задатка.
На пороге трактира она поколебалась – ей ужасно не хотелось попадаться Валету на глаза. Хоть она и обещала заплатить ему в конце недели, но что если он из тех, кто отводит за угол со словами «сейчас я скажу тебе кое-что важное» и чиркает ножиком по горлу, прежде чем ты успеваешь обернуться и спросить, что именно; или же вдруг любит, поглаживая по щеке, говорить «у тебя и без денег есть что мне предложить, милая».
Но не отнести заказ она не могла, поэтому, поудобнее перехватив скатерти, тихонько скользнула внутрь. Возможно, ей удастся прошмыгнуть незамеченной, или же сегодня его здесь не окажется. Но Валет сегодня здесь оказался и сразу ее заметил. Он стоял в своем обычном углу возле двери, правда, был непривычно сумрачен и молчалив и не спешил завязывать беседу ни с ней, ни с кем бы то ни было еще. Под глазом у него цвел необъятный синяк, а нос он все время прикрывал ладонью.
Мелочи у Плюма с собой не нашлось, и, дожидаясь его возвращения, Твила нет-нет да и поглядывала украдкой в страшный угол. Наконец Валет это заметил и мрачно вперил в нее не подбитый глаз.
– Хватит задавать глупые вопросы, – прогундосил он.
– Я молчала, – пискнула Твила.
– Чтобы задавать вопросы, необязательно говорить вслух.
В этот момент Плюм вернулся и молча сунул ей деньги. Он уже повернулся, чтобы уйти, но остановился, удивленный ее медлительностью.
– Ночевать, что ли, остаешься? – гаркнул он.
От неожиданности Твила выронила деньги, которые тут же закатились под дальний стол. Трактирщик бросил взгляд на Валета.
– Или влюбилась в него, а?
Довольно захохотав, он пошел прочь, а Твила проворно, пока никто из завсегдатаев не успел ее опередить, нырнула за монетами под стол и быстро подобрала все, кроме одной, – та закатилась в самый угол. Выуживая ее, она заметила в щели между половицами что-то блестящее. Она выковырнула находку, нащупала последнюю монету и вылезла наружу. С удивлением повертев найденный предмет, повернулась к двери.
– Валет, а это случайно не ваш нос?
Тот, по-прежнему прикрываясь, повернул к ней недовольное лицо, которое в следующий миг озарилось счастливой улыбкой.
– Он самый! Вы нашли его! – возопил он, широко распахнув объятие одной руки, подхватил ее и закружил в воздухе.
– Просите у меня все, что пожелаете! – пропел он.
– Тогда отпустите меня, пожалуйста.
– Вот глупышка! – хохотнул Валет, но послушался и поставил ее на ноги. – Таким, как вы, нельзя доверять лампу с джинном или хитрющих золотых рыбок.
Он погрозил ей пальцем, а потом быстро отвернулся и, прикрываясь ладонью, приладил нос на место. Когда он снова повернулся, беглец уже был водворен на законный пост между ртом и глазами и сверкал ярче прежнего.
– Я уж было решил, что навсегда лишился его в ходе вчерашней драки, когда так знатно отделал того наглеца-колесника. Вы ведь это видели, да?
Твила вспомнила коротышку с кулаками-гирьками, из-под которого Валет кричал, и задумалась, не он ли и есть колесник.
– Уже не застала, – пробормотала она.
– Оно и к лучшему – подобное зрелище не для взора юных барышень, – согласился Валет.
– Кого это ты там отделал? – послышался угрожающий рык из соседнего зала, и доски загремели под чьими-то шагами, как заколачиваемые сваи.
Казалось, прямо сейчас на них несется карликовый бык.
Валет кинул обеспокоенный взгляд через плечо, подхватил ее под локоток и препроводил наружу.
– Идемте, мадмуазель Твила. Сие заведение – не самое подходящее место для юных дев.
Они обошли трактир и примостились сбоку.
– Итак, – сказал Валет, подхватывая ее под мышки и усаживая на сложенную сотами поленницу, – как человек, наделенный отменным воображением и развитым чувством слова, не терплю повторений, и тем не менее повторюсь: вы сегодня, ни много ни мало, спасли меня! Вырвали из лап отчаяния, так сказать, вернули голос (его ужасная гнусавость действительно пропала с возвращением носа), вкус к жизни и прежнюю красоту! Я от своих обещаний не отказываюсь и, в отличие от вышеупомянутых чешуйчатых обманщиц и пройдох, предпочитающих прозябать в жестянке с узким горлышком, готов забыть высказанную вами ранее глупость и выполнить любую вашу просьбу …
Тут Твила вспомнила про деньги за балладу и открыла рот.
– …естественно, в пределах разумного. Наверняка самая очевидная уже пришла вам в голову. – Он бросил на нее строгий взгляд.
Твила разочарованно закрыла рот – похоже, он тоже про них вспомнил.
– А посему считаю своим долгом предупредить… – Валет сделал торжественную паузу: – Мое сердце отдано другой, и я не могу на вас жениться.
Твила встрепенулась.
– Да мне бы такое и в голову не пришло! – радостно воскликнула она, но, заметив возмущенный взгляд, поспешно добавила: – Ведь было бы просто нечестно просить вас о таком.
Валет церемонно кивнул и пригладил жирную черную прядь:
– Увы, тут я не властен. Но все остальные просьбы мира к вашим услугам…
– Тогда я хотела бы…
– …кроме, – он вскинул длинный шишковатый палец, – разумеется, денег. Их у меня попросту нет.
– О… – Твила расстроенно сникла.
– Неужели вы хотели попросить денег? – удивился Валет. – Я предлагал вам все желания мира, а вы выбрали это? Признаться, я разочарован, так буднично, так приземленно…
– Да, – печально подтвердила Твила, – я хотела попросить, чтобы вы простили мне долг за балладу.
– Балладу? – нахмурился он, а потом его лицо разгладилось, и он расхохотался. – Ах, балладу! Нет, я сделаю лучше, мадмуазель Твила, много лучше! Отныне все мои баллады, сказки, байки, песни, в общем, весь мой годами отточенный гений к вашим услугам, и, внимание, совершенно бесплатно! Еще никто не получал от меня столь щедрого предложения!
Он кинул на нее довольный взгляд, ожидая благодарностей, и Твила не преминула его ими осыпать, от чистого сердца. А переведя дух, накинула еще горсточку-другую.
– Да, – вспомнила она, – я хотела попросить еще об одном.
– Не кажется ли вам, что для одного вечера и так вполне достаточно? – недовольно осведомился Валет.
– Вы обещали все просьбы мира, – напомнила Твила.
– Ну, хорошо.
– Перестань называть меня мадемуазель. И «выкать».
Судя по всему, Валет был неприятно поражен.
– Постараюсь, но ничего не обещаю, – скупо сообщил он и сжал губы в полоску, будто решил навеки их запечатать, дабы избежать подобного осквернения.
После недолгих тренировок, в ходе которых его лицо страдальчески корежилось, а на лбу выступил пот, у него начало получаться.
Глава 11. О разного рода несправедливостях, откровенных разговорах и трудностях мышиного бытия
Усвоив вчерашний урок, Твила не стала задерживаться и лишь ненадолго забежала на болотце. Дитя она там не застала: то ли та уже
