Елена Анатольевна, сидя во вчерашнем вечернем платье, которое надела утром, потому что ей было наплевать, что надеть, очень четко, совершенно осознанно решила, что ей не нужно больше идти искать туфли, не нужно демонстрировать Берте Абрамовне запись последней съемки. И она не пойдет с Ириной Марковной в буфет слушать про новый секретный состав чистящего средства. Все. Дальше так продолжаться не может. Все изменилось. За одни сутки. И только тут до Елены Анатольевны дошло, что в музее действительно все не так, как обычно, за исключением криков Лейлы Махмудовны. Где все? Берта устроила совещание?
Она посмотрела на настенный календарь, пытаясь понять, какое сегодня число и день. В этот момент в кабинет ворвалась уборщица Гуля:
– Слава тебе, Господи, – воскликнула она, – Берта в подвале! Быстрее! Зовет! Вот, тряпки ей отнеси, а я эту придурочную вниз спущу и сразу к вам! – Гуля кинула Елене тряпки и ведро и выскочила из кабинета.
Елена Анатольевна выскочила из кабинета и побежала в подвал, который служил хранилищем для экспонатов, архивом, костюмерной и кладовкой одновременно.
Главная хранительница музея, Берта Абрамовна де-Трусси, де со строчной, Трусси с заглавной и двумя эс, сидела на трубе, из которой хлестала вода. Елена Анатольевна застыла на месте.
– Ну что вы стоите? Скорее! – прикрикнула на нее Берта Абрамовна.
Елена Анатольевна, забыв про тряпки, не придумала ничего лучшего, чем сесть на трубу рядом с начальницей.
– А вы знаете, на кого мы с вами похожи сейчас? – хохотнула Берта Абрамовна. – На зайца и волка из «Ну, погоди»!
Елена Анатольевна хотела засмеяться, но не смогла и, наконец придя в себя, вспомнила про тряпки и начала затыкать течь.
– Надо вызывать сантехников, – сказала главная хранительница.
– Сейчас, сейчас, – Елена Анатольевна нашарила в кармане телефон, который не подавал признаков жизни, – здесь не ловится. Связи нет.
– Как всегда. Идите, я тут посижу. Вызывайте сантехников! Нет, не надо. Они приедут через час, когда все экспонаты будут в воде!
– А где Борис? – вспомнила Елена Анатольевна.
Берта Абрамовна закатила глаза и передернула плечами.
– Идите и звоните всем, пока я тут не утонула. И пришлите сюда Гулю и Снежану! И Ирину Марковну! Всех сюда! Надо экспонаты выносить!
Елена Анатольевна побежала за помощью. На лестнице она столкнулась с Гулей и Ириной Марковной.
– Там еще тряпки нужны. И экспонаты выносить. Я звонить! – доложила Елена Анатольевна.
– Это все потому, что мужик должен быть! – рявкнула Гуля. – Вы же всех извели! Даже Борю! Такой мужчина с виду, а когда до дела дошло – импотент!
– У вас что, была с ним связь? – удивилась Ирина Марковна.
– Та какая там связь? Ничего ж не получилось! – Гуля вдруг остановилась и заголосила по-деревенски – искренне, с подвываниями, от всей истерзанной души: – Он сказал, что расстроился. А как я расстроилась! Да я так расстроилась, что он и представить не мог!
– Ладно. Елена Анатольевна, все равно найдите Бориса. И еще нужен мужчина, который может приехать быстро. – Ирина Марковна даже бровью не повела на Гулины причитания.
– Надо полицейского вызвать! Глинку этого! Ну, нашего. Лена, звони ему, у тебя наверняка номер есть. – Гуля успокоилась так же мгновенно, как начала рыдать.
– С чего вы взяли, что у меня его номер? – Елена Анатольевна начала раздражаться.
– Ой, только мне не рассказывай! Я-то видела, как он на тебя смотрел! Когда ты в своем костюме и с гуслями расхаживала тут. Я не знаю, может, он и извращенец, если на таких, как ты, клюет, но сейчас нам все равно – импотент, маньяк, лишь бы с руками. Звони всем, – велела Гуля.
Елена Анатольевна, уступив напору и житейской логике, набрала номер Михаила Ивановича. Тот, казалось, только и ждал ее звонка. Не дослушав объяснений, он сказал, что выезжает, и через десять минут был в музее. Елена Анатольевна встречала его на входе, чтобы сразу проводить в подвал.
– Елена, Еленочка, я так рад, что вы позвонили, боялся, что вы уже того, обиделись… – Михаил Иванович крепко стиснул ее в объятиях.
– Вы с ума сошли? – закричала от неожиданности Елена Анатольевна. – Уберите руки. У нас потоп внизу! Трубу прорвало! А там экспонаты! И Бориса нет! Гуля говорит, что он страдает от… от… в общем, не важно.
– Так надо ж сантехника вызывать, если потоп… – Михаил Иванович все еще стоял на пороге музея.
Елена Анатольевна чуть не дала ему пощечину. Ну почему ей попадаются такие мужчины? Гера ее предал, и этот отказывается помогать! Зачем она ему только позвонила?!
– Простите за беспокойство! – с вызовом выкрикнула она. – Мы тут сами разберемся.
Она убежала в подвал, хлопнув тяжелой дверью так, что та чуть не слетела с петель.
В подвале было на удивление тихо. Звучала лишь мелодия – красивая, грустная… Елена Анатольевна испугалась.
– Берта Абрамовна! – позвала она, поскольку ничего не видела – в подвале был выключен свет.
– Мы здесь! Идите на голос! – откликнулась главная хранительница. – Только свет не включайте! А то мы тут по щиколотку в воде, а проводка у нас сами знаете какая. Нам бы сюда еще резиновые сапоги…
– Лена! Сейчас! Я к тебе со свечкой подойду! – подала голос Гуля.
Вместе с Гулей Елена Анатольевна прошла к центру хранилища. Вокруг еще одной свечи стояла Берта Абрамовна, прижимавшая, как грудного ребенка, к груди виолончель. На стремянке примостилась Снежана, раскладывавшая на ступеньках книжки. Ирина Марковна бесцеремонно сидела на старинном клавесине, на который ей было совершенно наплевать – на вытянутой руке она держала музыкальную шкатулку и не могла отвести от нее взгляд. Мелодия закончилась, Ирина Марковна закрыла крышку и бережно открыла снова.
– Почему я ее раньше не видела? Это же просто чудо! – прошептала она. – Еленочка, посмотрите, какая работа.
Елена Анатольевна пробралась к Ирине Марковне – ноги сразу стали мокрыми. Шкатулка действительно была прекрасной. На каждом молоточке сидела или крошечная стрекоза, или бабочка. Когда играла мелодия, казалось, что бабочки кружатся в танце, а над ними взлетают и опускаются стрекозы.
– Надо ее почистить и выставить на экспозицию, – сказала Ирина Марковна. – Не стойте в воде, забирайтесь ко мне на клавесин. А то еще простудитесь.
– Ирина Марковна, вы потом все чистить будете, нам сначала выплыть отсюда надо. Еленочка, умоляю, хоть вы не садитесь на инструмент, клавесин двоих не выдержит. – Берта Абрамовна пыталась воззвать к здравому смыслу своих сотрудников. – Лучше возьмите у меня виолончель, сил нет держать. Это же Шнайдер, XVIII век! И кстати, почему инструмент лежал здесь без чехла? Так, когда весь этот кошмар закончится, надо будет провести ревизию в хранилище. Давно пора. Еленочка Анатольевна, вы этим и займетесь. Кстати, а где наш Глинка?
– Не знаю, сказал, что он не сантехник.
– Да что ж за жизнь-то такая? – воскликнула Гуля. – Ну где нормальные мужики? И теперь что – ждать с моря погоды или поплывем на выход? Лена, давай сюда этот контрабас, а то сейчас упадешь, малахольная. Все, я пошла, а вы берите, что утащите.
– Это виолончель, Гуля. – Елена Анатольевна с облегчением отдала инструмент.
– Гуля права. Давайте брать самое ценное и выносить, – начала руководить Берта Абрамовна.
– Я уже взяла. – Ирина Марковна по-прежнему завороженно смотрела на шкатулку.
– Ирина Марковна, только попробуйте ее сломать! Я вас предупреждаю! – рявкнула на нее главная хранительница. – Лучше отдайте шкатулку мне, а сами возьмите партитуры.
– По партитурам у нас Снежана, – обиделась Ирина Марковна, не выпуская шкатулку из рук. – Пусть она берет.
– Мы все это не утащим, – сказала Снежана Петровна. – Бессмысленно.
– Утащим! По чуть-чуть, в несколько заходов! Что я одна корячиться должна? – В подвал вернулась Гуля уже без виолончели.
– Гуля, а где инструмент? – ахнула Берта Абрамовна.
– Так я его в холле оставила. На диванчик положила. Не волнуйтесь. Я тряпочкой прикрыла.
– Вы его оставили без присмотра? Вы знаете, что это за виолончель? Скорее назад. Если пропадет, я первая пойду под суд! Гуля, вы работаете в музее не первый год! Ну, неужели нельзя было за это время освоить хоть какие-то азы культуры? Какой тряпочкой?
– Какой была, такой и прикрыла. Да, я из деревни, и что? А кто за вами грязь отмывает? Вы вон руки свои бережете, а я унитазы после вас чищу. И унитазам все равно – культурная я или некультурная! – обиделась Гуля. – Вот с вами, Берта Абрамовна, всегда так. Хочу, как лучше, а вы кричите. Почему вы на меня кричите? Когда Снежана вылакала ваш бар, вы на нее не кричали. Да, у вас в шкафчике и вино стояло, и виски там какой-то, так она за месяц все уговорила. По «чуть-чуть». И ничего ей не было. А меня за балалайку покоцанную ругаете!
