. И тогда… Кто по доброй воле отдаст шесть ядерных зарядов в руки неграм-коммунистам? Уж лучше демонтировать бомбы и сделать из этого пиар! «Мы сознаем свою ответственность» и бла-бла, на глазах у экспертов МАГАТЭ.
А почему бы, собственно, и нет? Президент пока еще не созрел до принятия этого решения, но все же позвонил лично ответственному за проект инженеру, чтобы заранее перевести того в режим ожидания. Как? Он не вяжет лыка уже в девять утра? Это невозможно!
• • •
Вот так маленький просчет инженера ван дер Вестхёйзена (из-за которого шесть бомб превратилось в семь) внезапно обернулся для него ужасным кошмаром. Президент упомянул возможность демонтажа всех шести бомб. Всех шести. Но не седьмой. Ее ведь не существовало.
Теперь инженер мог либо признать свою ошибку и сознаться, что больше года ее скрывал, и уйти в позорную отставку с минимальной пенсией.
Или воспользоваться ею в своих интересах. И обрести экономическую независимость.
Инженеру сделалось не по себе. Но только до тех пор, пока в его кровь не всосались очередные пол-литра «Клипдрифта». После этого решение пришло само.
Инженер обладал чувством времени. И понял, что оно на исходе. Пора всерьез поговорить с моссадовцами А и Б.
– Ты, как-тебя-там, – пролепетал он заплетающимся языком. – Позови-ка сюда обоих евреев, мы заключим сделку!
Энгелбрехт ван дер Вестхёйзен понимал, что его миссия близится к концу: страну вот-вот захватит АНК и дальнейшего карьерного роста не предвидится. Так что пора свести дебет с кредитом, пока еще есть что сводить.
Эта-как-ее-там отправилась на поиски агентов, которые время от времени приглядывали за производственным процессом в интересах государства Израиль как страны-партнера. Проходя по коридорам, она подумала, что инженер, пожалуй, задумал опасный шаг. А то и все два.
Моссадовцы А и Б явились в кабинет инженера. Номбеко встала в тот же угол, куда инженер помещал ее всякий раз, когда его начинало припекать.
Инженер ван дер Вестхёйзен понизил голос:
– Ну что, еврей номер один и еврей номер два, – наше вам шалом! Не желаете ли угоститься утренним коньячком? Ты, как-тебя-там, налей нашим друзьям!
Номбеко шепнула агентам, что может принести и воды, если это устроит их больше. Это устроило их больше.
Инженер ван дер Вестхёйзен выложил все как есть: что в жизни ему всегда сопутствовало везенье и что нынче оно подбросило ему в подол атомное оружие, о существовании которого никто не знает и которого никто не хватится. По-хорошему, сказал инженер, стоило бы оставить бомбу при себе и отправить ее прямиком в президентский дворец, когда там обоснуется террорист Мандела, да только годы его уже не те, чтобы воевать в одиночку.
– Так что теперь я спрашиваю тебя, еврей А, и тебя, еврей Б, не желаете вы ли потолковать с вашим главным евреем в Иерусалиме на предмет прикупить одну такую мощненькую штучку? Со скидкой для своих, а? Хотя нет. Я хочу за нее тридцать миллионов долларов. По десять миллионов
