ожидает машина, ее выхлопные газы смешиваются с соленым влажным воздухом. Леви открывает заднюю дверцу, пропускает меня внутрь и садится рядом. Я кладу голову ему на плечо и всю дорогу еду с закрытыми глазами. Сосредотачиваюсь на ощущении его руки в моей ладони, посылающей искры вверх и обратно. На прикосновении его щеки на моей макушке.
Когда машина останавливается, Леви выходит из нее первым, затем помогает мне. Я смотрю на знакомое здание и улыбаюсь. Мой дом. Мы идем к двери, и он поворачивает ручку.
— Проклятье.
Затуманенным мозгом понимаю, что дверь заперта. Моя соседка по комнате этой ночью работает.
— Лягушка, — говорю я и поднимаю отяжелевшую руку, указывая на маленькую керамическую лягушку справа от двери, которая держит вертушку. Леви смотрит туда, куда я указываю, потом наклоняется и поднимает лягушку.
— Спасибо, — бормочет он, вставляя ключ в замок, затем медленно открывает дверь.
Он заводит меня внутрь, и я цепляюсь за его руку и тащу в свою комнату.
— С тобой все будет в порядке?
Он стоит в дверном проеме, скрестив руки на груди, и смотрит на меня с беспокойством, от которого сердце сжимается, а желудок переворачивается.
— Ты собираешься уйти? — слышу я свой вопрос, и он пожимает плечами. Я качаю головой. — Останься.
Я начинаю расстегивать рубашку, и он отворачивается. Я издаю смешок. И еще один. Он тоже смеется. Я вижу. Я раздеваюсь догола, пока он стоит спиной ко мне, затем натягиваю через голову безразмерную футболку и надеваю нижнее белье.
Меня все еще колбасит, но не так сильно, как раньше. Цвета никуда не исчезли, но приглушены. Мои чувства притупляются, энергия истощается, но пульсация в сердце все еще сильна. Я забираюсь на матрас.
— Леви, — мягко зову я.
Он поворачивается ко мне, и я похлопываю по месту рядом с собой. Он не двигается, лишь мышца на его челюсти подергивается. Я улыбаюсь и закатываю глаза, затем снова похлопываю по матрасу.
Медленно сбросив обувь, он сокращает дистанцию между нами. Опускается рядом со мной, и я откидываюсь на подушку. Он делает то же самое. Какое-то время мы просто лежим, глядя друг на друга. Я слушаю его дыхание. Наблюдаю за борьбой эмоций в его глазах, и чувствую, как мои веки закрываются сами по себе.
Я не хочу засыпать. Не хочу, чтобы это заканчивалось.
Приблизившись, снова касаюсь его губ своими. У него все еще вкус виски. И цитруса. Я всхлипываю, когда наши языки переплетаются. Услышав его стон, перемещаю руки к его ремню и дергаю за него. Вожусь с пряжкой.
Он крепко, но нежно обхватывает мою руку, останавливая.
— Спи, Сав, — говорит он мне в губы. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, но веки не открываются. — Спи.
Тело начинает сдаваться, несмотря на протесты.
— Я хочу тебя, — хрипло говорю я, еле ворочая языком. От желания. Истощения. Дремоты. — Я хочу тебя, Леви.
Он нежно кладет руку мне на плечо и поворачивает меня, затем обхватывает за талию и притягивает к своей груди. Его дыхание щекочет мою голову. Его ладонь лежит на моем бедре. Я расслабляюсь, как и раньше, когда он обнимал меня вот так. В безопасности, в тепле и, наконец, в состоянии обрести покой.
— Я хочу тебя, — устало бормочу я снова.
Объятия вокруг меня сжимаются. Его сердцебиение колотится мне в спину. Когда он говорит, это шепот. Почти мольба. Я его почти не слышу.
— Тогда ты все еще будешь хотеть меня завтра.
Я просыпаюсь почти с рассветом.
Жалкий кондиционер за окном стонет под тяжестью влажного зноя, а простыни прилипают к босым ногам. Леви держит меня в объятиях, ровный ритм его дыхания возвращает меня назад, в его детскую спальню.
Мне до сих пор не верится, что он здесь.
Медленно, осторожно, чтобы не разбудить его, я переворачиваюсь, и мы оказываемся лицом к лицу. В полумраке я едва могу разглядеть его черты, но мне и не нужно их видеть. Даже спустя три года я могу воспроизвести их по памяти. Я узнаю его, даже когда мы состаримся и покроемся морщинами. Возраст не меняет душу.
Когда нам было по пятнадцать, я лежала вот также и разглядывала его спящим, прежде чем приходилось покинуть его спальню, улизнув через окно. Я изучала его, запоминая каждую веснушку, каждую ресничку, каждую морщинку полных от сна губ и страдальческое хныканье. Даже когда он был рядом, то казался недосягаемым. Слишком хорошим. Слишком чистым. Я дразнила его по этому поводу, но в глубине души была согласна с его матерью. Я знала, что погублю его. Я бы испачкала, запятнала его сверкающий золотой нимб и сожгла идеальные ангельские крылья.
В сознании мелькают и исчезают вспышки воспоминаний, сцены того, что происходило несколько часов назад. Закрыв глаза, я пытаюсь сфокусироваться, но все размыто. Словно я была свидетелем, наблюдающим сквозь густой цветной дым, а не непосредственным участником.
Кончики пальцев горят, я помню, как водила ими по губам Леви. Как целовала его. Вкус цитруса и виски. Было ли это на самом деле, или это всего лишь мой очередной сон под действием дурмана? Будь я пьяной или под кайфом, каждый раз мне снился Леви.
Я тянусь к его губам и слегка провожу по ним пальцами. Во сне его брови хмурятся, нос морщится, и я сдерживаю смех. Я делаю это снова: провожу подушечками пальцев по его нижней губе.
— Что ты делаешь?
Хриплый голос заставляет меня подпрыгнуть и издать испуганный писк. Он ухмыляется, но глаз не открывает, и я прыскаю от смеха, толкая его в грудь.
— Ты напугал меня, задница.
Он сжимает меня в объятиях и приоткрывает один глаз.
— Почему ты щупаешь меня, как маньячка?
Я стираю с лица все эмоции и медленно поднимаю бровь.
— Просто проверяю, настоящий ли ты.
Он открывает второй глаз и ласково улыбается.
— Я настоящий, если ты настоящая.
Я смотрю ему в глаза. С каждой минутой восхода солнца его лицо видится четче.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он все еще хриплым ото сна голосом. Я пожимаю плечами.
— Отлично. А что?
— Ночью ты была совсем не в себе… — Он не заканчивает предложение и изучает мое лицо в поисках… я не знаю чего. — Что ты помнишь?
Я сканирую свой мозг, прежде чем ответить, затем перечисляю все, что, как я знаю, было правдой.
— Вечеринка на пляже. Костер. Побережье океана. Потеряла одну сережку. Танцы с тобой. Мэйбс и Кристал поссорились, затем помирились, а затем ушли вместе после того, как Джона сказал им прекратить трахаться на
