Он отвечает мне тем же. Стонет мне в рот, посылая огонь вниз по моей спине, сжигая дотла мои нервы. Его губы влажные и жаждущие, окутывающие мои с нежностью, дикостью и желанием, которое я могу попробовать.
Он зарывается руками мне в волосы, удерживая меня, его тело поворачивается, прижимаясь ближе к моему. Я крепче хватаю его, притягивая к себе, провожу руками вверх-вниз по его бокам, чувствуя его напряженные мышцы. Проскальзываю пальцами под рубашку, его кожа мягкая и теплая под моей лаской.
Кончиком языка он дотрагивается до моего, и я теряюсь в нем. Мне наплевать, что броня вокруг моего черного, ожесточенного сердца, с каждым страстным поцелуем, каждым глубоким, медленным прикосновением моих губ к нему, слабеет.
Чувствую себя так, будто меня целуют впервые. Этот поцелуй стирает каждого мужчину, который когда-то встречался на моем пути. Он словно нажал кнопку перезагрузки
Это самый лучший поцелуй, который у меня когда-либо был.
И кажется несправедливым, что лучшие губы в мире через неделю покинут меня.
Он ненадолго отрывается, его губы соскальзывают с моих и медленно двигаются вниз по моей челюсти, покусывая, посасывая, пробуя на вкус. Его грубая борода щекочет мою кожу, воспламеняя желание. Хватка в моих волосах крепнет, удерживая меня, и горячий рот останавливается у моей шеи, пока он рвано дышит.
Я стону, не в силах помочь себе, прижимаясь к нему, моля, чтоб он поглотил меня. Между нами такой огонь, такая напряженность, и я не знаю, как я смогу когда-нибудь оторваться от него. Я так сильно хотела его и теперь, когда его губы целуют мою шею, и он так крепко держит меня, что я могу почувствовать его собственную жажду, не уверена, смогу ли я когда-нибудь остановится.
Звуки шороха из кустов рядом с нами возвращают меня назад в туманную реальность.
Лаклан отстраняется, тяжело дыша и удерживая мое лицо в руках, его глаза ищут мои. Он медленно поворачивает голову и смотрит в сторону от нас. Я хватаю ртом воздух, губы все еще пульсируют от его поцелуя, и следую за его взглядом.
Из кустов на нас смотрят глаза. Я замираю, но Лаклан шепчет хриплым голосом:
— Тсс, тсс, все хорошо. — Он медленно встает на корточки, и я отодвигаюсь, чтобы дать ему больше места. Он поворачивается и смотрит в кусты в глаза, надеюсь собачьи, и достает что-то из кармана.
— Вам понравилось? — мягко спрашивает он их. — Вот держите.
Бросает что-то в кусты.
Глаза подходят ближе, челюсти хрустят, поедая то, что он дал.
— Ты везде носишь с собой еду для собак? — шепчу я, но он мне не отвечает.
Он воркует с собаками, что-то снова подбрасывая им, и медленно движется к ним, как можно ниже удерживая свое массивное тело.
Я прищуриваюсь, пытаясь наблюдать за ним в темноте. Я немного обеспокоена тем, что собаки могу напасть на него. В то же время я проклинаю их за то, что помешали нам в такой момент.
— А теперь полегче, — говорит он, снимая ремень. — Тише, тише.
Он собирается использовать свой ремень в качестве поводка? Этот парень что, супергерой для собак?
Он медленно крадется к ним, приглушенно нашептывая успокаивающие слова, пока, наконец, медленно не поднимается.
— Так, — говорит он мне. — Один у меня.
Я встаю, отряхивая грязь с попы, и всматриваюсь в него. Рядом с ним собачья тень, а его ремень опоясывает шею собаки. Хоть собака и напряжена, ей немного не нравится этот импровизированный поводок, меня поражает то, что она не пытается сбежать.
— Как ты это сделал? — с восхищением спрашиваю я.
— Использовал ремень. Он все равно мне немного большеват.
— Нет, — говорю я. — Я имею в виду все это. Как ты заманил их сюда?
Он осторожно похлопывает по карман своих штанов, и собаки смотрят туда. И тут я замечаю, как другой бездомный пес медленно приближается, привлеченный шумом.
Лаклан тянется к карману и вытаскивает то, что выглядит как вяленая говядина.
— Я всегда ношу с собой еду, просто на всякий случай.
— Куда бы не отправился? На случай, если встретишь бездомную собаку?
— Да, — спокойно говорит он, будто это совершенно нормально.
— Я указываю на другую собаку.
— А что насчет этой?
Он бросает взгляд на потрепанную собачонку, которая стоит рядом с привязанным питбулем. Он протягивает обеим собакам еще вяленого мяса, и они принимают его, одновременно и желая и осторожничая.
— Этот последует за альфа
— Разве не ты альфа? — спрашиваю я.
— Буду к тому времени, как закончится ночь.
Боже, да он может быть альфа в любое время когда захочет. Даже учитывая, что рядом с нами собаки, я с трудом могу забыть, что всего несколько минут назад мои губы сливались с его и я потерялась в том, что он давал мне. Мне нужно больше. Этого поцелуя недостаточно.
Но сейчас он занят. Холодный, влажный ветер, пропитанный туманом, обрушивается на меня, и я складываю руки на груди.
— Снова опускается туман.
— Сейчас мы пойдем, — говорит он.
— Куда? В приют?
— Черт, нет, — резко говорит он. — Если я это сделаю, их через пару дней усыпят.
Очевидно, я мало знаю об этом.
— Правда? Почему?
Потому что приюты в любом городе перегружены. Там для них просто нет места, и эти двое такие скромняги. То, что один из них питбуль, не помогает. Их просто никто не возьмет. Не даст им новый дом. Их убьют.
Я с беспокойством сглатываю.
— Это ужасно. Прости, я и понятия об этом не имела.
— Большинство людей не подозревают об этом, — говорит он, глядя на собак. — Так что я беру их домой.
— Домой? В Шотландию?
— Для начала заберу их в свою квартиру здесь и на неделе попытаюсь найти для них дом. Если мне это не удастся, они полетят со мной домой.
Господи. Я сражена размерами сердца этого человека.
— Кто ты? — не могу не прошептать я.
— Просто человек, — отвечает он. — Пошли.
Он поворачивается и уходит в темноту, питбуль тянет ремень, но неохотно следует за ним, прихрамывая. Лохматая собачонка семенит за ними.
— С ним все будет хорошо? — спрашиваю я.
Лаклан смотрит на собаку.
— Он, кажется, не сильно пострадал. Завтра отведу его к ветеринару.
Я иду по другую сторону от Лаклана, стараясь не обращать внимания на собак, которые следуют за ним. Черт, не могу винить их. Я бы тоже пошла за ним, дал бы он мне еду или нет. Имею в виду, я ведь полагаю, сделала то же самое, когда он убежал в лес.
Он продолжает разговаривать с ними своим низким голосом, и мой мозг безумствует. Трудно сказать сколько, или даже в каком направлении мы сейчас идем. Интересно, черт возьми, как он собирается добрать до дома, не говоря уже обо мне. Я задаюсь вопросом, стоит ли мне поднимать вопрос о том, чем мы занимались совсем недавно. На всякий случай, если он уже забыл об этом. Потому что я чертовски уверена, что я нет.
Наконец, мы видим, как редеют деревья, видны здания и огни. Дорога Линкольн Вей тянется по краю парка и здесь еще несколько компашек любителей музыки, разбросанных вдоль тротуара.
— Кажется, здесь достаточно людно, — говорит Лаклан, когда мы приближаемся к остановке в нескольких метрах от дороги. — Здесь ты можешь вызвать такси. Тебе нужны деньги?
Я тупо смотрю на него.
— Нет. А ты куда?
Он головой кивает на улицу, которая исчезает в центре города.
— В такси с собаками меня не пустят.
— В Uber возможно пустят.
Он поднимает бровь.
— Для того чтобы воспользоваться ими, тебе нужен телефон, да?
— Так что, ты просто пойдешь пешком? — недоверчиво спрашиваю я. — Тебе ведь придется пройти не одну милю. Через весь долбаный город. На это уйдет несколько часов.
Он пожимает плечами.
— Хорошо. Прогулка даст мне больше времени, чтобы получше узнать собак. Если с лапой питбуля станет хуже, я позабочусь о нем. Если он мне позволит.
Я знаю, что смотрю на него, как на сумасшедшего, но ничего не могу с собой поделать.
— Не безопасно ходить по улицам поздно ночью, — замечаю я.
Он потирает бороду и дарит мне небольшую улыбку.
— Послушай, лапочка, я могу с этим справиться. — Он смотрит вниз на собак. — Плюс ко всему, со мной питбуль. Уверен, меня будут обходить за версту.
Факт остается фактом, даже тот, кто ищет проблемы, обойдет его стороной. Эта гора мышц, суровый взгляд диких глаз предупреждают всех, чтобы держались подальше.
Всех кроме меня.
— Я пойду с тобой, — говорю я ему.
Он качает головой.
— Ты только что сказала, что это долгий путь.
Я скрещиваю руки и пытаюсь встать в позу.
— Верно, но ты так просто от меня не избавишься.
Где-то вдали воет сирена. Лаклан отводит взгляд, жует нижнюю губу. Я бы все отдала, лишь бы снова пожевать эту губу. Наконец, его глаза скользят ко мне, в них светится изумление и нежность.
— Хорошо, — говорит он. — Если это то, чего ты хочешь.
— Ага.
— Ты действительно это нечто, да? — Он делает шаг ближе ко мне. — Адски упрямая.
Я ухмыляюсь, глядя на него, и моя ухмылка расширяется, когда он протягивает руку и хватает меня за руку, сжимая ее.
