Я, блять, не сяду рядом с этой скользкой змеей.
Ни за что не сяду.
— Наши молодожены задержались, — изображая очарование, гундосит Илона.
— Андрей настоял, что ничто не сможет помешать ему потереть мне спину, — лыблюсь от уха до уха, чем явно ввергаю ее в ступор.
— Какие подробности, — скептически комментирует какая-то тетка крайне неопределенного возраста — видимо, жена кого-то из парочки взрослых приятелей Новака.
Ей я тоже адресую абсолютно пофигистическую улыбку и, наконец, нахожу место себе по душе — на пуфе около камина. Здесь он уже не бутафорский, а каменный и довольно закопченный от частного использования. Но жар от огня и приятное потрескивание дров, пожалуй, скрасят все недостатки сегодняшнего вечера. И даже, прости господи, компанию Угорича, чей тяжелый одеколон уже и так заполнил собой все пространство здоровенной комнаты.
Я терпеть не могу такие мероприятия.
А сегодняшнее особенно отвратительно, потому что очень похоже на мою прошлую жизнь. Отец любил собирать гостей даже без всякого повода. Тогда мне казалось, что все приходящие в наш дом люди — искренне любят его и не способны на предательство. И только потом я поняла, что все эти улыбки, пожелания здоровья и процветания, заверения в вечной дружбе и «вместе на край света» — не имеют ничего общего с действительностью.
Происходящее сейчас — ровно такой же пир цинизма и лжи. Почти в таких же декорациях, с такими же точно фальшивыми улыбками. А на самом деле, стоит только бросить в эту толпу шакалов мясную кость — и они тут же вцепятся друг другу в глотки.
Я даже не особо вникаю в суть застольных разговоров, потому что никому здесь, ровным счетом, до меня и дела нет. У меня вполне понятная незначительная роль в их пищевой цепочке — я нахлебница и выскочка, и попала в высший свет только потому, что мне это позволили.
В конце концов, когда проходит несколько часов и разговоры скатываются в совсем уж непонятную мне белиберду, я потихоньку выскальзываю сначала на кухню, чтобы наспех сварить кофе, а потом — на крыльцо, прихватив плед.
В телефоне — парочка видео от Марины. Она в боулинге и хорошо проводит время с подругами. Даже присылает видео, в котором ее маленькая дочка смешно и безуспешно пытается сдвинуть с места тяжелый шар. Я просматриваю каждое видео по меньшей мере дважды, пытаясь высмотреть и выслушать каждый кадр и звук. Там определенно есть другие мужчины, которые не попали в кадр. Но голоса Вадима нет. Я узнала бы его сразу. Хотя, что это меняет? Они явно не афишируют свои отношения, что не мешает им ночевать в одной постели. Где они точно не просто держатся за руки.
Скрип входной двери очень вовремя не дает мне окончательно скатиться в глупую рефлексию.
Как чудесно, что это именно жена Угорича. Мне даже не придется искать повод, чтобы поговорить с ней наедине.
— Прости, я не знала, что ты тут. — Она поплотнее натягивает на плечи норковую шубу — еще одно доказательство статуса ее мужа, которое выглядит смешно в этом аномально теплом январе.
Я просто дергаю плечом, давая понять, что ее присутствие меня никак не стесняет.
Оксана, немного потоптавшись на месте, уходит чуть в сторону, подальше от окон, и закуривает. Выглядит при этом как пятилетка за углом школы, когда одновременно и очень хочется, и очень страшно попасться на горячем. Угорич ей такое явно не позволяет, но в гостиной уже и без того так накурено, что он вряд ли ее «унюхает».
— Тяжелый день? — нарушаю затяжное молчание.
— Да, — скупо и сухо отвечает она, глубоко затягиваясь.
Где-то хрустит ветка, и Оксана воровато прячет сигарету за спину, одновременно пихая в рот мандариновую шкурку, которую припрятала в кармане.
— Это просто птицы, — успокаиваю ее, кивая на расхаживающую по талому снегу стаю воронья.
Оксана краснеет и все-таки тушит сигарету. Идет мимо меня обратно в дом, на ходу бормоча что-то типа «Было приятно поболтать».
Честно говоря, я рассчитывала, что для разговора будет более удачный повод. начинать вот так, с бухты-барахты, как будто даже нелепо, но это может быть наш последний шанс поговорить тет-а-тет, пока все остальные очень заняты выпячиванием собственной важности.
— Угорич просто вышвырнет тебя из дома, когда узнает, а сына заберет и ты больше никогда его не увидишь.
Оксана буквально столбенеет и медленно убирает ладонь с дверной ручки.
Поворачивается.
Она стоит перед фонарем, так что тень довольно хорошо скрывает ее лицо, но я и так вижу все нереальные признаки ее страха. Даже почти чувствую его характерный горький запах.
— Что? — пытается сделать вид, что не понимает.
Тоже совершенно нормальная, я бы даже сказала — естественная реакция. Редко. Кто готов сразу, по первому звоночку, сразу и во всем раскаяться. Людям свойственно до последнего хвататься за видимость собственной безгрешности.
— Если я это узнала — узнает и Угорич. Это просто вопрос времени, Оксана.
— Не понимаю, что…
— Я про тебя и Санина.
Нахожу в телефоне их совместное фото и показываю Оксане, хотя она пятится от меня, словно от чумы. Увиденное делает ее смертельно бледной. Того и гляди грохнется в обморок, что совсем не входит в мои планы.
— Самое время закурить, — предлагаю я.
Она делает это на автомате, напрочь забывая о том, что пару минут назад делала это с высшим уровнем конспирации, а сейчас ее может поймать с поличным буквально каждая высунувшаяся в дверь морда.
— Откуда ты… боже… — Оксана закрывает рот ладонью.
— Бывают в жизни совпадения. Надеюсь, ты понимаешь, что мне глубочайше насрать на вашу с Константином личную жизнь и я стала бы следить нарочно. Просто обычно взрослые люди, которые трахаю чужих жен и мужей, соблюдают хотя бы элементарные мены предосторожности, и точно не разгуливают у всех на виду, как влюбленные школьники.
— Это было всего раз! — На нервах Оксана плохо контролирует свои эмоции, и мне приходится жестко поставить ее на место, пока ее истерика не поставила крест на моих планах.
— Кричи об этом погромче, Золушка, и твоя карета превратится в тыкву задолго до полуночи.
Оксана нервно затягивается и всхлипывает.
— Это случилось… просто… мы не планировали…
— Мне вообще насрать, когда и как у вас сошлись звезды, — с легкой брезгливостью пожимаю плечами. Всегда поражало, что большинство людей в подобных ситуациях в первую очередь пытаются оправдаться, вместо того, чтобы просто послать всех небезразличных, потому что это, как бы, не должно их ебать. — Вопрос в том, что теперь будешь делать ты.
— Я…?
Слишком много в ее словах бессмысленного мусора. Хотя, будь она хитрее и умнее, то не прожила бы с Угоричем и года. Точнее, сразу после знакомства бежала бы от него, роняя тапки. Хотя, мне бы осуждать ее за это? Но меня оправдывает то, что когда он сделал это со мной — я была еще ребенком. Ребенком, которого родители оберегали от всякой грязи, и когда она все-таки мне встретилась — я просто не смогла узнать ее «в лицо».
— Ты… расскажешь ему? — Кажется, этот вопрос дается Оксане тяжелее всего. Как будто она боится дать мне подсказку, что делать с полученной информацией.
Я могла бы сказать, что мне плевать на их семейные дела, и это была бы чистая правда. Даже больше — мне плевать, то будет с Оксаной, если однажды Угорич узнает о ее романе, мне плевать, как в принципе развернется эта история. Но мне очень не плевать, что подергая за эти ниточки, я могу сделать так, что этот монстр упадет так глубоко и низко, что уже никогда не сможет встать. Иначе я бы и связываться не стала.
— Зависит от того, как будешь вести себя ты, — говорю немного размазано, расставляя интонации таким образом, чтобы даже до не очень умной Оксаны дошло — вопрос будет открытым до тех пор, пока она не «поможет» мне принять правильное решение.
— Господи боже… — Она снова затягивается, а потом неожиданно резко выбрасывает сигарету, как будто только сейчас поняла, какими неприятностями это может грозить.
