чем просто обеспечить выживание вида. Это была попытка возвратить из прошлого идею о будущем, восстановить оптимизм двадцатого века, его восторг по поводу технологий и науки, реабилитировать их для настоящего. Все это было упражнением в ностальгии по будущему.
Недавно я прочитал авторизированную биографию Маска, написанную Эшли Вэнсом. Тоска по эпохе колониальной экспансии пробегала по ее страницам, как горячая дрожь. Примерно во времена своей первой встречи с Зубриным и «Марсианским обществом» Маск не нашел на сайте НАСА подробного плана или какой-либо информации о сроках исследования Марса, чем был потрясен. Он придерживался мнения, пишет Вэнс, «что сама идея Америки была неотделима от желания человечества исследовать. Он с грустью подумал, что американское агентство, которому поручено вершить дерзкие и смелые вещи в космосе, исследовать новые рубежи, похоже, вообще не проявляет серьезного интереса к исследованию Марса. Дух “Явного предначертания”[66] куда-то ушел, а возможно, и печально почил, и, похоже, это никого не волновало».
На съезде «Марсианского общества» в 2012 году в том самом зале, где сейчас сидел я, Маск получил от Зубрина «Награду пионера Марса» и выступил с речью, в которой прямо связал будущее освоения Марса с американской историей колониальной экспансии.
«Соединенные Штаты – это квинтэссенция человеческого исследовательского духа, – сказал он. – Почти все приехали сюда откуда-то. Невозможно найти какое-то другое сообщество людей, которое было бы больше заинтересовано в освоении рубежей».
Маск не упомянул в своей речи тех, кого привезли сюда против воли или кто был здесь задолго до покорителей фронтира, к кому он апеллировал. То, что он называл «человеческим исследовательским духом», в сущности, было белым европейским духом колониального завоевания и эксплуатации.
Когда американцы говорили о заселении Марса, мне казалось, что на самом деле они говорили о том, чтобы заново изобрести Америку, возродить веру в величие своей страны не как обыденную реальность, а как басню. Это должно было стать нравственным поучительным повествованием об изобретательности и праведности. Строго говоря, сам Маск американцем не был, он родом из Южной Африки. Эта страна была перевертышем Соединенных Штатов, где проект колониального превосходства белого меньшинства в конечном итоге не удался. На мой взгляд, истинные американцы на самом деле иммигранты, которые питаются романтическим пониманием страны и ее фундаментальных мифов о свободе и возможностях. Американцы не рождаются – они создаются.
Зубрин подходил к волнующим финальным пассажам своего выступления. Согласно его расчетам, после того как на Марсе будет создана новая цивилизация, мы сможем приступить к строительству новых поселений на астероидах. Возникнут тысячи новых миров, в которых нонконформисты – люди с собственными представлениями о том, как должно быть организовано человеческое общество, из-за чего непопулярны на Земле, – получат шанс построить свои общества вокруг дорогих им идей.
Многие потерпят неудачу, сказал он, но некоторые, несомненно, преуспеют и укажут путь остальным. Поэтому если мы уже сейчас развеем туман, распространим видение, утвердим человечество на Марсе, то через пятьсот лет на тысячах планет Солнечной системы и в других мирах появятся человеческие цивилизации. Они будут столь же величественны по отношению к нам, как мы теперешние по сравнению с нашими далекими предками в африканской саванне.
«Потому что мы не уроженцы этой земли, – сказал он. – Мы родом из Кении, вот почему у нас такие тонкие руки без меха. Мы не смогли бы заселить Северную Америку или Азию, если бы не развивали технологии. Но мы сделали это, – подчеркнул Зубрин, – потому что мы были творческими и жизнестойкими, и именно поэтому мы собираемся унаследовать звезды».
Последовала долгая интерлюдия восторженных аплодисментов. Я же крепко задумался, проследив тесную связь этой риторики – речи Зубрина об астероидных поселениях, речи Маска об исследовательском духе – с риторикой, на которой была основана сама Америка: апокалиптический призыв к отречению от старого мира и рождению нового.
Говорить о нонконформистах, строящих новые общества, о предпринимательском духе для построения нации – значит явно апеллировать к американской мифологии пилигримов, основателей, первопроходцев.
Марс Зубрина поразил меня как футуристическое видение «города на холме», о котором говорил пуританский проповедник Джон Уинтроп в своей знаменитой речи к пассажирам «Арабеллы», когда они отправлялись в Новый Свет. «Марс – это Америка», – подумал я. Будущее оказалось прошлым.
В своей книге «Как мы будем жить на Марсе» (How We’ll Live on Mars) Стивен Л. Петранек пишет, что «Марс станет новым фронтиром, новой надеждой и новой судьбой для миллионов землян, которые сделают все что угодно, чтобы воспользоваться возможностями Красной планеты». Как и первые европейские колонисты в Америке, первые люди на Марсе, говорит автор, должны быть чрезвычайно жизнестойкими и решительными. Этот Новый Мир, как и его предшественник, будет глубоко враждебен поселенцам. Марсианам нужно будет найти способ сделать воздух пригодным для дыхания и извлечь достаточно льда из реголита, марсианского поверхностного грунта, чтобы обеспечить себя водой. Предстоит построить укрытия, возможно, из реголитовых кирпичей, чтобы защититься от экстремального холода и от солнечного излучения, – тонкая атмосфера планеты не спасет человека от этих явлений. Пример, поданный первопроходцами, пишет Петранек, «породит волну искателей удачи, возможно, даже более масштабную, чем калифорнийская золотая лихорадка».
И точно так же, как первые европейские поселенцы в Америке считали себя гарантами выживания христианского мира, первые марсиане станут страховым полисом для человеческой цивилизации. «Существуют реальные угрозы для человеческой расы на Земле, – пишет Петранек, – включая нашу неспособность спасти родную планету от экологического разрушения и возможности ядерной войны. Столкновение с одним-единственным астероидом может уничтожить бóльшую часть жизни на Земле. В конце концов, наше собственное Солнце увеличится и уничтожит Землю. Задолго до того, как это произойдет, мы должны стать космическим видом, способным жить не только на другой планете, но и в других планетных системах. Первые люди, которые эмигрируют на Марс, – наилучший шанс на выживание нашего вида».
С этой точки зрения Марс будет «резервной» планетой для человечества, «на случай, если что-то пойдет не так, как на Земле», как однажды выразился Маск. Однако во всем этом есть более глубокая и странная идея, которую гораздо труднее продать. Это средство, с помощью которого мы, точнее, некоторые из нас, имеющие для этого желание и финансовые возможности, могли бы оставить свою родную планету, чтобы полностью выйти за пределы человеческого мира. Как и воображаемые сценарии мирового краха от препперов, колонизация Марса – это апокалиптический сценарий, выраженный в виде эскапистской фантазии. В своем прологе к книге «Состояние человека» Ханна Арендт[67] пишет о реакции американской прессы на запуск в 1957 году советского космического спутника – первого объекта, созданного человеком, когда-либо покинувшего планету и вышедшего
