аль за этими?
За кем ехать! Мужик в дублёнке, конечно, фрукт с инфой внутри. Но зачем его в машине столько катали? Уж наверное, не от доброты душевной. Поговорили, узнали, что надо, и давай — иди куда шёл. Те, что в авто, гораздо интереснее будут.
За ними езжай, — говорю. — Кстати, не знаешь, куда это они?
— Как не знать, — извозчик в бороду ухмыльнулся. — Здесь одна дорога. Дамочка, что в коляске механицкой сидит, кажную среду в церковь свою ездит. Отсюда, стал быть, дотуда.
Тьфу ты, ёлки зелёные. Как я раньше спросить не догадался.
— Так что, стал быть, она сейчас к себе и едет, — извозчик говорит. — В свои партаменты.
— Апартаменты?
— Ага, в них.
Подумал я и сказал:
— Подвези меня так, чтоб я выйти мог незаметно.
Извозчик кивнул, лошадке чмокнул.
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Не первый раз.
"Апартаменты" оказались трёхэтажным особняком. Белое здание, ряд высоких окон, портик с колоннами — богато живёт дамочка.
Само здание окружено оградой из металлических прутьев. Прутья украшены завитушками и всякими нашлёпками из кованого металла — то ли гербы, то ли цветочные букеты, не поймёшь. За оградой ухоженный парк с беседками и скамеечками. Сейчас кусты голые, без листвы, но все аккуратно пострижены в форме шара.
Машина проехала в ворота, обогнула большую клумбу и остановилась возле портика.
Я примерился к ограде. Расстояние между прутьями не очень большое, но пролезть можно. Если снять пальто и хорошенько выдохнуть.
Зачем мне понадобилось туда лезть — я и сказать не мог. Может, на прекрасную эльфийку ещё разок посмотреть. А может, заело меня — зря что ли столько по городу таскался, мёрз и ноги бил?
Скинул пальто, выдохнул и протиснулся между прутьев. Поизвивался, как змей, пару раз от страха похолодел, что застрял, но пробрался-таки. Ну прямо Гарри Гудини собственной персоной.
Пробрался, пальтишко за собой вытянул, надел. Осмотрелся. Красивый сад, очень красивый. Дом возвышается над садом, в окнах третьего этажа свет так и манит. И такая тишина, просто ватная. Обволакивает покоем. Так и хочется сесть, обхватить коленки руками и смотреть, смотреть…
Тут меня за ворот и ухватили. Пока я на особнячок смотрел, таращился. Даже не заметил, как это вышло.
— Ага! — рычат над ухом. — Попался! Я тебя ещё в городе срисовал, гнида залётная. Откуда такой взялся — через ограду полез. Про заклятье не слыхал? Вот я тебя…
И ворот у моего пальто скручивает. Захрипел я, чувствую — в глазах темнеет, вздохнуть нельзя, а пошевелиться не могу. Ручища у мужика сильная, не чета Вавиле — тогда, на квартире у Верочки. Тот просто напугать хотел, а этот того гляди убьёт.
Понял я, что заклятия на сад наложены, поэтому и прутья редкие, и собак нет. Кто ни залезет — тому крышка. Сядет под кустик, замечтается, да так и замёрзнет, обездвиженный.
Словно в ответ на мои мысли, печать на плече вспыхнула ледяным огнём, и меня отпустило. Вовремя — уже сознание поплыло.
Не глядя, ударил, и попал. Мужик хватку ослабил, я воздуха глотнул, и ещё ударил — раз, два. Но тот крепкий оказался, навалился, к ограде прижал и душить продолжает. Как бульдог — помрёт, но не выпустит.
Выдернул я вторую руку из-под него, и хлопнул обеими ладонями по ушам этому уроду. Тот душить перестал, но ворот не отпустил. Вот же клещ, вцепился. Попытался я подсечь его, он увернулся, и сам меня кинул. Раз, и лежу. Успел только перекатиться, а тот сверху упал — и на удушение. Видать, не только Димка Воронков приёмчикам здесь обучен. Есть мастера…
Попытался уйти, но этот бульдог вцепился мёртвой хваткой. Грамотно выполненное удушение — это вам не фунт изюма.
Но всё же окончательно придавить меня у него не получается: или ухватил неловко, или техники не хватает. Почувствовал я слабину, дёрнулся и изо всех оставшихся сил двинул ему в нос. Тот руки разжал — не слишком, но мне хватило. Перекатился — он на меня, ну я его через себя и бросил. С маху приложил, жалеть не стал.
Сразу вскочил — шатаюсь, в глазах темно, в ушах звон стоит — и приготовился добить гада. Смотрю — лежит он, не шевелится. Поморгал я, головой помотал, в глазах прояснилось.
Вижу, что не повезло чуваку. Здесь клумба была, камнями по краю обложена, красиво так, прямо садик японский. Так этот гад прямо башкой в камень и влетел.
Вот чёрт. Помер, что ли?
Наклонился я, пульс ему пощупать. Вдруг слышу, топают и кричат на разные голоса:
— Сюда! Сюда! Лови! Держи вора!
За деревьями тени мечутся, фонари в руках качаются, а в свете фонарей ствол ружья мелькнул.
Хотел я к ограде метнуться, повернулся, вижу — с той стороны уже спешит городовой, в свисток дудит, заливается. Ох, Димка, попал ты, конец тебе. Если мужик этот кони двинул, пойдёшь ты, бывший студент и стажёр, на каторгу. Не знаю, как тут с Сибирью дело обстоит, но мало точно не покажется. За убийство с проникновением по головке не погладят.
Прошелестело рядом, и голосок нежный такой:
— Иди за мной. Скорее.
А это женщина — та самая. Вся с головы до ног в плащ закутана, только глаза блестят. Взяла меня за рукав и тянет за собой.
— Пойдём, — шепчет. — Не то пропадёшь.
Куда деваться — пошёл за ней.
Провела она меня в дом. И не в основные двери, а сбоку, в дверцу неприметную.
Ведёт меня за руку, как телёнка на верёвочке, а мне деваться некуда, да и неохота. Куда уйти от такой женщины?
Прошли мы коридорчиком почти в полной темноте, потом свернули, по лестнице поднялись. Наверное, это чёрный ход был. Такие в господских домах делают для прислуги.
Наверху коридор уже богаче, одинаковые двери вдоль стены, по полу ковёр стелется, красный с каймой, лампы горят — неярко, в самый раз чтобы не заблудиться.
Она дверь в конце коридора толкнула, и в комнату меня завела.
Ух, богато как. Будуар в постельных тонах. Всё вокруг розовое, белое и кружевное. На столике цветы в вазе — живые. Это посреди зимы.
Она плащ сбросила, по будуару своему прошлась, уселась на диванчик. Под плащом у неё платье оказалось белое, длинное, поясом по талии перетянутое. А талия такая тонкая, ладонями обхватить можно. Платье до самой шеи закрытое, но и так заметно — всё на месте. Никакого корсета, да и не нужен он — такая ладная.
А я стою, молчу. Неловко мне
