ХОДОКИ
В зипунах домашнего покроя,Из далеких сел, из-за Оки,Шли они, неведомые, трое —По мирскому делу ходоки.
Русь металась в голоде и буре,Всё смешалось, сдвинутое враз.Гул вокзалов, крик в комендатуре,Человечье горе без прикрас.
Только эти трое почему-тоВыделялись в скопище людей,Не кричали бешено и люто,Не ломали строй очередей.
Всматриваясь старыми глазамиВ то, что здесь наделала нужда,Горевали путники, а самиГоворили мало, как всегда.
Есть черта, присущая народу:Мыслит он не разумом одним,—Всю свою душевную природуНаши люди связывают с ним.
Оттого прекрасны наши сказки,Наши песни, сложенные в лад.В них и ум и сердце без опаскиНа одном наречье говорят.
Эти трое мало говорили.Что слова! Была не в этом суть.Но зато в душе они скопилиМногое за долгий этот путь.
Потому, быть может, и таилисьВ их глазах тревожные огниВ поздний час, когда остановилисьУ порога Смольного они.
Но когда радушный их хозяин,Человек в потертом пиджаке,Сам работой до смерти измаян,С ними говорил накоротке,
Говорил о скудном их районе,Говорил о той поре, когдаВыйдут электрические кониНа поля народного труда,
Говорил, как жизнь расправит крылья,Как, воспрянув духом, весь народЗолотые хлебы изобильяПо стране, ликуя, понесет,—
Лишь тогда тяжелая тревогаВ трех сердцах растаяла, как сон,И внезапно видно стало многоИз того, что видел только он.
И котомки сами развязались,Серой пылью в комнате пыля,И в руках стыдливо показалисьЧерствые ржаные кренделя.
С этим угощеньем безыскуснымК Ленину крестьяне подошли.Ели все. И горьким был и вкуснымСкудный дар истерзанной земли.
1954ВОЗВРАЩЕНИЕ С РАБОТЫ
Вокруг села бродили грозы,И часто, полные тоски,Удары молнии сквозь слезыЛомали небо на куски.
Хлестало, словно из баклаги,И над собранием березПир электричества и влагиСливался в яростный хаос.
А мы шагали по дорогеСреди кустарников и трав,Как древнегреческие боги,Трезубцы в облако подняв.
1954ШАКАЛЫ
Среди черноморских предгорий,На первой холмистой гряде,Высокий стоит санаторий,Купая ступени в воде.
Давно уже черным сапфиромСклонился над ним небосклон,Давно уж над дремлющим миромМолчит ожерелье колонн.
Давно, утомившись от зноя,Умолкли концерты цикад,И люди в тиши и покоеДавно в санатории спят.
Лишь там, наверху, по оврагам,Средь зарослей горной реки,Полночным окутаны мраком,Не гаснут всю ночь огоньки.
На всем полукружье залива,То там появляясь, то тут,И хищно они и трусливоМерцают, мигают, снуют.
Сперва боязливо и тонко,Потом всё слышней и слышнейС холмов верещанье ребенкаДоносится к миру людей.
И вот уже плачем и визгомНаполнен небесный зенит.Луна перламутровым дискомИспуганно в чащу глядит.
И видит: теснясь друг за другомИ мордочки к небу задрав,Шакалы сидят полукругомЗа темными листьями трав.
О чем они воют и плачут?Кого проклиная, вопят?Под ними у моря маячитКолонн ослепительный ряд.
Там мир золотого сиянья,Там жизнь, непонятная им…Не эти ли светлые зданьяКлянут они воплем своим?
Но меркнет луна Черноморья,И солнце встает в синеву,И враз умолкают предгорья,Туманом укутав траву.
И звери по краю потокаТрусливо бегут в тростники,Где в каменных норах глубокоБеснуются их двойники.
1954В КИНО
Утомленная после работы,Лишь за окнами стало темно,С выраженьем тяжелой заботыТы пришла почему-то в кино.
Ражий малый в коричневом фраке,Как всегда, выбиваясь из сил,Плел с эстрады какие-то вракиИ бездарно и нудно острил.
И смотрела когда на него тыИ вникала в остроты его,Выраженье тяжелой заботыНе сходило с лица твоего.
В низком зале, наполненном густо,Ты смотрела, как все, на экран,Где напрасно пыталось искусствоК правде жизни припутать обман.
Озабоченных черт не менялиСудьбы призрачных, плоских людей,И тебе удавалось едва лиСопоставить их с жизнью своей.
Одинока, слегка седовата,Но еще моложава на вид,Кто же ты? И какая утратаДо сих пор твое сердце томит?
Где твой друг, твой единственно милый,Соучастник далекой весны,Кто наполнил живительной силойБесприютное сердце жены?
Почему его нету с тобою?Неужели погиб он в боюИль, оторван от дома судьбою,Пропадает в далеком краю?
Где б он ни был, но в это мгновеньеЗдесь, в кино, я уверился вновь:Бесконечно людское терпенье,Если в сердце не гаснет любовь.
1954БЕГСТВО В ЕГИПЕТ
Ангел, дней моих хранитель,С лампой в комнате сидел.Он хранил мою обитель,Где лежал я и болел.
Обессиленный недугом,От товарищей вдали,Я дремал. И друг за другомПредо мной виденья шли.
Снилось мне, что я младенцем,В тонкой капсуле пелен,Иудейским поселенцемВ край далекий привезен.
Перед Иродовой бандойТрепетали мы. Но тутВ белом домике с верандойОбрели себе приют.
Ослик пасся близ оливы,Я резвился на песке.Мать с Иосифом, счастливы,Хлопотали вдалеке.
Часто я в тени у сфинксаОтдыхал, и светлый Нил,Словно выпуклая линза,Отражал лучи светил.
И в неясном этом свете,В этом радужном огнеДухи, ангелы и детиНа свирелях пели мне.
Но когда пришла идеяВозвратиться нам домойИ простерла ИудеяПеред нами образ свой —
Нищету свою и злобу,Нетерпимость, рабский страх,Где ложилась на трущобуТень распятого в горах,—
Вскрикнул я и пробудился…И у лампы близ огняВзор твой ангельский светился,Устремленный на меня.
1955ОСЕННИЕ ПЕЙЗАЖИ
1. ПОД ДОЖДЕМ
Мой зонтик рвется, точно птица,И вырывается, треща.Шумит над миром и дымитсяСырая хижина дождя.И я стою в переплетеньеПрохладных вытянутых тел,Как будто дождик на мгновеньеСо мною слиться захотел.
2. ОСЕННЕЕ УТРО
Обрываются речи влюбленных,Улетает последний скворец.Целый день осыпаются с кленовСилуэты багровых сердец.Что ты, осень, наделала с нами!В красном золоте стынет земля.Пламя скорби свистит под ногами,Ворохами листвы шевеля.
3. ПОСЛЕДНИЕ КАННЫ
Всё то, что сияло и пело,В осенние скрылось леса,И медленно дышат на телоПоследним теплом небеса.Ползут по деревьям туманы,Фонтаны умолкли в саду.Одни неподвижные канныПылают у всех на виду.Так, вытянув крылья, орлицаСтоит на уступе скалы,И в клюве ее шевелитсяОгонь, выступая из мглы.
1955НЕКРАСИВАЯ ДЕВОЧКА
