духе, обычно не трогали. Но сегодня мама заглянула в комнату, спросила:
– Мироша, случилось чего?
А чего, собственно, скрывать?
Буркнул:
– Женюсь я.
– На Люсеньке? – обрадовалась мама.
Одноклассницу Люсеньку (ту самую, что дразнила, но не давала) родители обожали.
– Нет.
И вывалил все.
Мама насупилась:
– Что еще было от твоей кассирши ждать.
– Откуда ты знаешь?
Она отмахнулась:
– Да весь город знает.
– Вот она и говорит: в суде легко докажет, что ребенок мой, потому что все видели.
Мама хитро улыбнулась:
– Ну, это она ошибается.
– Почему?
– Во-первых, закон есть. Сможет доказать, что ты отец, ничего не поделаешь. Придется платить алименты. Но жениться – если не хочешь – тебя никто не заставит.
– Но ребенок без отца расти будет. Нехорошо.
– Ох, Миронушка. – Мама присела на кровать. – Дитя ты еще.
И по голове взялась гладить.
Он увернулся, попросил:
– Перестань.
– Да как перестать, если ты телок доверчивый. Уверен, что ребенок твой?
– А чей еще? Она только со мной гуляла.
Мать усмехнулась:
– Это ты так думаешь.
Мирон посуровел:
– Еще, что ли, кто к ней ходил?
– Да она давалка – на весь город известная! – заверила мама. – Но дело не только в этом. – И печально улыбнулась: – Вряд ли ты вообще отцом можешь стать.
– Это почему?
– У тебя же в восьмом классе свинка была.
– Ну и что?
– Забыл, что врачи тогда говорили?
Он нахмурился:
– Ну… типа, есть вероятность проблем. Но совсем крошечная. Процентов пять, что ли.
– Процентов пять – это тебя успокаивали. На самом деле куда хуже. Против тебя словно все звезды сошлись. Четырнадцать лет. Половое созревание, самый пик. Плюс осложнение после болезни – орхит, воспаление яичек. Мы тебя не обследовали, но врачи нам сказали: прогноз очень плохой. – Она всхлипнула: – Пять процентов – наоборот, за то, что у тебя могут быть дети. Не больше.
Он просиял:
– Так это же отлично!
– Сейчас да, – вздохнула мама.
Он отмахнулся:
– Да ну, кому эти дети вообще нужны? Если вдруг приспичит, из детдома возьму.
Мирон чмокнул маму в щечку и помчался к любовнице. О своей болезни рассказывать не стал. И даже пообещал, что женится. Но только после того, как увидит доказательства.
– Какие такие доказательства?
– Съезди в Москву. Сделай генетический тест. Расходы я возмещу.
Ох, как забегали глазки у хитрой кассирши!
Хотя забормотала:
– И поеду! И докажу!
– Буду ждать.
Больше он к ней не ходил. А соседи услужливо доложили: в Москву его покинутая пассия не ездила. И с животиком не ходила. Беременность сама собой рассосалась.
* * *
Мирон сидел у постели Богданы, рассказывал:
– Много лет мне было все равно. И даже удобно. Я убеждал себя: зачем нужны дети, только лишний груз? Но в прошлом году врачи уговорили сделать чек-ап.
– Это что еще такое? – удивилась девушка.
Он объяснил:
– Современные технологии. Что-то вроде диспансеризации, только гораздо быстрее. Проверили, в том числе, фертильность. Мама оказалась права. У меня, прости за детали, сперматозоиды единичные. И сделать ребенка – задача практически неразрешимая.
Мирон улыбнулся лукаво и сразу напомнил ей прежнего, молодого, беспечного:
– Но ведь мы, мужики, какие? Если легко достается – оно и не нужно. А когда оказалось, что надо трудности преодолеть, – сразу детей захотел. Парадокс.
Она смотрела во все глаза.
– А что нужно сделать, чтобы у тебя были дети?
Мирон поморщился:
– ЭКО плюс ИКСИ.
– Про ЭКО я слышала. А второе – это что?
– Не помню, как расшифровывается. Врачи под микроскопом ищут этих единичных сперматозоидов, ну, и потом оплодотворяют в пробирке.
– Ну, так и пробуй! – вырвалось у нее.
– Я готов. Но хочу сообщницу симпатичную.
И только тут до нее начало доходить.
– Ты мне предлагаешь твоих детей выносить?
– Почему выносить? Я предлагаю тебе стать их мамой. И моей законной женой.
– Мамой?
– Ох, Богданка! Прямо неудобно с красивой девушкой такие разговоры вести! Конечно, мамой. Яйцеклетка ведь твоя будет. Вынашивать, рожать – тоже тебе. А сразу, как появятся дети, – поженимся. Не отвращает идея?
Идея – по всем статьям – так себе. Да, богат. Но опять – не принц. И сразу замуж не зовет – только при условии, что дети родятся.
По-хорошему, надо отказываться. Только что дальше делать? Выходить с больничного, возвращаться в съемную однушку и опять к игорному столу?
– Ну… как-то все неожиданно… – пробормотала Богдана.
– Прости, – слегка смутился Мирон. – Я тебя огорошил. Надо было с изысков начать. Комплиментов. Эвфемизмов.
– Поздно уже, – хмыкнула она. – Все равно заинтриговал. Расскажи, как процесс проходит.
– Для меня, мужчины, никаких особых сложностей. Дадут журнальчик с девочками, чашку Петри. Сдал биоматериал – и свободен. А для сообщницы ситуация круче. ЭКО, в среднем, успешно только одно из трех. В моем случае вероятность может быть еще ниже. Каждая попытка – это довольно серьезное медицинское вмешательство. Уколы. Гормоны. Операция.
– Операция?
– Да. Яйцеклетки достают под наркозом.
Богдана нахмурилась:
– Боюсь, к такому я не готова.
Он беспечно ответил:
– Ты сама попросила ситуацию обрисовать. Но давай не будем принимать поспешных решений. Сделаем пока так. Я человек свободный, ты мне нравишься. Когда выпишут, переезжай в мой теремок. Природа, воздух, весна. Отдохнешь, сил наберешься. Присмотримся друг к другу. А дальше посмотрим.
* * *
Коттедж после съемной однушки – это, конечно, вау. Богдана ходила-бродила по дому, никак наглядеться не могла. Замирала в пятидесятиметровой кухне-столовой со вторым светом. Приклеивалась носом к огромным окнам. Выходила на балкон. Дом стоял на пригорке, и со второго этажа было отлично видно канал имени Москвы. По нему вальяжно шлепали теплоходы, моторные яхты носились, обдавали фонтаном брызг стариковские рыбачьи лодки.
В однушке у нее была квадратная крошечная ванна без бортиков, потом вечно болото приходилось вытирать. А здесь при хозяйской спальне – джакузи. В сауне – душ с купелью. И при гостевых комнатах два туалета.
Хозяйки в тереме не имелось, но дом сиял чистотой. Богдана из любопытства внимательно разглядела все краны в ванных комнатах – намыты идеально. Даже под кроватями проверила – ни пылинки.
Она пошутила:
– У тебя убирает фея?
– Просто хорошая домработница, – снисходительно пояснил Мирон.
И хотя цветов он не сажал, садовник тоже имелся – косил газон, подрезал деревья.
Богдана поверить не могла, что Мирон настолько продвинулся – в сравнении с прежней своей ролью из девяностых. Терем с дорогущей дизайнерской мебелью. Слуги. «Мерседес» с шофером. И особая, слегка раздражающая снисходительность, которая всегда отличает богатых людей.
Себя она посреди неожиданной роскоши чувствовала самозванкой. И роли своей в доме не понимала.
Ее пустили из милости – прийти в себя после болезни?
Или тестируют
