Но она оказалась проще, чем они думали. Вот и сейчас она стояла и терпеливо отвечала на их расспросы. Да, приехала на каникулы. Да, в сентябре она будет искать работу, может быть, в Пизе или даже в Пьомбино. Понятно, что ее работа будет не такой, как у них. Она не станет за мизерную плату пробивать чеки в супермаркете. И на завод она не пойдет.
Мария под конец все же решилась прошептать ей на ухо, что он тоже здесь. Она с удивлением и тревогой глянула в указанном направлении и сразу заметила его белокурую голову.
— Как он поживает? — спросила она.
— А ты как думаешь? — ухмыльнулась Соня.
— А Анна?
— Прекрасно! Уже хвостом крутит…
— Да что ты говоришь… — Она попыталась улыбнуться, но красивое лицо исказила кислая гримаса.
— Пошла в лицей, как и ты.
— В лицей…
Она всегда надеялась, что эта милая девочка не окажется, как другие, за стойкой бара, где все кому не лень будут щипать ее за упругую попку.
— Кстати, Анна должна быть где-то здесь, — сказала Джессика и осмотрелась. — Надо бы присмотреть за ней, а то ее братец нам голову оторвет. Пойдем вместе, поздороваешься!
— Я правда не могу. Простите. Передавайте ей от меня привет.
— Даже к нему не подойдешь? — брякнула Соня.
Она грустно улыбнулась и отрицательно помотала головой. Потом сказала:
— Увидимся в сентябре, когда я вернусь.
— Без проблем! Ты нам открытку пришли.
В тот самый момент, когда она отошла, Алессио совершенно случайно посмотрел в сторону скамейки — и побелел. Решив, что другу плохо, Маттиа стал трясти его за плечи.
— Не надо, — рявкнул Алессио и, работая локтями, стал пробиваться сквозь толпу. Увидев это, Соня нахмурилась, а Мария подумала: «Да, это покруче, чем в кино…»
Алессио с ужасом думал о том, что может потерять ее из виду. Он хотел окликнуть ее, но не мог — язык не поворачивался.
Она уже была за воротами, у парковки. Алессио обливался холодным потом, опасаясь, что она уедет.
Девушка, шагавшая впереди… это действительно была она. Это была ее походка, ее тонкая талия, ее спина, ее икры…
Водитель автомобиля с работающим двигателем конечно же ждал именно ее. Как только она приблизилась, дверца распахнулась. Она уже готова была сесть, когда в темноте громыхнуло ее имя:
— Элена!
Она замерла. В сгустившемся воздухе повисло эхо последнего «а».
— Элена… — теперь уже шепотом повторил Алессио.
Она медленно, будто ее тянули на веревочке, обернулась, и наконец прямо перед ним оказалось ее лицо, обрамленное каштановыми волосами. В памяти Алессио волосы были гораздо короче. Они слегка вились и на затылке были скреплены ажурной заколкой. Она стала старше… И еще красивее…
Он совсем обессилел, не чувствовал ни рук, ни ног. Стоял столбом, как дурак, посреди парковки. Все слова испарились, в горле было суше, чем в пустыне. Разве мог он хоть что-нибудь сказать, когда его сердце и легкие вот-вот собирались отказать.
Элена чувствовала примерно то же. Она не слышала окриков из машины. Колени ее дрожали. Она думала, что он ослепительно красив. Что прошло уже три года. Что она сделала свой выбор. Что она была права. Что она приняла дурацкое решение. Что она все сделала не так. Что… что… что…
Они смотрели друг на друга не замечая ничего вокруг. Потом Алессио улыбнулся. Его улыбка была какой-то детской. Элене вдруг показалось, что эти три года в разлуке не имеют никакого значения, что все еще можно изменить.
Но тут раздался настойчивый гудок клаксона.
Элена пришла в себя. Неправда, уже ничего не изменишь. И завтра ей уезжать…
Через силу, превозмогая себя, она махнула Алессио рукой и села в автомобиль… Ее спутник дал по газам. В воздух поднялся столб пыли. Затем все стихло, только сосны шумели.
Алессио, ничего не видя перед собой, сделал пару шагов, сел на бордюр и обхватил голову руками.
Неподалеку, среди деревьев, точно так же держался за голову Кристиано. Он думал о своем сыне Джеймсе и не отрываясь смотрел в одну точку.
Казалось, что на роликодроме собрался весь Пьомбино.
Колонки извергали знакомую мелодию. Франческа с Анной сто раз танцевали под нее в закрытой на ключ ванной.
You can feel the, you can feel the…
Но как же классно, когда за тобой не наблюдают старые ублюдки с улицы Сталинграда! Раньше им не приходило это в голову. В слепящих лучах прожектора каждая девчонка, каждый парень чувствовали себя неотразимыми. Франческа откинула назад белокурую копну и подмигнула Анне.
Lift your hands and voices, free your mind and join us… You can feel it in the air.
Здесь девушки вместе закричали:
— Ooh, it’sapassion! — уверенные в том, что их дружбе ничего не грозит.
17
В бар забрел какой-то тип: то ли священник, то ли доброволец Службы спасения или, скорее всего, отставной учитель религиоведения. Неодобрительно качая головой, он громко разглагольствовал вслух:
— Что мы можем предложить этим ребятам? Чему мы их учим? У них ничего нет! Они вообще ни о чем не думают! — Палец новоявленного миссионера показал на катающуюся молодежь.
Маттиа, который остался один, вынужден был все это выслушивать.
— Только наркотой и интересуются. Коммунистов на них нет!
— Так, мать твою! — охотно поддержал его беззубый сморчок.
Маттиа скривился и заказал рюмку самбуки. «Что я тут вообще штаны просиживаю? — подумал он. — Алессио ушел, этот придурок Кристиано тоже…» Ему показалось, что его посетила первая здравая мысль за весь вечер. Залпом выпив самбуку, он решительно встал и, насвистывая под нос что-то бодрое, вышел из бара. Поглядывая на симпатичных девушек, он быстро вернул себе прекрасное расположение духа.
Маттиа не любил копаться в собственных переживаниях. Ему было одинаково наплевать и на государство, и на самого Господа Бога. Он ни разу не ходил голосовать, а когда в вечерних новостях говорили о стихийных бедствиях, войнах или погибших в криминальных разборках, тут же переключался на другой канал.
Таким уж был Маттиа, но не злым — это точно. Конечно, если бы вдруг приличным людям стала известна причина, по которой он бежал три года назад, его бы закидали камнями. И все же ограбление почты да парочка разбитых радаров еще не говорят о том, что он отъявленный злодей.
В поисках вдохновения он бродил вокруг катка. Кататься он не собирался, и уж тем более танцевать. Маттиа нравилось наблюдать. Однажды он где-то услышал занятную фразу: «Дьявол кроется в деталях» — и взял ее на вооружение.
Он облокотился на перила, там, где народу было поменьше, и стал следить за катающимися. Вообще-то, у него была определенная цель… Едва он закурил и пригладил пятерней растрепанные волосы, как тут же увидел ее, Анну. Она и была его целью.
Анна лихо промчалась перед ним — один раз, второй, третий. Каждый раз ее смешная юбчонка, развеваясь на ходу, приоткрывала бархатную кожу бедер. Очаровательная попка раскачивалась из стороны в сторону, когда девушка энергично отталкивалась, чтобы не сбавлять скорость. Лучи прожекторов высвечивали то ее правую ногу, то левую, то копну волос, то веснушчатый нос, то задорную улыбку.
Он успевал сосчитать до десяти — за это время она проезжала примерно полкруга.
Сама Анна не замечала, что Маттиа на нее смотрит: она совершенно забыла о нем. Ей хотелось всех обогнать. Если кто-то делал сложный пируэт, она тут же повторяла фигуру, и у нее получалось гораздо грациозней. Как только кто-то решался на прыжок, она прыгала еще выше. Войдя в соревновательный раж, она не обращала внимания на парней, нахально пытавшихся схватить ее за руку или за попку.
Маттиа узнавал и не узнавал в этой фурии застенчивую девчонку, которую утром застал в пижаме с клубничками. Каждый раз, когда розовая юбчонка взлетала вверх, он ощущал волнение, как прыщавый тринадцатилетний пацан.
Если бы кто-нибудь сказал ему, что он западет на школьницу, он бы не поверил. На Черном море, в перерыве между плаваниями, Маттиа жил с женщиной гораздо старше себя. Ему действительно приходилось спать в трюме, как в романтических мечтах представляла Анна. Еще ему приходилось здесь, в Италии, в чужом саду отбиваться от карабинеров, натравлявших на него пса…
Воспоминания проносились в его мозгу как кадры фильмов Тарантино. Но о чем бы он ни подумал, любые образы вытеснял образ Анны. Впечатление было такое, будто его жизнь началась только сейчас, а раньше не было ничего — одна пустота.
Маттиа в три затяжки прикончил сигарету. Эта шебутная девчонка занимала его мысли уже более двенадцати часов, и теперь он просто не мог сдерживаться. Оттого что он все время смотрел на Анну, предвосхищая ее движения, резало глаза. Что же в ней такого необыкновенного? И кого она так сильно напоминает? Не его мать, это уж точно, и не девушку-славянку… Да какая разница, на кого она похожа! Ищи, не ищи объяснения, но брюки красноречиво топорщатся в энном месте.
