За сорок лет творческой деятельности Михеев пробовал писать в нескольких «литературных жанрах»: стихотворная сказка для детей, школьная повесть, приключенческая книга, путевой очерк. В 1963 году был принят в СП СССР и стал заниматься только литературой. В это время — на волне взлёта советской НФ — увлёкся фантастикой всерьёз. В 1965 году в «Уральском следопыте» появляется его первый фантастический рассказ «Пустая комната», в следующем году выходит первая книжка фантастики «Которая ждёт». Затем увидели свет тоненькая и в обложке «Далёкая от Солнца» (1969), гораздо толще и в переплёте «Милые роботы» (1972), и уж совсем солидный сборник (избранное!) «Вирус „В“-13» (1986).
Фантастика позволила писателю полнее раскрыть себя, потому и стала на десяток лет основным направлением творчества, открывая читателям своеобразный, гармоничный и добрый мир. Правда, в отечественной «Энциклопедии фантастики» (1995) написано, что писал Михеев «добротные, часто остроумные, но, в основном, традиционные и не поднимающиеся над средним уровнем НФ рассказы и повести»… Как же высок по сравнению с нынешним был тогда «средний» уровень!
В душах героев рассказов Михеева бушуют страсти (и не всегда благие), вовне сталкиваются противоречивые мнения — могут ли быть гармоничными такие рассказы? А вот всё равно добрым предстаёт мир перед нами на страницах этой фантастики. Даже если человечество на краю гибели (как в рассказе «Сделано людьми»), жизнь побеждает: умные и заботливые роботы проводят через все опасности Пространства корабль с уцелевшими к другой, поистине прекрасной планете… Торжество добра придаёт рассказам Михеева тот оттенок, который и даёт основание говорить о полном конфликтов мире возможного будущего как гармоничном в своей основе.
«Фантастика для автора — это, прежде всего, размышление о будущем» — так мотивировал Михеев свою точку зрения. Но размышлял писатель «о будущем» чтоб найти ответы на вопросы дня сегодняшнего! Поэтому его рассказы часто полемичны, как весь цикл «Милые роботы» — своего рода похвальное слово технике во времена, когда на «технику» стали поглядывать уже с опаской…
Различными средствами пытался писатель достичь иллюзии достоверности. Психологической убедительностью характеров (но в «романтической системе координат»), умелым применением точно найденной художественной детали, одновременным взглядом на проблему как романтика и сатирика. Центральная проблема фантастики Михеева шестидесятых-семидесятых годов — человечество и наука, человек и техника. Вот в этой области писатель и добился наиболее полного социально-философского осмысления действительности.
Особняком стоит написанная семидесятилетним писателем — но поистине с молодым задором — повесть «Год тысяча шестьсот…», вышедшая в новосибирской серии фантастики в 1985 году. И дело не в том, что повествует она об эпизодах жизни юных спортсменов: фехтовальщицы Ники из Иркутска и боксёра Клима из Москвы (выпускника истфака), попадающих с Универсиады на Кубе стечением обстоятельств в XVII век. А в том, что Михеев, сохранивший на всю жизнь «уважение к приключенческой литературе», и в таком возрасте сумел взглянуть на события свежим взглядом юности. В небольшую книжку («как в кино») уместились масса приключений со стрельбой и фехтованием, яхтокрушение, пираты и каперы, «тайны мадридского двора» (с внебрачным сыном короля), освобождение негров-рабов и «чудесное» возвращение домой! Эпиграфом к книге послужили слова Марка Твена «Вы, конечно, слыхали о переселении душ?» Неспроста, ведь по Михееву «мир обладает памятью, всё происходившее оставляет следы…» И в его книге в прошлое — с помощью некого устройства — путешествует только «воображение» героев, но всё равно — преодолеть опасности помогает всё те же товарищество и взаимовыручка! Другое дело, что по возвращении «нужно помалкивать» — а то и в психушку угодишь… Иногда в повести чувствуется оттенок пародии на «романы приключений», но это придаёт всему описанному дополнительную грань восприятия — заразительную улыбку!
Это сейчас «попаданцы» в другое время — обычное явление. Но в советской фантастике к теме путешествий во времени относились настороженно… «Голубой человек» (1966) Лазаря Лагина, «Петля гистерезиса» (1968) Ильи Варшавского, «Зеркало для героя» (1983) Святослава Рыбаса — пожалуй, и всё… Михеев в этом ряду занял достойное место!
Впрочем, в восьмидесятые Михеев большее внимание уделял «советскому детективу», его повести тех лет также вызвали пристальное внимание читающих. Детективная трилогия 1976–1988 годов, поднимающая актуальные проблемы тех лет, получила одобрение как читателей, так и критиков.
В фантастике же годы 1977–1993 стали для Михеева очень важными в области «воспитания» молодых фантастов. Именно он организовал и пятнадцать лет руководил Литобъединением «Амальтея» при Новосибирском отделении СП СССР, чем способствовал созданию «школы сибирской фантастики». Подобные определения носят иногда сомнительный оттенок, но всё-таки, как иначе это определить? Более двадцати публикующихся авторов, из которых треть стали профессиональными писателями (хотя бы на время, а время-то вскоре изменилось кардинально…). «Амальтеевцы его помнят» — это уже высказывание из двухтысячных. Александр Бачило, Игорь Ткаченко, Василий Карпов, Евгений Носов, Виталий Пищенко, Владимир Титов, Александр Шалин — некоторые из этих имён и сегодня на слуху.
Десятки книг различных жанров, вышедших общим тиражом более двух миллионов экземпляров, переведённых на десяток языков, читаемых и поныне — немалое достижение для писателя, чей жизненный путь закончился в мае 1993 года. Даже в провинциальной библиотеке можно прочесть пять его фантастических и четыре приключенческо-детективных книги. Для писателя читательское признание немаловажно, и эту награду Михаил Михеев получил.
Чтобы придать «человеческое» измерение тексту, хочется закончить его фрагментами из очерка сына писателя, написанного к семидесятипятилетию отца, тогда так и не опубликованного, увидевшего свет совсем недавно в Сети. «Михаил Михеев не стал знаменитым писателем. Но среди писателей нашего города он находится в ряду тех, кого читают едва ли не больше всего. Не было человека, даже не особо читающего, кто бы в те годы не читал книг отца. Он был истинно народно популярен, отцовские книги были на виду, на них мы все росли… Отец всегда попадал в точку. Написал единственную членораздельную песню в молодости, она стала народной, написал „Тайну белого пятна“ — она стала визитной карточкой поколения… Ограничился славой одного города, но воспитал в Сибири целое поколение на бескорыстных принципах…
Он наивен. Размаха ему не хватало всегда. Он не читал Сартра, Канта, Ницше, Фрейда… Любимый писатель его и тот всего-навсего Александр Дюма. Ну ещё Джек Лондон и Александр Грин…
Отец всегда одевался в чёрте во что! И обстановки никакой у него никогда не было. И не стыдно… Маленькие радости: на рыбалку съездить, костёр развести, „Москвич“ свой починить, тридцать лет уже существовавший драндулет… Честолюбия он не имел. В доме всё было сделано своими руками, и полки книжные, и шкафы… Это донкихотство его, вид всегда затрапезный и пиджак потрёпанный, а он в своей наивной романтической позе всё пытается истину восстановить…
Михеев — писатель для действительно простых людей, мастеровитых, умных, талантливых, до сих пор наивно верящих в добро, сказку, фантазию и мечту…»
«СЕМИГРАННЫЙ» ТАЛАНТ
Конец зимы давнего 1991 года, Сосновый Бор под Ленинградом, первый «Интерпресскон» — как молоды все были! Кто не был молод, тот был ещё бодр. Борис Стругацкий провёл пресс-конференцию, другие «мэтры» давали интервью. Внимания ленинградского ТВ удостоился и Александр Щербаков — автор всего двух книг, но уже лауреат премии Еврокона. Среди советских таковых было немного, не считая «антисоветского» лауреата — философа Александра Зиновьева, Щербаков стал третьим, после Парнова и Стругацких. Немолодой, с проседью в длинных волосах, но совершенно неформальный (в джинсе и джемпере), весело улыбающийся, не приемля «старческого катастрофизма», он совсем просто сказал о проблемах творчества: «Мы ждём от писателя ума, а от писателя надо ждать чувства!»
Чувства в его книгах были, хотя получил он техническое образование и четверть века работал инженером. А ещё были напряжённый сюжет, характеры вполне обрисованные, достаточно научные предположения. Лауреатов на Евроконах выбирают не очень-то демократическим путём, но сборник НФ-повестей Щербакова «Сдвиг» (1982) отмечен премией за лучшую книгу года вполне заслуженно.
Именно с «чувств» начинается написанная в середине семидесятых заглавная повесть: пенсионер неназванного островного государства Спринглторп после гибели сына и смерти жены чувствует свою полную ненужность… Вдруг — не просто стихийное бедствие, а грандиозная катастрофа: землетрясение и нашествие океана. Весь остров приходит в движение, смещается в никуда со скоростью до семидесяти метров в час…
