нервы и потерпеть. Но те девчонки, у кого получилось, описывали на форуме свои ощущения и уверяли: что-то в тебе меняется. Гораздо раньше официального анализа.
Богдане тоже казалось: то спина болит (хотя не должна бы). Голова ни с того ни с сего закружилась. Сонливость одолела. И вторая полосочка – пусть едва видная – на тесте имелась.
Она порывалась и кровь заранее сдать, но все-таки взяла себя в руки. Дождалась четырнадцатого дня.
В процедурный зашла – бледная, с ледяными руками, колотящимся сердцем. Медсестра начала успокаивать, уверяла: она колет совсем не больно, не нужно бояться. Богдана смотрела, как кровь наполняет пробирку, и посылала мысленный импульс: «Ну, пожалуйста! Пусть там будет хотя бы сомнительный результат!»
Срочный анализ должен быть готов через час. По электронной почте в те годы результаты еще не высылали, но в платных лабораториях отвечали по телефону.
Домой Богдана не пошла – бродила в парке поблизости. И чем меньше оставалось заветных минут, тем больше расшатывались нервы. Со стороны посмотреть – будто пьяная среди бела дня. Роняет кошелек, цепляется ручкой сумки за лавочку. В глазах темнело, в груди давило, воздуха не хватало. Да еще тошнота накатила. «Это беременность, беременность!»
Но отчаянно захотелось покурить. С чего вдруг? Сроду своих сигарет не держала, только иногда баловалась за компанию. Однако сейчас подбежала к ларьку, купила пачку. Достала «Вог», прикурила, затянулась, и чуть не стошнило. Ну и гадость! Точно: она беременна.
На соседней лавочке миловалась пара. Студентики, одеты бедно. Богдана подошла, протянула едва початый «Вог»:
– Возьмете сигареты? А то я решила бросить.
Посмотрели, как на блаженную, но взяли.
А она отошла в сторонку, еле не разбила дорогущий мобильный телефон и набрала номер лаборатории. Боялась: не дозвонится, или скажут, что не готово еще. Но канцелярски сухой голос ответил сразу:
– Ваш результат – ноль девяносто девять.
– То есть как это?
Ей пока терпеливо ответили:
– Ноль целых девяносто девять сотых. Меньше единицы.
Нормы она знала прекрасно, но эти проклятые девяносто девять сбили. Может, ошибка? Нет – перед ними нуля?
Богдана прошептала в трубку:
– Что это значит?
– ХГЧ меньше единицы, – бросили уже с раздражением. – Вы не беременны.
Она в отчаянии выкрикнула:
– А вы обычный анализ делали или расширенный?
– Зачем расширенный – если и так все ясно? – усмехнулись в трубке.
– Нет! Все равно сделайте!
Лаборантка (или кто она там – секретарша?) спорить не стала:
– Ладно. Вы заплатили. Исполним. Звоните завтра.
«Они ошиблись. Точно ошиблись».
На форуме немало историй: лаборатория уверяет – результат отрицательный. А в другом месте ХГЧ – под тысячу!
«Поехать пересдать?»
Но только тошнота волшебным образом исчезла. Голова больше не кружилась. Грудь – даже не думала наливаться волшебным соком. И курить опять захотелось.
А как же ее хулиганистый, вредный и очаровательный сын, которому она даже имя придумала – Димочка?
Богдана заревела. Подошла, как в тумане, к табачному ларьку купила еще сигарет. Или, может, сразу коньяку? Но удержалась. Мирон – соучастник, сообщник. Она не может сообщать ему эту ужасную новость – пьяной.
Набрала, дрожащими руками, номер, всхлипнула:
– Ничего не получилось.
Он только тем и выдал волнение, что сглотнул. А голос – спокойный, мягкий:
– Ничего страшного, Богдашка. Иди, пожалуйста, скорее домой. У меня для тебя подарок.
Она психанула:
– Мирон, ты дурак, или что? Я ему имя уже дала! А ты мне опять бриллиант будешь в зубы совать?
Мимо проходила усталая тетка с авоськой, подслушала ее реплику и покрутила пальцем у виска.
А он повторил – твердо, словно приказ:
– Приходи домой. Ты мне нужна.
Чего это он дома, хотя рабочий день в самом разгаре?
Но послушалась и помчалась. Мирон встретил в домашней майке. Обнял. Шепнул в ухо:
– Не плачь, моя маленькая. Тебе сейчас нельзя плакать.
– Да все мне теперь можно! И плакать, и пить!
– Успеешь еще. И поплакать, и выпить. Пошли скорее, осталось десять минут.
Он привел ее в кабинет. На столе компьютер включен, открыт скайп.
Мирон велел:
– Вытри слезы и начинай улыбаться. Готова?
– Да что там такое?
Хотя уже начала понимать и смотрела с надеждой. Неужели он смог? Пробить стену, уговорить, умолить, заставить?
Два длинных гудка – и вот на экране ее любимая дочка. Сильва. Бледненькая, волосы спутанные, глаза грустные.
– Доченька! – ахнула Богдана.
Почти год прошел, как не виделись. Пока жила сама по себе, звонила, писала – без толку, никакого ответа. Когда Мирон подключился, тоже долго не получалось. Личный телефон Сильвы не давали – адвокаты утверждали, что мобильника у девочки нет. А общаться по телефону или скайпу дочка вроде как сама не хотела. Обижалась на маму.
Но сейчас малышка просияла. Ладошки к груди прижала, кричит:
– Мамочка, милая! Прости меня, пожалуйста, прости! Они врали, что ты денег взяла за то, чтобы меня бросить. Даже чек показывали с твоей подписью. Я верила. Считала, что ты предательница. Но меня нашел дядя Мирон и все объяснил. Мамочка, пожалуйста! Приезжай ко мне! Я так тебя люблю! Так по тебе скучаю!
* * *
Следующие два года превратили Богдану с Мироном в экспертов по репродуктивным технологиям.
Она активно исследовала Интернет, общалась с докторами всех рангов, находила новые и новые методы.
Мирон безропотно соглашался на все эксперименты. Пил таблетки и пищевые добавки. Терпел уколы. Ел правильную еду. Вместе ездили в санатории, принимали ванны и грязи.
Фатиму Фаруховну Богдане удалось оттеснить – теперь их случаем занимался один из самых маститых московских профессоров. На прием к нему записывались за месяц, но ее отчаянный энтузиазм вкупе с деньгами Мирона творили чудеса. Доктор лично прописывал назначения, присутствовал на УЗИ, сам проводил забор яйцеклеток и подсадку эмбрионов, контролировал процесс ИКСИ.
Но у них по-прежнему ничего не выходило.
После третьей неудачной попытки профессор решил сменить тактику. Велел минимум на полгода забыть про гормоны-уколы-таблетки. Прописал курс витаминов, а главное – жить в свое удовольствие.
Богдана занервничала: может, Мирон ей на дверь укажет – раз не нужна ему теперь?
Но тот сказал:
– Давай вообще из Москвы уедем. Поживем в теремке.
– А как же твоя работа?
Он улыбнулся – губы сложились в насмешливую, уверенную складку:
– Пусть в офисе клерки сидят. Я перешел на стадию, когда могу делегировать полномочия.
Она по-прежнему его не любила, но пережитые неприятности сблизили. Да и по теремку скучала. Снова будут посиделки с девочками, клубника с шампанским, фитнес, косметолог, массаж!
А еще была очень благодарна Мирону, что он подарил ей возможность общаться с дочкой. Как
