— Это что же теперь? Везде — такое?! — ответ, по-видимому, оказался утвердительным, и рев усилился вдвое, — а какому болвану доверили каталитический синтез?! Я пять лет чертову банку-аквариум берег на такой вот случай! Кто это был?
— Игнат Сличенко. Кто же еще? — тоненько пропищал Ерофьев, мелко потирая руки.
— А-а-а!! Убью!! Только покажите мне этого недоделанного Менделеева! — и грузной рысцой Савельич двинулся в сторону Центра.
Вскоре прибыл посадочный модуль с «Аляски».
— Хоть определили точно, что же у вас в итоге вышло? — спросили у Трофимова орбитальщики.
— А чего тут определять? Пиво…
— Как пиво?
— Вот так! Запах чувствуешь? Настоящее! «Оболонь-Премиум»…
— И что — градус имеет? — неудачно пошутил кто-то.
— Да уж не меньше пяти, — задумчиво ответил за замкнувшегося Трофимова Патрушев. — Будешь? — и тут же протянул шутнику кружку.
— С ума сошел!
— Наверное…
Голоса присутствующих на берегу звучали тихо, лица были серьезны, брови нахмурены. Но глаза…
«Мы будем здесь жить!» — горели целый день огромные буквы, пока не зашло солнце.
Владимир Данихнов
МИНУТА ДО РАССВЕТА
1. Интеллигент
— Привет, — улыбнулась ему девочка-подросток, доверчиво протягивая правую руку. На запястье девчонки Эдик заметил следы почти свежих порезов и поспешно отвернулся, притворившись, что чистит винтовку.
— Привет! — настойчиво повторила девочка и осторожно потянула его за рукав.
Эдик затравленно посмотрел на нее, моля Бога лишь о том, чтобы никто в этот момент не зашел в комнату.
Девочка была милой — ясные, без уродливых вкраплений, голубые глаза, длинные густые золотистые волосы, изящный, немножко курносый, носик — она сильно напоминала его собственную дочь.
Очень сильно…
Если не считать болезненно-бледной кожи и строгого черного костюма, заляпанного кровью — перед ним стояла обычная тринадцатилетняя девчушка.
— Уходи отсюда, — одними губами прошептал Эдик.
Ему вдруг показалось, что неподалеку скрипнула половица.
— У меня проблема, — серьезно сказала девочка. — Я нашла свою косметичку, но не могу накраситься.
— Почему? — машинально спросил Эдик.
— Я не вижу себя в зеркале, — ответила девчонка и отвернулась. Эдику показалось, что она сейчас заплачет.
Он протянул руку и погладил девочку по голове.
— Успокойся, — прошептал Эдик. — Скоро это пройдет.
— Правда? — тихо спросила девчонка, ковыряясь сандаликом в разбитом паркете. — Я… я ничего не помню… Время так быстро летит, что я не успеваю ничего запомнить. Я такая глупая, да?
При упоминании о времени Эдик быстро взглянул на правое запястье.
Часы показывали: «0:35 ДЗ».
Последняя цифра мигнула и превратилась в четверку.
— Я глупая? — снова спросила девочка, пытливо вглядываясь в лицо Эдика.
Теперь скрип послышался вполне отчетливо.
— Уходи! — прошипел Эдик.
Девчонка вздрогнула, бросила на него растерянный взгляд и поспешила в коридор, постепенно растворившись во тьме.
Дверь отворилась, и в комнату вошел Рой. У него был усталый и несколько отрешенный вид.
— Как проход? — спросил он, присаживаясь на расшатанный табурет.
— Все тихо, — ответил Эдик, снова принимаясь за винтовку.
— Я слышал какой-то шум, — задумчиво проговорил Рой.
Эдик вздрогнул.
— Почудилось, — предположил он как можно более безразлично.
— Наверное, — с готовностью согласился Рой. — Здесь вечно кто-нибудь воет или орет благим матом. С ума можно сойти.
— Как ребята? — спросил Эдик.
— Все еще развлекаются, — зевнул Рой. — Поторопи их, а я пока подежурю.
Ребята методично избивали худенького интеллигентного мужчину. Мужчина то и дело поправлял съехавшие на нос разбитые очки, болезненно щурился, когда его били между ног или по голове, и изредка делал слабые попытки подняться — в этот момент приходилось поработать прикладом. Он ничем не походил на девочку-подростка, разве что цветом кожи.
Когда в комнату вошел Эдик, мужчина повернулся к нему и укоризненно покачал головой:
— Ну зачем же так, молодые люди? Я ведь всего лишь хотел узнать… Хотел узнать, что здесь происходит…
Ибрагим впечатал лицо интеллигента в пол тяжелым десантным башмаком и некоторое время задумчиво наблюдал, как мужчина мычит что-то бессмысленно-неразборчивое. Сережа нервно засмеялся, ласково поглаживая мертвую сталь своего карабина.
— Хватит! — приказал Эдик, и Ибрагим немедленно убрал ногу с лица бледнокожего.
— Где вы его поймали? — спросил Эдик у Сережи.
Сережа хихикнул, обнажив желтые, истерзанные кариесом, зубы:
— Сам пришел. Из южного коридора. Наверное в какой-то подсобке прятался.
— Спрашивал, как выбраться отсюда, — невозмутимо добавил Ибрагим.
Эдик повернулся к несчастному, который потирал изрядно пострадавшую переносицу.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Бледнокожий слегка поклонился:
— Здравствуйте. Меня зовут… — лицо его вдруг стало озабоченным. Он нахмурился, словно размышляя и, наконец, тихо произнес: — Я… я не помню.
— Ты знаешь, где ты находишься? — поинтересовался Эдик.
— Именно это я хотел спросить у ваших товарищей, — растерянно сказал интеллигент. Снова попытался подняться, и снова Ибрагим уложил его на пол.
— Ты знаешь, что ты не человек? — спросил Эдик, усаживаясь на корточки.
Бледнокожий недоверчиво улыбнулся:
— Вы шутите?
— Нет, — серьезно ответил Эдик. — Пиво!
Сережа с готовностью вытащил из ящика в углу две бутылки. Эдик взял одну, удовлетворенно посмотрел на этикетку.
— Замечательное пиво, — улыбнулся он. — Светлое, с легкой горечью, мой любимый сорт. Ты любишь пиво? — Это уже к бледнокожему.
— Я не пью, — с сомнением ответил тот.
Эдик невозмутимо откупорил бутылку, сделал несколько глотков, потом плеснул немного пенящейся жидкости на ногу интеллигенту.
Тот закричал нечеловеческим голосом, судорожно хватаясь за ногу, пытаясь удержать кожу, сползающую лоскутами с мяса.
— Вампиры, — покачал головой Эдик, — днем вы — совершенно безобидные твари, не помните прошлого, не нападаете на людей… И еще вас очень сложно убить — по крайней мере обычным оружием. Вы ведь бессмертные твари, приятель. Однако, Слава Господу, вы совершенно не переносите алкоголь. В любых количествах. Однако пиво полезнее всего — если правильно его применять, оно заставляет вас говорить.
— Я ничего не помню! — застонал вампир, размазывая выступившие слезы по щекам. Очки отлетели в сторону, и теперь он подслеповато щурился, вертел головой во все стороны, пытаясь разглядеть обидчиков.
Сережа криво улыбнулся и затих, с сомнением поглядывая на Эдика.
— Ты все вспомнишь, — сказал тот. — Посмотри на часы. Они на стене, слева от тебя.
Вампир повернулся (последний кусок плоти отвалился от колена и зашипел, прожигая паркет насквозь) и прошептал:
— Я… я не вижу.
— Четырнадцать минут до заката, — с готовностью помог ему Эдик. — Когда-то, давным-давно время мерили по-другому. Сутки делили на двадцать четыре часа. Теперь часы показывают время, оставшееся до заката — ДЗ, или до рассвета — ДР. Однако даже сейчас легче выжить, если не смотреть на часы. Ты меня понимаешь?
— Где мы?.. — пробормотал вампир.
— Это Труба, — сказал Эдик. — Когда ваша братия захватила власть на всей планете, люди научились строить города под куполами. Соседние соединены Трубами — длинными туннелями из пластика. Так уж вышло, что неделю назад в Трубе потерпел крушение монорельс. Труба не выдержала — раскололась, а в образовавшуюся щель хлынули вы. Нас послали устранить повреждение. И заодно — устранить вас.
— Это мерзко… — выдохнул вампир. — Это… это настолько мерзко…
Эдик снова приложился к бутылке:
— Холодненькое, — сказал он, вытирая губы. — Не правда ли забавно, что для нас алкоголь — чуть ли не основа жизни, а для вас — верная смерть?
— Вы — выродки! — с ненавистью выдохнул вампир.
— Забавно, — повторил Эдик. — Когда тебя били, ты молчал. Что изменилось?
— Иисус сказал: «Подставь другую щеку…», — прошептал вампир. — Но он ничего не говорил о том, чтобы пройти мимо ближних… которых бьют по щекам… А вы собираетесь убить… убить ни в чем не повинных…
— Ты — христианин? — заинтересовался Эдик.
— Я… — лицо интеллигента вдруг приняло задумчивое выражение. — Я… Меня зовут… меня зовут Герман…
Часы еле слышно пискнули: «0:00 ДЗ» и перещелкнули на «10:43 ДР».
Сережа выплеснул содержимое второй бутылки в лицо вампиру.
— Хорошее пиво, — сказал Ибрагим, когда вопли нелюдя стихли. — Не слишком легкое, чтобы дать вампиру шанс, и не слишком крепкое — чтобы он помучился.
