33. Хвалебная песня
Лицо индейца было озабоченным. Рольф скосил глаза на пылающий рядом костёр. Заметив, что он очнулся, Куонеб улыбнулся удивительно ласковой и нежной улыбкой, показав ровные, белые зубы. Он тут же напоил Рольфа горячим чаем, и мальчик настолько пришёл в себя, что сел и рассказал о своём приключении.
— Это злой манито! — Куонеб посмотрел на убитого оленя. — Мы не будем есть его мясо. Но каким колдовством ты привёл сюда Скукума?
— Колдовством моего языка. Когда олень бросился на меня, я закричал, я позвал на помощь!
— Отсюда далеко до хижины, — сказал Куонеб. — Я не мог тебя услышать. И Скукум не мог. Но Кос Коб, мой отец, говорил мне, что человек, когда зовёт на помощь, сотворяет колдовство, которое летит дальше голоса. Может, и так. Я не знаю. Но мой отец был очень мудрый.
— А ты видел, как Скукум побежал за мной?
— Нет. Ты ушёл, а он всё время был со мной, но только тревожился и повизгивал. А потом куда-то подевался, и прошло много времени, прежде чем я услышал его лай. Такой лай значит: беда! И я пошёл на звук. Он привёл меня сюда.
— Скукум, наверное, пробежал по моему следу от ловушки к ловушке.
Час спустя они решили вернуться домой. Вороны выкрикивали у них над головой свои «ха-ха-ха» и «хо-хо-хо». Роковой, срубленный Рольфом рог Куонеб подобрал с земли и повесил на молодом деревце вместе с куском табака и красной ниткой, чтобы умиротворить злого духа, который, конечно, оставался поблизости. Рог так и висел там много лет, пока деревце не стало могучим деревом и рог не заплыл корой — весь, кроме самого кончика, который сгнил и отвалился.
Скукум понюхал на прощание своего поверженного врага, выразил ему презрение обычным собачьим способом и затрусил впереди Куонеба и Рольфа.
Не в этот день и не в следующий, но в первый вечер, когда ветер улёгся и в ясном небе запылал алый закат, Куонеб поднялся на скалистую вершину холма и зажёг костерок. Когда струйка дыма поднялась прямо к багряному облачку вверху, словно спущенная оттуда нитка плотничьего отвеса, индеец сжёг щепотку табака, вскинул руки, откинул голову и, весь залитый красным светом, запел новую песню:
Злой дух поймал моего сына в ловушку,Но добрый манито спас его,В образе Скукума спас он его!
34. Утварь из бересты
Целую неделю у Рольфа болело и ныло всё тело, да и у Скукума тоже.
Время от времени Куонеб вдруг становился мрачным и молчал целыми днями. Затем какой-нибудь добрый ветерок согревал его сердце, ледяная корка таяла, превращалась в быстрые ручейки воспоминаний или добрые мысли.
Такой период отчуждения и холодности как раз предшествовал приключению с оленем. Началось всё из-за пустяков. После того как морозы сковали всю воду снаружи, Куонеб начал мыть руки в миске, которая служила, кроме того, для замешивания теста. Рольф же был воспитан в совсем иных понятиях о назначении кухонной утвари и в конце концов забыл про уважение, которое должен был оказывать возрасту и опыту. Это, собственно, и явилось главной причиной, почему он ушёл осматривать ловушки в одиночестве. Теперь, обдумав положение на досуге, он решил, что наилучший выход — обзавестись тазиком для мытья. Но откуда его взять? В те дни жестяные изделия были относительной редкостью и стоили дорого. Почти всё необходимое для жизни люди искали в лесах, и, благодаря опыту и сноровке, передававшейся от старших к младшим, они обычно находили то, в чём нуждались. Рольф не раз видел, как выдалбливались колоды, из которых поили лошадей, и корыта для свиного пойла, и корытца, чтобы насыпать корм курам, и так далее и тому подобное, да и сам умел их делать. А потому, взяв липовый чурбак и топор, он принялся выдалбливать его под тазик для мытья. Будь у него нужные инструменты, тазик, наверное, получился бы на славу, но, орудуя топором, да ещё ноющими руками, он сумел изготовить только очень тяжёлую и некрасивую посудину. Вода из неё, правда, не вытекала, но вот для того, чтобы зачерпывать воду из проруби, она явно не годилась. К ней требовался ковшик.
Посмотрев на плачевный плод стольких трудов, Куонеб сказал:
— В жилище моего отца у нас всё было из бересты. Вот посмотри: я сделаю миску.
Он принёс из кладовой большой свёрток берёзовой коры, запасённой ещё в тёплую погоду для починки каноэ. (Разумеется, в морозы драть бересту не годится.) Выбрав подходящий кусок, индеец вырезал из него квадрат со стороной в два фута и положил его в воду, кипевшую в большом котелке. Туда же он опустил и связку длинных волокнистых корней белой ели, также собранных до морозов, чтобы ранней весной можно было приняться за починку каноэ.
Оставив их размягчаться в кипятке, он наколол берёзовой лучины, стараясь, чтобы каждая была в полдюйма шириной и одну восьмую дюйма толщиной. Лучины он тоже положил размачиваться вместе с корой. Затем изготовил прищепки, выбрав палочки с узлом на одном конце, а другой расщепив.
Тут подоспело время снова заняться еловыми корнями. Он вынул их из котелка, отобрал все диаметром около одной восьмой дюйма и очистил их, получив пучок мягких, ровных, белых шнурков общей длиной около десяти футов.
Куонеб разложил кусок бересты как мог ровнее и обрезал его. Каждый угол он сложил вначале вдоль, потом поперёк и захватил защепкой, а край обрезал так, что поперёк волокна он был прямым, а по волокну полукруглым. Куонеб изогнул по нему размягчённую берёзовую лучину и, прокалывая бересту, накрепко притянул лучину к краю так, что еловые шнуры ложились на неё ровными красивыми витками. Тазик из бересты был готов.
Итак, они обзавелись тазиком для мытья, и причина разногласий была устранена. Рольф с большим интересом принял участие в изготовлении всякой другой полезной берестяной утвари разных размеров, начиная от ковшиков и кончая плетёнками для подстилки. Пока он оправлялся от ушибов, лучшее занятие трудно было и придумать, а потому он вскоре стал настоящим мастером. Когда он изготовил отличную коробочку для рыболовных крючков, Куонеб сказал:
— В жилище моего отца её украсил бы узор из цветных игл дикобраза.
— Ага! — воскликнул Рольф, вспомнив берестяные изделия, которыми торговали индейцы, проходившие через их Реддинг. — Жалко, что у нас нет под рукой дикобраза!
— Ну, может, Скукум отыщет тебе какого-нибудь, — со смешком сказал индеец.
— Но убить кэка ты мне позволишь?
— Да. Если ты сожжёшь его усы, а иглы пустишь в дело.
— Усы-то зачем жечь?
— Так заповедал мой отец! Дым поднимается ввысь, и верховный манито узнает, что убить мы убили, но для дела, и благодарны ему.
Однако нашли они дикобраза только несколько дней спустя, и убить его им не довелось. Но об этом в особой главе.
Шкуру его со всеми дротиками они тем не менее заполучили и повесили её в кладовой. Иглы, заострённые природой с обоих концов, словно нарочно созданы для рукоделия, но они сплошь белые.
— А как нам их покрасить, Куонеб?
— Летом красок много, а зимой раздобыть их нелегко. Но кое-какие можно.
Он тут же направился в лес, выбрал подходящую тсугу, содрал кусок коры, соскоблил нижний розовый слой и кипятил с ним иглы, пока они не стали тускло-розовыми. Ольховая кора сделала их ярко-оранжевыми, а кора серого ореха — сочно-коричневыми. Дубовые щепки, спаренные в котелке с кусочками железа, покрасили иглы в чёрный цвет.
Красную и зелёную краску можно сделать только летом, — сказал Куонеб. — Красную дают ягоды, а самую хорошую — брусника. Мы её называем ягодой скво и мис-ка-ва. Жёлтую получают из жёлтого корня[11].
Впрочем, чёрные, белые, оранжевые, розовые, коричневые и багровые (сваренные в смеси оранжевой и розовой жидкостей) иглы представляют достаточно широкий выбор оттенков. Крепятся иглы к бересте очень просто. В нужных местах шилом прокалываются дырки, а острые концы внутри изделия прячут под внутренней подкладкой из той же бересты. К исходу зимы у Рольфа была готова берестяная шкатулка с крышкой, вся в цветных узорах из игл дикобраза. В неё он бережно уложил тёмную шкурку, залог того, что всё-таки осуществится заветная, почти несбыточная мечта, которую Аннета лелеяла всю свою юную жизнь, и она наконец-то станет обладательницей ослепительного, сказочного наряда из цветастого ситца, стоящего целых девяносто пять центов.
Гармонии, царившей в хижине, угрожал ещё один подводный риф. Всякий раз, когда наступала очередь Куонеба мыть посуду, он просто ставил её на пол и ждал, пока Скукум не вылижет дочиста все тарелки и сковороду. Такой экономичный способ нравился Куонебу, приводил в восторг Скукума и словно бы полностью оправдывался результатами. Однако Рольф решительно против него возражал.
— Но ведь он ест то же, что и мы? — с недоумением заметил индеец. — А если бы ты не видел, так и знать не знал бы, от воды она чистая или от языка Скукума.
