А может быть, эти наблюдения – достояние не одного только Шуберта, но и всех рекламщиков? Может быть, мы, рядовые потребители, для них – все равно что подопытные крысы с вживленными в мозг электродами, и они, нажимая на кнопочки, заставляют нас совершать нужные им действия, выкладывая деньги… А Макс об этом не догадывался! Ну, допустим, что касается одежды и обуви, к этой группе покупок он полностью равнодушен и покупает новое барахло на свою толстую тушку исключительно в том случае, когда старое полностью теряет пристойный вид. Но компьютерное оборудование – разве не испытывал он прилива энтузиазма, отдавая приличные бабки за хард или софт, которые порой оказывались лишь чуть-чуть лучше, а то и хуже предшествующих аналогов? А компьютерные мыши и коврики – сколько он их сменил не по причине негодности, а потому, что разонравились? Что им руководит в таких случаях? Что-то? Или кто-то? Жуть брала от таких размышлений, и среди лета по коже пробегал мороз. Нехороший все-таки человек этот Шуберт… он же Шиллер… если эти два персонажа соединяются в одном…
А, ладно! Что касается идентификации Шиллера с Шубертом – это пускай сыщики разбираются. Максово дело скромное: добывать информацию через компьютер. Этой самой информации он уже раздобыл воз и маленькую тележку. А что с ней делать, пускай решают Плетнев и Щеткин. Придя к этому глубокомысленному заключению, Макс торопливыми глотками высосал всю оставшуюся пепси-колу, теплую и невкусную, и пошарил вокруг себя настороженным взором: не осталось ли еще съестного в пределах досягаемости? Нет, похоже, в «Глории» он все подъел. Не оставалось ничего другого, кроме как отправляться домой. Перемещаться по улицам Москвы Макс страсть до чего не терпел, зато дома его ждал холодильник, набитый жирной и сладкой провизией. А это позволяет примириться с временными неудобствами.
На Плетнева и Щеткина, которые на следующий день с утра ознакомились с результатами Максовых розысков, информация о Шиллере и Шуберте произвела примерно такое же впечатление, как на компьютерщика. Сначала они усомнились, что речь идет об одном и том же человеке. Затем заинтересовались. И, наконец, пришли к определенным выводам, которые, впрочем, могли оказаться и ложными.
– Слушай, – сказал Антон Пете, – а почему бы нет? Представь: человек живет двойной жизнью. Днем он рекламирует продукцию для членов растленного современного общества, обслуживая всяких буржуев, по ночам в Интернете призывает есть богатых…
– Утром в церкви махал он кадилом, по ночам на гитарке играл, – припомнил Щеткин старинную шуточную песню о молодом кардинале, который жил да был в католическом городе Риме.
– Ну да, вроде того. Только еще жестче.
– Доктор Шиллер и Шуберт Хайд?
– Во-во, теперь попал, эрудит. Человеку до смерти неохота, чтобы кто-то узнал о его двурушничестве: это может сказаться на деловой репутации. А если он связан с теми, кто по-настоящему крушит магазины и офисы, да к тому же вербует парней вроде этого Барса – сам понимаешь, это ему даром не пройдет. И если об этой двойной жизни Шиллера узнал Кирилл Легейдо – вот вам и мотив для устранения.
– Логично, – обмозговал версию Петя.
– Тем более логично, что в таком случае Шиллер оказывается знаком с людьми, для которых устроить аварию самолета – раз плюнуть. Да он и сам небось специалист, «Поваренную книгу террориста» наизусть вызубрил… Нет, вру. Гендиректор конкурирующего агентства не стал бы так по-глупому подставляться. Такие типы если устраняют соперника, то исключительно чужими руками.
– А я даже знаю, чьи это могли быть руки! – воскликнул Петя, точно доктор Ватсон, подбрасывающий свеженькую остроумную версию Шерлоку Холмсу.
– Ну и чьи?
– Сергея Иванова.
– А при чем здесь министр обороны? – воззрился Плетнев на друга ошалелыми глазами.
– Ни при чем! Я имею в виду бывшего друга и однокашника покойного. Вместе отчалили в рекламный бизнес, только один пробился, другой – нет. Комплексы. Зависть. Все такое. Сейчас работает в агентстве Шиллера. Ведь могли они скооперироваться, чтобы убрать Легейдо?
– Может быть, – сдержанно заметил Антон, явно не желающий оценить гениальность Петиных идей.
– Все может быть! – торжествующе подытожил Щеткин. – А с министром обороны – это ты здорово! Прямо как в анекдоте. Писатель написал роман, где действие происходит в Великую Отечественную, и там было такое предложение: «В небе парил “кукурузник”». Редактор подчеркнул предложение и на полях написал: «При чем здесь Хрущев?» – Коротко хихикнув и уловив, что Антону эта шутка не слишком понравилась, Петя вернулся к насущным проблемам: – А как с подброшенной бомбой, то есть муляжом бомбы?
– Здесь напрашиваются два варианта. Один вариант – делали предупреждение, то есть в первый раз хотели только попугать. А когда Легейдо не внял предупреждению и разболтал обо всем своему исполнительному директору, тут его и убрали.
– А второй?
– Второй вариант, Петя, состоит в том, что муляж бомбы не имеет к нашему делу никакого отношения. Просто-напросто кто-то глупо пошутил…
– Ага. А может быть, и Шуберт не имеет к Шиллеру никакого отношения?
– Это мы сейчас у Макса спросим.
Сыщики наведались к Максу, который, забыв о всех субъектах с именами немецких классиков, самозабвенно плутал в дебрях Интернета, обложившись пакетиками с чипсами и прочей мусорной едой.
– Слушай, Макс, а возможно установить, что Шиллер и Шуберт – один и тот же человек?
Макс пробубнил набитым ртом что-то невразумительное.
– Чего-чего? Переведи!
– Если он со своего домашнего или служебного компьютера выходит в сеть, тогда запросто, – расшифровал свое предыдущее сообщение Макс. – Ну ай-пи и все такие ориентиры. А если с чужого компа или откуда-нибудь из интернет-кафе, тогда хана. Тогда лингвистический анализ или я не знаю что… А что, очень надо?
– Может, и не надо. Может, и без этого расколется.
Для того чтобы удостовериться в истинности или ложности своих догадок, предстояло нанести визит в агентство Шиллера.
Меркулов сидел у себя за столом с сосредоточенным выражением лица. По другую сторону стола располагался председатель авиакомиссии Виктор Иоганнович Петров – непрошибаемый чиновник, чугунный божок с толстым портфелем – и тыкал жирным пальцем в лист бумаги, испещренный формулами и терминами. Костя уже имел опыт соприкосновений с Иоганнычем, и опыт этот показывал, что общаться с Петровым нелегко, но на сформулированное комиссией заключение можно целиком и полностью положиться. Виктор Иоганнович сам был блестящим специалистом в области авиации и умел разъяснить заключение так, чтобы стало ясно даже последнему профану… К профанам авиационного дела Костя честно относил себя.
Но сегодня блестящая лекция Иоганновича совсем не была блестящей. Речь его страдала длиннотами и натяжками. Костя то откидывался на спинку стула, то старался следить за математическими выкладками, то рассматривал полированную коричневую поверхность своего стола, загоняя внутрь назревавшие вопросы, которые приберегал для того времени, когда Петров замолчит.
– Так все-таки, – не дождавшись конца речи, вмешался Меркулов, – что послужило причиной падения самолета: ошибка пилотирования или возможная неисправность топливной системы?
– Константин Дмитриевич, – замялся Петров, – особое мнение комиссии состоит в том, что если состав действительно содержал эту примесь…
Чтобы Петров выкручивался, бекал и мекал – это с ним, должно быть, раз в сто лет случается. По крайней мере, Константину Дмитриевичу его в таком состоянии заставать не приходилось.
– Но вы сами тут пишете, что в составе топлива примеси не обнаружено, – поднажал Меркулов.
– Не обнаружено, – подтвердил Петров, промокая низкий, вздыбленный морщинами лоб платком. – Но это летучее соединение. И если предположить его наличие, то в топливной системе могла образоваться воздушная пробка, вследствие чего произошла остановка двигателя.
Петров шумно вздохнул, словно паровой котел. Вздохнул и Меркулов, правда, значительно тише.
– Иоганныч, – другим тоном начал Меркулов, – я никогда от тебя такого мутного заключения не получал. Скажи мне по-человечески: вывод каков?
– Вывод – технических неисправностей не было, значит, это ошибка пилотирования. Но если существует особое мнение, я обязан его высказать.
– У кого это особое мнение существует? – живо озаботился Костя.
Петров сделал недовольное лицо и принялся вставать.
– Костя… А вот риторических вопросов я от тебя никогда не слышал, – весомо произнес Виктор Иоганнович, вынимая из-за стола свое грузное, объемистое тело.
– Каких риторических? Вопрос прямой: кто отстаивал версию с бракованным топливом?
