Приклад трофейного гвоздемета бил Крота по заду, а настроение было самым хреновым. Ему казалось, что даже в гоготе рассказывающих кретинские анекдоты зеленых он слышит призрачный голос эльфки. В таком растрепанном состоянии он и ввалился в палатку и лег, закрыв глаза. Хотя здесь было душно и воняло, но ему было начихать. Ворох сумел куда-то исчезнуть – и пес с ним.
Кроту нужно было отхватить хотя бы двадцать минут одиночества.
* * *
Ему не дали. Пока он лежал с закрытыми глазами, снаружи пошел дождь. Несильный, скорее, морось, но его было достаточно, чтобы загнать отъявленных неженок под своды вонючей палатки. Четверо ввалились внутрь, галдя и перебивая друг друга, перевернули два табурета и принялись рассаживаться прямо на земле.
Крот посмотрел, кого нелегкая принесла, и скрипнул зубами. Втайне он надеялся, что Козелку оторвало во время сегодняшнего штурма башку, но надежда не оправдалась. Любитель рассказывать о своих подвигах на любовном фронте не получил ни царапины, ни синяка. Этот паршивый брехун сумел добыть козырный нож у эльфьего лейтенанта и теперь носил его на видном месте на поясе.
За Козелком вошли пахнущие дождем и костром Веник, Огрызок и Хилый. Последний во взводе Крота считался умником, потому что не только окончил школу, но также финансовый колледж имени Брахло Мурникса, знаменитого гномского финансиста и благотворителя. На Хилом тоже не было даже синяка, и, видимо, в силу этого обстоятельства его тощая костлявая рожа с большими лошадиными зубами светилась неприкрытой радостью. На носу-пуговке гоблин носил круглые очки в черной оправе. Кроту представлялось удивительным то, что Хилого обозвали Хилым, а не, скажем, Профессором или Преподом. Так или иначе, а по неписаным законам жизни, в каждом отряде должен быть свой ботаник, и в окружении Крота он был. Причем везучий во всех смыслах слова. Его не отправили в штаб писарем, несмотря на образование, не просился Хилый в школу связистов, не претендовал на получение офицерского патента, хотя в нынешние времена все больше делали ставку не на мускулы, а на серые клеточки. Нет, ботанику ничего этого было не надо. По его словам, он пошел добровольцем на войнушку в здравом уме и твердой памяти и хочет принести собратьям пользу со штыком в руке, а не за письменным столом. Мордовороту такая мотивация пришлась бы по вкусу, подумал Крот, бросив взгляд на Хилого. Гоблин приволок стопку каких-то газет и уселся рядом с импровизированным столом, где Веник, Огрызок и Козелок продолжили резаться в кости.
– Крот, ты че там устроился в углу? Пошли, сообразим помалу, – ревел Козелок, – обещаю, все по-честному!
– Не канает, – ответил Крот, вынимая из кармана свернутые листы бумаги, по краям потемневшие от пота и грязи, и огрызок карандаша. По крайней мере надо сделать вид, что он пишет письмо.
Хилый, опершись спиной о деревянный столб, поддерживающий свод, придвинул очки на место указательным пальцем. Его длинную физию покрывала копоть.
– Крот сегодня не в настроении, – сказал Веник. Этот напоминал пузырь, покрытый пупырышками. Интендант поседел, пока нашел для него форму подходящего размера. Веник удался в ширину. Если его кто-нибудь ронял набок, то иной раз трудно было понять, где у зеленого верх, низ и борта. Со всех сторон Веник демонстрировал равные грани. Вдобавок к этому на носу гоблина восседала крупная бородавка, которую он называл Господин 640. На вопрос, почему именно Господин 640, Веник отвечал лишь хитрым подмигиванием. Во всяком случае так он понимал ту тошнотворную гримасу, что пытался изобразить. – Крот отличился в драчке, да?
– Ага, слышал я, – задребезжал Козелок, рыгнув. – Файрболом уничтожил пулеметный расчет, потом еще эльфку в плен захватил! Эй, чувак, ты уже сделал ей предложение?
Веник и Козелок заржали. Хилый с отстраненной улыбкой рассматривал первую газету из стопки, лежащей на его коленях.
– Это как его, по-эльфьему… джентльмен, что ли? Теперь жениться надо, ничего не поделаешь… Иначе никак нельзя!
– Заткнулся бы ты, Веник! – сказал Крота, темнея от бешенства. В письме он застрял на словах «Привет, Гримма!» и не знал, как быть дальше. В лагере и перед прибытием в Злоговар строчить бойкие послания выходило неплохо, а сейчас точно отрезало. Наверное, всему виной выматывающая усталость. – Найди невесту своей бородавке лучше!
– У Господина 640 повсюду невесты, – ответил зеленый, встряхивая кости в деревянном стакане. – Пошел в увольнительную – и только успевай выбирать. А там уж как сунул голову промеж ног, так вот и невеста!
Козелок сползал набок, держась за живот.
– Кстати, – провыл он, размазывая по роже грязь. – Тут и правда с бабами напряженка, а! Это ж невозможно терпеть стало.
– А ты не терпи, – сказал Веник, гнусаво напевая. – Правая рука-то, поди, не отсохла!
– Почти отсохла. Так и перетрудить можно!
– Когда ты успеваешь, блядская личность? – захохотал зеленый пузырь.
Огрызок издал губами неприличный звук.
– А когда ты уснешь, тогда и успеваю. Не заметил, что в кроватке у тебя липко? – сказал Козелок, делая правой дланью однозначно трактуемый жест.
– Ну вы дерьмоеды, – сказал Крот, – че, в ваших башках больше и нету ничего?
– А нам чего надо? – удивился Козелок. – Не, оно конечно – еще бы выпивки, но где ж ее взять? В полях валандаемся, а вот если пошлют город брать или хутора, то другое дело. Там можно поживиться. Тут, говорят, нашли парни из первой два ящика шнапса ихнего, эльфьего, но его офицерье тут же экспроприировало, никто припрятать не успел. Вот че думаю, мужики! Настоящему подпеху надыть три вещи – эльфья глотка, чтоб ее резать, баба, чтобы прочищать, и бухло, чтобы оба эти занятия хорошенько спрыскивать.
– У пехтуры, треплются, маркитантки есть. Продают из-под полы то, что официально нельзя, – сказал Веник, причмокивая. – А если подмажешь бабу монеткой, то она и даст. Свои потому, гоблинши, с ними всегда с пользой перемигнуться можно. Входят в наше тяжкое положение. Раньше как было – идешь, значит, воевать. Не просто в чисто поле, а в города, деревни там. Ну и всех подряд, кто есть, того и в сарай, на круг. Но там-то свои, если что, или гномки, из человеков опять же – встречаются ого-го, вот классные телки, а здесь? Да мне хоть хрен знает какую из эльфов покажи раскрасавицу, меня блевать тянет. Чаровство там одно – глянешь первый раз на этакую куклу, и шары на лоб вылезают. А надолго запала не хватает – чего б ни делал, не встает прибор. Беда…
– Не то слово, – поддакнул обычно молчаливый Огрызок.
– Точно, брат, сто пудов… ха, я выиграл, гони монету, пузырь, твою мать… гони-гони! Так я чего говорю. Взяли мы как-то Пятно, неделю тому, вместе с чуваками из десантуры. Вас еще тогда тут не было, зеленые, в «Смердящем»-то. Ну. Потом, значит, в плен нахватали эльфюг – усадьбу они защищали какую-то. Выбрали парочку куколок, служанок, понесли в подвал. Братаны набухались, так им море по колено, я тоже для храбрости хлебнул, но когда очередь доходит, не стоит, и хоть ты вой. Проблем не только у меня случился, мне парни траву одну посоветовали, нашу, гоблинскую народную, как раз для этого дела…
Крот сумел-таки написать еще немного: «У меня тут просто полный кайф! Сегодня первый бой был – это, скажу я тебе, полный…»
– Так у тебя на нее встает или как? – спросил Козелок.
– Иди лесом, – отозвался Крот. – Я виноват, что она бабой оказалась? Не я взял бы в плен, так кто-то другой! А если она тебя сильно интересует, старичок, то иди к особистам, которые ее допрашивают. Может, договоришься, они ее на полчасика тебе отдадут. Поскребешь свой дрын, только травку народную нашу прими, а то отвращение сработает!
– Ты говори, да не заговаривайся! – рыкнул Козелок. – Об наших исконных ценностях не сметь так отзываться!
– А ты что ли запрещаешь?
– Эй, хорош! – проревел Веник.
– Не шумим, мужики, – поддержал его Огрызок. – На завтра гоб-рестлинг организуют, поэтому чтоб парок выпустить – выходите в круг.
– Много чести, – проворчал Козелок, исподлобья посмотрев на Крота. – Эй, кобылка зеленая, твое счастье, что тебя тут никто не учит уму-разуму!
– Твое счастье, – ответил Крот.
– Сядь! – Огрызок сомкнул свою лапищу на локте Козелка. Брехун опустил зад обратно, где был.
– Эй, послушайте… не, чего пишут, сбрендить можно, точно так… – Хилый вынырнул оттуда, где был все последнее время, и потряс газетой. Глазешки сверкали за стеклами очков. Хотя оправа была грязной, сами линзы ботаник держал чистехонькими. – Праздник какой-то! Я думал, что сочиняют, но так и есть!
– Откуда ты это дерьмо взял? – спросил Козелок, кивая на стопку газет. – Совсем вы, очкарики, без этого не можете, да? Тьфу!
– Мы, очкарики, любим информацию, – ответил Хилый.
– Вот же, етить твою мать! – отозвался Веник. – Вечно скажет, как в лужу пернет! Чего ты там любишь? Извращенец, что ли?
