Я не стал вмешиваться, хотя и ответил на слова подполковника, обратившемуся ко мне за поддержкой, с просьбой «помочь успокоить товарищей в бесцельности их попыток».
— Товарищи, подполковник прав. Пока нет оснований для спешки. Если обстоятельства изменяться, тогда, я думаю, подполковник не будет упорствовать.
Кстати говоря, многие знают, что в определённых условиях, большинство людей охотно подчиняются объявившемуся «лидеру», прислушиваются к его мнению и охотно выполняют его распоряжения. И в этом случае не обязательно, чтобы лидер был старшим по званию и должности. Главное, чтобы этот человек действовал, и действовал решительно.
Комендант переправы не знал действительной обстановки на фронте. То, что авиация противника бомбит различные населённые пункты поблизости, в том числе и его переправу, ещё не давало обоснований для невыполнения приказа штаба фронта.
— Ну и что же, что противник в 10–20 километрах? Эти километры надо преодолеть с боем. Войска дерутся, а здесь собрались только тылы.
Я как смог, обрисовал ему обстановку и сказал, что маловероятно вообще наличие наших войск на правом берегу Дона. Их отрезал враг. По крайне мере, я наших войск не видел.
Поздний завтрак, которым накормили нас в медсанбате, был весьма кстати. По существу, мы не завтракали, да и не ужинали. Но завтракал я без обычного аппетита. Мне думалось о том, «что я скажу командиру корпуса, когда тот спросит, где ваша часть, почему вы на переправе, так далеко от врага?» Тут не сошлёшься на Рудницкого, дескать он посоветовал.
И, хотя я был убеждён, что наверняка не найду никого, всё же решил ехать искать, хотя бы отдельные группы бойцов и командиров нашей дивизии. Частично для очистки совести, а, главное, для начальства. Не исключалась и возможность встречи с каким-либо подразделением.
Водителем на «реквизированную» автомашину я посадил своего шофера Карина Ивана, взял ординарца старшего сержанта Козлова, и мы поехали.
Была вторая половина июля. Июль вообще самый жаркий месяц, тем более в тех местах, в нижнем течении Дона. Отходили наши войска на юг. И хотя спустились к югу от Ворошиловграда не на много, всего около двухсот километров, стало значительно жарче. Сказывалось влияние прикаспийской полупустынной низменности. Войска подходили к тем местам, где даже один-два летних дождя выпадали не каждый год. И день нашего выхода к Дону не был исключением. Солнце палило нещадно, на небе не было даже признаков хотя бы самого захудалого облачка.
Едем мы на машине и внимательно осматриваем местность. Так проехали около двадцати километров. И, вдруг, замечаем на горизонте какой-то странный двигающийся дымящийся объект. Не то это автомашина, не то трактор или танк.
— Карин, помедленней! — приказал я, не сводя глаз с «объекта», пока не убедился, что идёт танк, да ещё и КВ!
Откуда-то появился вражеский самолёт и круто спикировал на танк, но вскоре взмыл вверх и удалился на запад.
А танк двигался… задом! И, понятно, очень медленно. Из моторной его части валил чёрный дым. Танк остановился, остановились и мы. А потом я вышел навстречу танкисту, командиру танка.
— Здравствуйте, товарищ майор! — поприветствовал меня лейтенант: — Я думал что это кто-то из наших ремонтников.
— Что с вашим танком? — сочувственно спросил я.
— Да вот, воевать не воевали, а танка считай нет. Полетела коробка передач. Только задняя и работает.
— И давно вы так по-рачьи пятитесь?
— Со вчерашнего дня. Знаете, всё время нас подгоняли: быстрее, быстрее! На заводе — быстрее! На погрузку — быстрее! По железной дороге — быстрее! Приехали сюда, тоже быстрее разгружайтесь и быстрее в бой! Получается, что гнали быстрее, чтобы побросать машины в поле! Вы не поверите, а ведь на самом деле мы, можно сказать, и не воевали. Почти все танки стоят в степи по техническим причинам. И тянуть их в тыл нечем.
— Так-таки и все?
— Да, почти все! — подтвердил танкист.
После я действительно слышал об этой истории, об этом бездарном использовании тяжёлой танковой бригады. Об этом рассказывали в разных вариантах, но смысл сводился к одному.
— А кто командир бригады?
— Генерал-майор Алексеев.
— А-я, такой… с оспинами на лице? Доводилось встречаться, — вспомнил я.
Из дальнейшего разговора я уяснил, что экипаж, подгоняемый приближением немцев, изо всех сил стремился к переправе, хотя и догадывался, что их танк слишком тяжёл, чтобы можно было рассчитывать на успешную переправу. Но как ни торопились танкисты, а скорость танка не превышала скорости пешехода. Что касается бригады, то она где-то севернее.
— Товарищ майор! Танк жрёт столько горючего, что его от силы хватит лишь на 5–8 километров. Даже поджечь нечем будет! У вас есть печати?
— Есть. А что?
— Товарищ майор! Подпишите этот акт и поставьте, пожалуйста, печать.
Я прочитал акт, в котором свидетельствовалось, что танк надо уничтожить. Так вот почему так красноречив был лейтенант.
— Товарищ майор! Это на всякий случай. Мы уничтожим танк только в крайнем случае! У нас есть тол и два снаряда.
Документ я подписал и заверил печатью штаба дивизии.
— Миллион коту под хвост, недовольно проворчал Козлов.
После встречи с КВ мы повернули на запад, чтобы с гребня следующей высоты посмотреть на дорогу Шахты-Новочеркасск. Однако проехали немного, очень подозрительными показались копна соломы, редко, почти в шахматном порядке, стоящие на высоте.
— Хлопцы, похоже, что стоят замаскированные танки! А?
Танки, товарищ майор! — подтвердил Карин: — Я видел как один из них передвигался.
— У степняка-казаха Карина были зоркие глаза. Да и я припомнил, что заметил какое-то движение на этом месте, когда подъезжали к КВ.
Остановились понаблюдать за копнами, явно не похожими на настоящие, хотя бы из-за своей величины. Но враг ничем не выдавал себя. Подъехали поближе, то же самое. Но сомнений уже не было, сквозь солому просматривались контуры вражеских машин.
Но почему танки затаились? Похоже, что они имели задачу обеспечить свою колонну от внезапного нападения русских. Это было вражеское неподвижное боевое охранение. Им было невыгодно обнаруживать себя. Нужно было обеспечивать своим главным силам свободу действий против Новочеркасска.
И мы повернули назад. В ближайшей долине паслось большое стадо коров, со стадом было несколько стариков пастухов и женщина с ребёнком лет пяти. Женщина-зоотехник была ответственной за стадо. Она выглядела растерянной и, пожалуй, испуганной. Немцы были совсем близко, а на переправу большая очередь. Когда она рассказывала о своих мытарствах, горбоносый её носик на миловидном лице страдальчески морщился, а рука непроизвольно гладила ребёнка.
— Скажите, а вы видели, когда на ту высотку вышли танки? — спросил я.
— Ну, конечно! Они вышли совсем недавно. Вышли и закрылись соломой. А что?
— Да немцы это.
Женщина испуганно заморгала глазами. И подумалось, что значит для человека отсутствие информации и незнание обстановки, выражаясь военным языком. Ну, допустим, до этого стада коров никому нет дела. Но Новочеркасск, Шахты и сотни других населённых пунктов? До чего отвратительно у нас поставлена связь, если они ничего не знают, или не знали, что у них делается под носом. И сколько это бед принесло, в том числе моральных. Уж после войны за связь возьмутся!
Время зашло за полдень. Ехать дальше не хотелось, с ближайшего возвышенного места было видно достаточно далеко, но в поле зрения никого не было. Все, кто был на восток от Новочеркасской дороги, все, кто не был отрезан немцами, ушли к Дону и за Дон. А те, кто был отрезан, пошли на юг или ждали ночи, чтобы попытаться прорваться или выбраться под покровом темноты. Ехать дальше не хотелось, и назад тоже. Хотелось — не хотелось, а что поделаешь.
По пути завернули опять к стаду, решили попить молока.
— Товарищ майор, останьтесь с нами на ночь, — попросила женщина: — Мне страшно. Что будет если придут немцы. Разве я с ребёнком убегу?
Остаться, конечно, я не мог. Но, у меня и не возникло мысли забрать всех и отвести к переправе. Хотя бы женщину с ребёнком. Да они и не попросили. Не могли бросить стадо, надеясь… На что-то надеясь. Авось обойдётся.
Молока мы напились вволю. Коров было много и их едва успевали доить прямо на землю.
— Эх, молока сколько пропадает! — сокрушался Козлов.
Обратный путь я выбрал несколько западнее, чтобы подъехать поближе к Новочеркасску. И хотя Новочеркасск хорошо был виден из Бессергеневской, я решил разведать насколько реальной была опасность удара противника оттуда на переправу.
Пусто было и на новом маршруте. Только южнее Бессергеневской я повстречался со старыми знакомыми, с группой бойцов 23-й стрелковой дивизии. Оказалось, что последнее время слева от 228-й была 230-я. Связи с ней мы не имели, как, впрочем, и с соседом справа — 2-й гвардейской стрелковой дивизией. Но о 2-й гвардейской я хотя бы знал от комкора гвардии генерал-майора Замерцева. И. Т.
