Этим образом следователь пытается избавить себя от необходимости дальнейшего расследования возбужденного им уголовного дела либо, напротив, по неким субъективным причинам (честолюбивым, коррупционным и др.) предпринимает попытку «закрепить» расследование его за собой (первая из указанных мотиваций принятия таких решений, по нашим наблюдениям, встречается чаще).
Думаем мы, что на предварительную квалификацию преступления, по признакам которого возбуждается уголовное дело, влияют во многих случаях и внешние факторы, в том числе (о чем уже вкратце упоминалось) желание снизить количество выявленных, тем более неочевидных преступлений, относящихся к категории особо тяжких. Либо, напротив, показать активность в борьбе с отдельными видами преступлений.
Примером того могут служить многочисленные факты возбуждения уголовных дел по фактам получения взяток, которые в дальнейшем не только вполне обоснованно переквалифицировались на другие составы преступлений, в частности, на мошенничество, неуместность и несостоятельность квалификации как взяточничества усматривалась изначально[179].
Из сказанного выше очевидно, что эти решения следователя – результат его усмотрения, они не могут расцениваться как принятые на основе его внутреннего убеждения в уголовно-процессуальном смысле этого феномена, более того, они в целом носят достаточно прогностический характер (возможно, преступление, по признакам которого возбуждено уголовное дело, имеет место, возможно – нет; возможно, расследуемое преступление будет в конечном счете квалифицировано по той статье УК, по признакам которой было возбуждено уголовное дело, возможно, квалификация преступления изменится).
И со всеми сформулированными положениями о предмете усмотрения при осуществлении уголовного преследования, его информационными основами, рассмотренными выше на примере стадии возбуждения уголовного дела, связана, можно сказать, генетически крайне важная и далеко не однозначная проблема временных интервалов и пределов осуществления досудебного уголовного преследования.
Повышенную актуальность она приобрела в свете правовой декларации о разумности сроков уголовного судопроизводства, возведенной в настоящее время в ранг общего уголовно-процессуального принципа[180].
В то же время достаточно очевидно, что само по себе решение вопроса, были ли сроки уголовного судопроизводства разумны, в каждом конкретном случае всецело является усмотрением о том соответствующего правоприменителя, происходит по большому счету исключительно на основе его о том усмотрения.
Об этом совершенно недвусмысленно говорит ч. 3 ст. 6.1 УПК: «При определении разумного срока уголовного судопроизводства, который включает в себя период с момента начала осуществления уголовного преследования до момента прекращения уголовного преследования или вынесения обвинительного приговора, учитываются такие обстоятельства, как правовая и фактическая сложность уголовного дела, поведение участников уголовного судопроизводства, достаточность и эффективность действий суда, прокурора, руководителя следственного органа, следователя, начальника подразделения дознания, органа дознания, дознавателя, производимых в целях своевременного осуществления уголовного преследования или рассмотрения уголовного дела, и общая продолжительность уголовного судопроизводства».
Как видим, в данной уголовно-процессуальной норме речь идет об уголовном преследовании в традиционном понимании этого института – когда оно осуществляется в отношении конкретного лица, не включает в себя предшествующую появлению подозреваемого, обвиняемого деятельность следователя, которую мы именуем опосредованным уголовным преследованием (результатом которого является уголовное преследование непосредственное).
Сроки деятельности следователя до появления в деле процессуальной фигуры подозреваемого, обвиняемого (по приведенной выше терминологии Я. И. Баршева, «предварительного следствия») зачастую весьма продолжительны, они могут продлеваться в порядке, установленном ст. 162 УПК, если не до «бесконечности», то, как думается, до истечения сроков давности уголовной ответственности за расследуемое преступление.
Общеизвестен ряд «резонансных» уголовных дел, расследование которых продолжалось и продолжается не годами, а десятилетиями. Не думается, что разумность сроков уголовного судопроизводства до появления по делу процессуальной фигуры подозреваемого, обвиняемого, даже если они достаточно длительны, может вызывать какие-либо негативные реакции.
Напротив, это в высшей степени разумно, свидетельствует о непрекращающихся усилиях органов уголовного преследования раскрыть преступление, по факту которого данное дело возбуждено и по которому, как сказано, с этой целью сроки расследования продлеваются.
К примеру, не может возникнуть каких-либо сомнений в разумности 5-летнего срока расследования уголовного дела, в котором были соединены дела по фактам убийств 17 пожилых женщин, совершенных в 2002–2010 гг. в Свердловской области, материалы которого составили 443 тома (из них семь томов – обвинительное заключение). По делу было допрошено более 3 тыс. свидетелей и проведено свыше 2 тыс. сложнейших судебных экспертиз (изобличенная в совершении этих преступлений Гайдачук до постановления в отношении ее обвинительного приговора содержалась под стражей чуть менее двух лет)[181].
Более того, уголовное преследование, осуществляемое в отношении некоего лица, может быть за неподтверждением его обоснованности прекращено как в ходе предварительного расследования, так и в результате постановления вступившего в законную силу оправдательного приговора – а само судопроизводство для установления лица, совершившего преступление, несомненно, будет продолжаться[182].
В то же время легко представить себе ситуацию, когда органы уголовного преследования по тем или иным причинам даже при очевидной доказанности вины конкретного лица в совершении преступления, по признакам которого уголовное дело было возбуждено, длительное время осуществляют предварительное расследование, не облекая это лицо процессуальным статусом подозреваемого или обвиняемого. А затем по определенным причинам уголовное дело в отношении него прекращают (в связи с истечением срока давности и (или) по другим нереабилитирующим основаниям).
Другая не менее распространенная ситуация: также по неким своим причинам в отношении конкретного лица, даже если в его действиях с очевидностью усматриваются признаки преступления, принимается решение об отказе в возбуждении уголовного дела.
При определении разумности сроков судопроизводства, сводимого в данном случае к оценке разумности сроков непосредственного уголовного преследования, отечественный законодатель, опираясь на международные правовые стандарты в этом отношении, предлагает учитывать выше приведенные факторы[183].
Действительно, нет сомнений, что, в целом учет именно их в первую очередь влияет на принятие решения соответствующего правоприменителя об оценке разумности сроков производства по уголовному делу. Сразу скажем, что все они не только теснейшим образом взаимосвязаны, но и зачастую (скажем больше – как правило) взаимообусловлены. Кроме того, каждый из них, в свою очередь, представляет собой некую открытую систему, состоящую из ряда достаточно сложно формализуемых элементов[184].
А потому одной из первоочередных задач теории и практики решения вопросов о разумности сроков осуществления уголовного преследования явится составление некоего «древа» параметров определения наличия (отсутствия) каждого на то влияющего фактора. Это, думается нам, позволит, в свою очередь, оценить обоснованность самого усмотрения правоприменителя при принятии им решения по данной проблеме.
Составление, «выращивание» такого «древа», естественно, требует не только научных изысканий в этом отношении, проводимых даже с использованием личного правоприменительного опыта исследователя, но, возможно, лишь в результате целенаправленных на определение значимости каждого из названных факторов конкретно – социологических исследований[185], которые в настоящее время, насколько это известно автору, еще не проводились.
Здесь же, в прямом контексте с предметом этой части нашего исследования, считаем необходимым остановиться лишь на нескольких проблемах, связанных с усмотрением о разумности сроков досудебного уголовного преследования.
В первую очередь мы имеем в виду ничем, в сущности, не ограниченные сроки возможности начала уголовного преследования в отношении конкретного лица, относительно которого ранее в уголовном его преследовании отказывалось, или возобновления ранее – в ходе предварительного расследования – прекращенного уголовного преследования в отношении конкретного лица.
