– Ладно, поняла.
«Учить, учить и учить, – подумал Айсман. – Пока у самого язык до кости не сотрется. Эх, было бы сейчас, как до войны, книгу бы написал. Или две. Или десять – хорошего много не бывает. Об одном и том же: что надо слушать опытных людей! Внимательно! Разинув пасть и тщательно запоминая каждое слово! А потом взять… ну, скажем, кувалду и постучать ею по головам мнящих себя самыми умными. И органически неспособных понять, что драгоценный опыт, которым с ними изволят поделиться, заработан реками пота и морями крови. Крови – по большей части таких же умников, на личном горьком примере показавших остальным, чего делать нельзя!»
– Не так быстро, ма-де-муазель. Здешние пиявки, чтоб вы знали, впрыскивают в свой будущий обед, то есть в вашу кровеносную систему, не только «уйму полезных веществ», но и обезболивающее… чтоб укус не сразу почувствовался. Анестезия, так сказать. Взрослому здоровому человеку хватит, четырех-пяти укусов, чтобы свалиться на месте и заснуть… сном праведника… и проснуться уже в раю. Или, если очень повезет, от жуткой боли – покусанную часть тела обычно раздувает едва ли не вчетверо.
– Аллергическая реакция, – донеслось из крапивы.
– Настолько умных словей я не знаю, – соврал Айсман. – Но факт, что последующие несколько дней идти покусанный не в состоянии. Только лежать… в бреду… с шансами пятьдесят на пятьдесят.
– По твоему описанию, – судя по звукам, Энрико принялся решать крапивную проблему наиболее радикальным способом, использовав катану в роли косы, – эти пиявки больше похожи на комаров.
– Кстати, о комарах. Вы их заметили?
– Мы заметили, что их нет, – сказала Анна. – Только порадоваться этому не успели.
– А ведь их и вправду нет, – усмехнулся Сергей. – Года три как… а все потому… – осекшись, он приподнялся на локте, прислушиваясь…
– Все потому?
– Заткнись! – шепотом рявкнул следопыт. – Всем молчать! Всем лежать! Не дышать!
– Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!
Звук повторился вновь, и теперь уж его точно нельзя было спутать ни с чем другим. Цвиканье перламутрового воробья – хотя на самом деле птичка была вполне себе довоенным африканским жителем и в качестве такового прозывалась как-то очень иностранно – не столь уж необычный на болотах, но…
– Что…
– Убью на хрен!
Кажется, заткнулась.
Закинув автомат на спину, он, срывая ногти, на четвереньках буквально за несколько секунд пробежал островок насквозь. Прижался щекой к стволу ивы, медленно – очень медленно – приподнялся…
…увидел…
…и, стянув Сашку под локоть, большим пальцем сдвинул планку прицела на триста.
Именно столько, по его прикидке, было до вышедших из-за кустов на соседнем островке двоих. В безрукавках мехом внутрь. С ружьями на изготовку. Настороженно глядящих по сторонам.
Болотники.
Сзади зашуршало. Покосившись, Шемяка придержал рванувшийся было из горла матерный окрик – девка ползла достаточно грамотно, а скуластый и вовсе почти неслышно.
– Не вздумайте стрелять! – прошептал Айсман. – Придушу!
– Их же всего двое.
– Мозгов в твоей башке двое… граммов. И те просроченные. Это передовой дозор.
– Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!
Совсем близко. Основная группа, подойдя, скорее всего, засядет в тех кустах, прикинул Айсман, чтобы в случ-чего прикрыть дозор огнем. Сколько же их может быть? Десять? Пятнадцать? Двадцать?
Только не сворачивайте, ну зачем вам сворачивать? Вам же до этого островка топать как вполовину до берега. Жалкий клочок земли, ничего опасного здесь быть не может… не может.
– Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!
Если двадцать, то могут выставить и боковое охранение.
– Фиу-фиу-фьють!
Дозорные пошли напрямик.
Он угадал – основная группа укрылась на островке, и лишь когда с берега донеслось очередное цвиканье, остальные болотники поднялись – причем двое, пулеметный расчет, изрядно удивили Шемяку, встав, казалось бы, прямо из трясины – и неторопливо зашлепали дальше.
– Мы могли бы…
Сергей коротко махнул рукой. Дождался, пока замыкавший колонну болотник в шляпе типа «пирамида сплюснутая» скроется среди деревьев. Медленно перекатился на спину и сел.
– Ну и что же мы могли?
– Это были те самые болотники?
– Да.
– Мы могли б ударить по ним. В три ствола… они ведь были как на ладони.
– И? – резко произнес Айсман. – Двадцать один… двадцать три вместе с дозорными. Пулеметов две штуки, автоматов я разглядел пять… это минимум. Сколько мы могли положить первыми выстрелами? Шестерых? Больше – сомневаюсь. Остальные тут же прижали б нас огнем, а дозор зашел бы с тыла…
– При хорошем раскладе нам бы удалось унести ноги, – после короткой паузы продолжил он. – Без вещей… впустую спалив кучу патронов. Но это при очень большой улыбке от тетки Фортуны.
– А если они увидят наши следы?
– Без «если». Они идут по своим делам. Видала, какие вьюки тащат? Им сейчас не до охоты на случайных прохожих. Вот попадись мы этой шайке-лейке, когда они будут возвращаться…
– Мне казалось, – задумчиво произнесла Анна, – что вы не торгуете с этими… жителями болот.
– Под «мы» имеются в виду «жители более твердой пока еще земли»? – насмешливо уточнил Шемяка. – Ну да, официально не торгуем. А изловленные за этим малопочтенным занятием подлежат публичной порке с конфискацией. Дружинники даже время от времени ходят в патрули вдоль побережья… и еще более время от времени кого-то в самом деле ловят.
– А почему?
– Ну, – начал Айсман, – во-первых, дружинники не горят особым рвением…
– Я имел в виду: почему торговля с жителями болот считается контрабандой? – сухо произнес Энрико.
– А-а… тут проблема в товаре.
– Им что, нечего предложить? – удивилась Анна. – Или же… они составляют конкуренцию неким старьевщикам?
– Следопытам. И не составляют. Болотники чертовски… они шарахаются от радиации, словно черти от ладана. То ли более восприимчивы к ней, то ли во время войны испугались больше прочих, но в скелеты, да и вообще в старые здания их не затащить даже под угрозой смерти – предпочтут быть убитыми на месте. А торгуют они в основном… как это… а, дарами болота. Шкуры там, зелья-отвары… ягодный самогончик я однажды ихний пробовал – хорош, правда, говорят, лучше не допытываться, на чем именно его настаивали.
– А проблема, – добавил Сергей после короткой паузы, – заключена в том, чего болотники хотят взамен. Больше всего им требуется оружие и патроны. Чтобы стрелять в нас.
ШВЕЙЦАРЕЦ
На ней был не давешний голубой халатик, а платьице. Красное, с темной каймой, тонкими силуэтами летящих и танцующих птиц… короткое… с многочисленными следами штопки. И она очень боялась – впрочем, пыхтящий из-за секретарской спины ключник выглядел куда более испуганным.
Ключник – это уже был просто подарок Судьбы, на который Швейцарец почти не надеялся.
– Вот, – торжествующе выдохнул секретарь. – Привел.
– Христом-богом клянусь, ни при чем я! – ключник, даже не переведя толком дух после пробежки, плюхнулся на колени рядом со штурмдесятником. – Он сам, сам ее выбрал, а я отговорить пытался…
Танг, брезгливо прищурившись, наклонился и наотмашь хлестнул ключника поперек лица – удар, со стороны казавшийся несильным, опрокинул храмовника на спину.
– Заткнись, мразь!
Швейцарец шагнул вперед.
– Деньги.
– В-вот, все, все, что положено, – торопливо зачастил секретарь.
На этот раз мешочек был холщовый, но по весу он вполне соответствовал своему бархатному предшественнику, а именно это и было единственно важным.
– Хорошо.
Девушка стояла прямо перед ним. Швейцарец схватил ее за левое плечо, рванул навстречу – резко, не ударься об него, наверняка бы упала – встряхнул, словно тряпичную куклу…
– Слушай меня внимательно, – прошептал он. – Как только я отпускаю тебя, бежишь к мотоциклу. И садишься. Это – твой единственный шанс. Замешкаешься – умрешь! Поняла?
Девушка молчала.
Швейцарец встряхнул ее еще раз. «Черт, да она же в полуобмороке, едва на ногах стоит, – почти с ужасом подумал он. – Только этого не хватало».
– Ты. Поняла. Меня?
– Да.
Швейцарец не расслышал ее ответ, а скорее угадал его по движениям губ. «Триггер… это ее „да“ – триггер», – подумал он, выпуская плечо девушки и делая шаг в сторону.
Единственным, кто успел совершить хоть что-то, был, разумеется, штурмдесятник Танг. Он сумел разглядеть, как из рукава плаща прыгает в подставленную ладонь небольшое, ярко блеснувшее полированной сталью… с удовлетворением подумал, что был прав, не доверяя черному ублюдку… и улыбнулся – за миг до того, как выпущенная в упор пуля в самом прямом смысле вынесла его мозги на встречу с великим Никуда.
Секретарь же просто увидел вспышку – ослепительную, как десять тысяч солнц.
С третьим выстрелом Швейцарец чуть промедлил – полсекунды, не больше. Это, конечно, было непозволительной роскошью… но ему очень хотелось, чтобы ключник осознал. И лишь когда храмовник вскинул пухлые ладони, пытаясь заслониться… нет, не от пули – хотя бы от жуткой черноты ствола, – Швейцарец дожал спуск.