«Буду ли я, недостойный невежда, допущен стать преданным Господа Шивы, который, как Божественный Гуру, несущий изобилие Милости, ясно показал миру величие Маниккавачагара? И даже если я получу этот шанс, смогу ли я, подобно «Тирувачакам» (самое знаменитое поэтическое сочинение Маниккавачагара), славить Его испускающие Милость стопы?
Как и множество других мыслей в моем уме, эта мысль когда-то возникла и исчезла, подобно всполоху молнии в небе.
Потом я услышал от преданных, что они обрели вновь Себя, прибегнув к поддержке Милости пребывающего в Тируваннамалае – кто есть воплощение истинной джняны, сияющего как пламя истинного тапаса. Говоря о величии Его Милости, они растворялись в радости. Услышав их, я утонул в восхищении и нескончаемой радости…
Тогда Он, сострадательный, наделенный джняной, решил в своем сердце быть моим Господом и Учителем.
Я испытывал жажду, страстное стремление погрузиться [в Атман], томимый мыслью о божественных стопах, несущих изобилие Милости. Как страдающий от жажды, набредший в своих скитаниях на целую Гангу прохладной воды, так и я в счастливый, благословенный день пришел [к Рамане Махарши] с одиннадцатью стихами, что начинались с «Оставляя гору Кайласу…» и нашел в нем превосходного мудреца, джняна-гуру, океан мауны, одаряющий джняной.
Подобно тому, как воск тает от огня, при виде стоп Его ум мой растворился, утратив свою форму. Подобно теленку, нашедшему свою мать, сердце мое растаяло и возрадовалось у стоп Его. Волосы на моем теле вздыбились. Преданность поднялась во мне, как океан при виде полной луны. Милостью читшакти (сила, присущая сознанию) душа моя была в экстазе.
Сбиваясь, дрожащим голосом прочел я одиннадцать стихов и положил их к Его стопам. В тот самый момент Он милостиво взглянул на меня своими лотосными очами. С того дня все славословия, сходящие с моего беспристрастного языка, обращены только к Нему.
То, как Он даровал Милость свою, став моим Господом и Учителем, абсолютно убедило меня, что Он – сам Шива. Как мой новый «хозяин» Он сделал мое «я» и «мое» Своим собственным.
Даже если я погрязну в трясине [этого мира], мне не забыть могущественное величие щедрого дарителя Милости» [33].
В сентябре 1923 года Бхагаван все еще жил в маленькой тростниковой хижине, которую построили над самадхи его матери. Муруганар не знал, как следует подойти к Бхагавану, и потому некоторое время оставался снаружи. Бхагаван решил эту проблему, выйдя из хижины сам и сказав: «Энна?» [«Что?»]. Это общепринятый в Тамилнаду способ обращения к новому посетителю.
В ответ Муруганар начал петь стихи, сочиненные в храме, но эмоции взяли верх над ним. Его глаза наполнились слезами, и он не мог продолжать.
«Вы не можете читать? – спросил Бхагаван. – Дайте мне. Я сам прочитаю».
И Бхагаван прочел поэму вслух. До этого времени Муруганар очень скрупулезно относился к тому, чтобы наделять свои сочинения определенной рагой или мелодией, поскольку по традиции определенные размеры или темы должны исполняться особым образом. После этой первой встречи с Бхагаваном он больше никогда не пел свои поэмы [34].
Хотя он явно прибыл, будучи уже в состоянии глубокой преданности, первый визит не прошел гладко. Б.В. Нарасимха Свами беседовал с ним, изучая его биографию «Самореализация». Вот что Муругунар рассказал ему в феврале 1930 года.
В первые два или три дня после моего приезда мне давали какое-то лекарство. Я не знаю, что это было такое, но оно оказало стимулирующий эффект и ошеломило меня. Я сидел перед Махарши и концентрировал свой ум на его личности. Через несколько минут у меня появилось видение света. Этот свет разливался по всему его телу и вокруг него. Тело, тем не менее, можно было отличить от окружающего его света. Не знаю, как долго это длилось, поскольку я полностью утонул в созерцании этого видения. Кунджу Свами, Дандапани Свами и Аруначала Свами присутствовали при этом. Потом Махарши явился мне в виде Христа, не могу сказать, по какой причине, а потом как Мохаммед и другие великие души, тоже по необъяснимым причинам. Я потерял свою прежнюю личность на это время, потому что она потонула и потерялась в гигантской океанской волне нового состояния духовности. Я чувствовал, что все мое переживание похоже на сон, смутный, нереальный и таинственный, вопреки ощущению, что я все так же находился в бодрствующем состоянии. В меня вселился страх, будто нечто душит мое земное состояние бодрствования и отбирает у моего бывшего «я» чувство реальности и индивидуальности. Я почувствовал, что вследствие этого я могу оказаться навсегда привязанным к этой странной жизни в Тируваннамалае и буду навсегда потерян для моей матери, чьей единственной поддержкой я являлся.
И я стал кричать что-то вроде: «Вот банда грабителей, зовущихся сиддхами, и во главе их Рамана Махарши! Все они замышляют захватить души, которые приближаются к ним в бодрствующем состоянии, и тут же околдовать их этой своей жизнью сиддхов и добавить к своей группе! И раз моя мать, или кто-либо еще не в силах увидеть меня здесь или забрать меня обратно из их железных тисков, я должен сейчас же отправиться отсюда!»
Я также добавил, смотря на эту яркую ослепительную фигуру Махарши и обращаясь к нему: «И вот я, неспособный даже на несколько мгновений вынести этот свет. Как удивительно, что женщина, твоя мать, носила тебя в своем чреве девять долгих месяцев».
И в этом возбужденном состоянии, в этом исключительном напряжении, я продолжал выступать больше часа, прерывая свою речь неоднократными простираниями перед Махарши. После этого я бродил в округе с Кунджу Свами и Аруначалой Свами, в основном у Пали Тиртхама и Ченгам Роад часов до трех утра. Я чувствовал, что все попытки сбежать из ашрама будут тщетны, так как весь Тируваннамалай вызывал у меня то же самое подавляющее чувство, затопляя мою индивидуальность, что Тируваннамалай и Махарши заполняют все пространство и являются одним и тем же.
Я спросил Кунджу Свами, что он помнит о первом визите Муруганара.
Он ответил: «Мы не знали, в чем было дело. Он бессвязно бормотал и выглядел очень взбудораженным. Бхагаван попросил нас присмотреть за ним, потому что он, похоже, не мог позаботиться о себе. Даршан Бхагавана иногда оказывал шокирующее воздействие на новых посетителей. Мы знали, что с посетителем не могло произойти ничего плохого пока он был под защитой Шри Бхагавана, и поэтому я не особенно тревожился из-за поведения Муруганара. Ему просто нужно было, чтобы кто-то присмотрел за ним в течении несколько часов пока он не успокоится».
Возможно, «лекарством», которое давали Муруганару, была ганджа, поскольку среди садху, собравшихся вокруг Бхагавана, было несколько тех, кто регулярно принимал этот наркотик. Бхагаван часто выражал свое неодобрение такого поведения, но оно все-таки продолжалось на периферии ашрама.
Стих 339 из «Шри Рамана Саннидхи Мурай», по-видимому, касается этой волнующей первой встречи с Бхагаваном:
Для приходящих к Тебе, о Господь,
Милость Твоя как океан велика.
Когда я, готовый к служению, приблизился
К стопам Твоим, Ты, улыбаясь, взглянул
На меня, и в этот миг явил
Моему глазу ума
Видения разные, редкие, чудесные,
Прежде невиданные!
Во время той же самой поездки в Тируваннамалай, несколько дней спустя, когда я уже не принимал лекарства, оказавшее стимулирующий эффект, я снова сел перед Шри Бхагаваном и испытал похожее переживание. Снова фигура Махарши стала светиться, и мое чувство индивидуальности вновь потонуло. Вновь поднялись мои страхи, что если я останусь дольше в его присутствии, то буду потерян для моей матери. Поэтому я поспешил из ашрама в город и переночевал в доме одного из своих учеников.
В последующие месяцы я часто приезжал туда. Я слушал вопросы, которые люди задавали Махарши, и его ответы на них. Постепенно я подвергался его влиянию и мое мировоззрение менялось. После того, как моя мать умерла в 1924 году, я оставил работу в июле 1926 года приехал в Тируваннамалай, где и стал жить постоянно. С тех пор я здесь, и на сегодня написал более тысячи стихов о Бхагаване [35].
Этот рассказ настолько самоуничижительный, и я могу лишь сделать вывод, что в последнем абзаце Муруганар намеренно умаляет свое переживание и свои достижения.
Муруганар приехал к Бхагавану во второй раз около трех месяцев спустя, и в этот раз у него тоже было видение Бхагавана, окруженного светом. Он снова испугался, что, останься он в Раманашраме, он станет санньясином. Так как он был по-прежнему очень привязан к своей матери и боялся, что она останется одна, без чьей-либо поддержки, если он бросит свою карьеру ради жизни в Тируваннамалае, он сбежал оттуда уже через день и вернулся в Мадрас. Именно в этот его приезд Бхагаван вдохновил его писать стихи в той же манере и на ту же тему, что и Маниккавачагар более тысячи лет до этого. «Шри Рамана Саннидхи Мурай», одна из главных работ Муруганара, очень близка по структуре к «Тирувачакам», самой прославленной книге стихов Маниккавачагара.
