Вас благодарят все женщины, все матери России, и с гордостью я, русский писатель, жму Вашу благородную руку. Вы говорите с каждым фашистом только один раз. Вы говорите с ним коротко и ясно. После такого разговора фашист больше никуда не пойдет. Вы умеете поставить в конце точку. Вы ставите ее пулей.
Я желаю Вам боевого счастья. Я желаю Вам покарать последнего фашиста в тот изумительный час, когда над нашей измученной землей встанет солнце Победы.
Илья Эренбург».
Но радость вскоре сменилась печалью.
Поздним вечером, когда все уже собирались ложиться спать, кто-то тихо постучался к Николаю Павловичу и вызвал его на улицу. Когда он открыл дверь и увидал старого Батума с заплаканными глазами и трясущимся подбородком, сразу почувствовал недоброе.
Батум молча протянул учителю распечатанный конверт.
— Что-нибудь с Кириллом? — спросил Николай Павлович, но отогнал тревожную мысль.
Вечер был светлый, лунный, и учитель тут же на улице прочитал письмо:
«Дорогой Николай Петрович!
Командование части сообщает Вам, что Ваш сын, гвардии старший сержант Кирилл Николаевич Батум, при наступлении на высоту 185, проявив геройство и отвагу в бою, погиб смертью храбрых. Разделяя с Вами отцовскую печаль по поводу дорогой потери, мы одновременно сообщаем, что Кирилл Батум был гордостью нашего подразделения. Его мужество и бесстрашие в самых горячих схватках с ненавистными врагами всегда служили примером для товарищей. Светлый образ Вашего сына и нашего боевого друга мы сохраним в своих сердцах надолго. Входим с ходатайством о зачислении гвардии старшего сержанта снайпера Кирилла Николаевича Батума навечно в списки личного состава нашего подразделения.
Вечная слава герою!
Прощайте, родной отец!»
— Зайдите в дом, Николай Петрович, — сказал учитель, обняв за плечи эвенка и пряча от него лицо.
Мать Кирилла еще ничего не знала. Николай Петрович, получив на почте письмо и прочтя его там же, сразу же побежал к Сидоровым. Он знал, что здесь, как это уже бывало не раз в его жизни, найдет утешение и в этот горестный час.
3
Когда Кириллу было шесть лет, старухи орочки пожаловались на него.
— Твой хусе хитэни[21] совсем озорник, прямо в зубы стрелял нам. Унять не можешь его! — ворчала орочка, держась за подбородок.
— Мэчэлайви?[22] — удивился отец Кирилла. — Он еще в руках ружья не держал. — И крикнул жене: — Эне, пошли ко мне мальчика!
Батум недавно переселился из тайги на Тумнин с несколькими эвенкийскими семьями и в присутствии орочек говорил на их языке, подчеркивая этим свое уважение к добрым соседкам.
Мать Кирилла вышла из шалаша, провела ладонями по заспанному лицу, прищурила глаза от солнца, окликнула сына. Кирилл не отозвался. Он видел, что старушки пошли на него жаловаться, и спрятался.
Как только старухи ушли, он, прячась в кустах, побежал за ними вслед. Только они уселись на бревне посудачить и покурить, Кирилл прицелился из рогатки в крикливую старуху и вышиб у нее изо рта трубку. Старуха испуганно всплеснула руками, закричала, упала с бревна.
Вечером отец забрал у Кирилла рогатку, сказал, что выпорет ремнем, и велел сыну пойти попросить у орочек прощения.
— Недавно на Тумнин перекочевали. Люди приняли нас, помогли, а ты обижаешь соседок. Нехорошо так. Если рогатку сделал, ходи в лес, рябчиков стреляй…
— Ладно, верни рогатку, пойду рябчиков стрелять.
— Ты прежде пойди к старушкам, скажи, что больше не будешь.
И Кирилл пошел.
— Больше стрелять не буду, — виновато опустив голову и не глядя на соседок, произнес он.
Старушка, у которой Кирилл вышиб изо рта трубку, сердито сказала:
— Как не стыдно тебе старых людей тревожить! Посидеть нам тихо не даешь.
— Сказал — не буду! — тоже сердито ответил Кирилл.
Солнце стало садиться, над тайгой зажегся закат, мохнатые вершины деревьев порозовели. В это время много рябчиков на ветках. Кирилл сшибал их рогаткой, а когда это наскучило ему, — стал ловить их живьем. Привязал к палке шпагатину, сделал на конце петлю и забросил на ветку. Как только рябчик засунет голову в петлю, Кирилл дернет палочку, затянет петлю — и рябчик был таков.
— Черный рябчик — глупый рябчик, сам в петлю лезет, — весело смеялся Кирилл.
Рос мальчик вольно, без присмотра, как, впрочем, росли все дети лесных жителей. Кирилл выделялся среди сверстников смышленостью, смелостью и озорством. Он был зачинщиком всех игр, и даже ребята постарше тянулись к нему. Кирилл учил их набрасывать чаут[23] на рога оленей. Однажды он взобрался на старого оленя — и тот понес его в заросли и сбросил возле речки. Кирилл покатился со склона сопки в ледяную воду и с трудом выбрался из нее. Умел он темной ночью находить в тайге тайные тропки, о которых не знали даже старики. Умел быстро разжигать костры в ветреную погоду: по-особому складывал хворост и поджигал его первой же спичкой.
Рано Кирилл взял в руки ружье. Когда отец доверил ему бердану, мальчик был счастлив. Но вместо настоящей охоты он стал озорничать. Кирилл ставил к дереву мальчишек, клал им на голову спичечный коробок и, отойдя шагов на пятьдесят, сбивал коробок.
Пошли на него жалобы: еще застрелит кого-нибудь. Тогда Кирилл стал давать мальчишкам медный пятак, велел как можно выше подбросить — и на лету сбивал пулей монету. Сверстники восхищались Кириллом, готовы были идти за ним в огонь и в воду. Он и уводил их частенько в глубь тайги, и по нескольку дней они не возвращались в стойбище. А однажды пропали на целую неделю. Поднялась паника. Кто-то даже сказал, что видел по следу медведя человеческие кости. Женщины подняли крик. Пришлось отправить на поиски охотников. Двое суток они бродили по тайге и на горном перевале, в темной пещере, обнаружили ребят.
Оказывается, мальчики решили поиграть в разбойников и обосновались в пещере.
Днем отсыпались, а ночью, вооружившись рогатками и шестами, выходили «разбойничать». Ловили филинов, сов, летучих мышей… А один раз чуть не поймали медведя. Хорошо, что медведь оказался молодым и, когда ребята стали его окружать, со всех ног пустился к реке. А попался бы старый, злой шатун, — досталось бы «лесным разбойникам».
В школу Кирилла привели поздней осенью. Впервые попав на урок, он ни за что не хотел сесть на заднюю парту. Всегда считался главным среди мальчишек, а тут сажают его последним, да еще с девчонками. Обиделся. Но других мест в классе не было, и Кирилл упрямо простоял весь урок.
Однажды, когда прозвенел звонок и ученики сели за парты, место Кирилла оказалось пустым. Учительница послала Мургу узнать, что с Батумом, не болен ли? Мурга вернулся и сообщил, что Кирилла в интернате нет и ружье его на стене не висит.
— Наверно, ушел на охоту, — заключил Мурга, — давно собирался.
Вернулся Кирилл из тайги вечером, но не в интернат, а домой.
— Что, сынок, отпустили с урока тебя? — спросил отец.
— Нет, сам сбежал, — честно признался Кирилл. — Ружья жалко стало, долго без дела на стене висит.
— Где же добыча твоя?
— Сохатого поймал.
— Где же он, твой сохатый?
— Там, в тайге остался. Пойдем, отец, покажу.
— Далеко?
— Нет, близко, у первой протоки.
До первой протоки было километра полтора, и Николай Петрович решил сходить туда, посмотреть, действительно ли Кирилл убил лося. Стали на лыжи — и пошли.
Каково же было удивление старого охотника, когда увидел привязанного ремнем к дереву рогатого зверя!
— Как же он живым дался в руки тебе?
— А я сперва в переднюю ногу выстрелил, потом в заднюю А когда он упал, я и привязал его к дереву…
— Просто не знаю, что поделать с тобой. Без озорства жить не можешь. Зачем сохатого мучил, ведь он пропадет? И кто тебя на охоту посылал? Смотри, сын, заругает Николай Павлович за то, что из школы сбежал. Все мальчишки в классе сидят, а ты по тайге бродишь.
— Ничего, догоню мальчишек.
— Ладно, беги в интернат, а то худо будет. Кирилл вернулся в интернат ночью. Тихо отворил дверь, прошмыгнул в темную комнату, разделся и лег, укрывшись с головой одеялом. Назавтра учитель сказал:
— Юный пионер, который нарушает дисциплину, самовольно уходит с урока, не достоин носить красный галстук!
Кирилл побледнел, губы у него задрожали. Он почувствовал на себе десятки глаз.
— Выйди к доске, объясни свой вчерашний поступок, — потребовал учитель.
Кирилл откинул крышку парты, пошел к доске.
— Конечно, плохо я поступил… Простите меня, Николай Павлович… И вы, ребята, простите. Больше это не повторится…
— Как решит класс? — спросил Николай Павлович.
