небольшой купеческий город перекликались между собой переливами трезвона. Перед моими глазами проходила вереница покойников, которых я каждую неделю наблюдал в Петропавловской кладбищенской церкви.
Мне стало нравится вглядываться в эти навсегда замерзшие лица, что-то встретившие там, за гранью. Странно было думать о том, что сам я, каждый раз превращаясь в зомби в подземелье, по сути дела умираю, а потом возрождаюсь вновь. А в церкви мои губы уже сами собой произносили слова неусыпающей Псалтыри, когда в полумраке, держа свечу и засыпая на ходу, опершись на аналой с положенной на него книгой, всю ночь я готовил очередного усопшего к переходу в иной мир. То ли туда, где плач и скрежет зубовный, а то ли в место злачно, место покойно, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная. Получал свои копейки и, вместе с древней плакальщицей бабой Нюрой, с удовольствием пробовал все угощения скорбного застолья.
Наш самодельный Орден Змей крепко обосновался в ее подземелье, где мы собирались по несколько раз в неделю. Из снов про Ормара я начинал понимать, как контролировать свое сознание. Нужно было зацепиться за какое-то яркое воспоминание, событие или важного человека, и пытаться держать за него, пока одновременно представляешь, как пожираешь Егора Героева. Мне стало даже как-то жаль трактирщика — столько раз в своем воображении я хрустел его лысой черепушкой.
Теперь я-Ваня следовал в уроках превращения за мной-Ормаром. Он неизменно опережал меня, и тут мне сильно помогали записи, которые я делал в ученических тетрадях, то и дело ставя кляксы, спеша выплеснуть на бумагу всё, что было во снах. Моим якорем в мире живых стала, конечно, Машка. Сестрица пришла в себя, и уже называла Николая и Ефросинию Заморовых папой и мамой. Я же пока не мог заставить себя это делать, каждый раз вспоминая своих родителей.
А еще через несколько месяцев, в сентябре, для всех орденцев наступила новая жизнь. Мы с Генкой поступили в ломокненскую мужскую гимназию, находившуюся недалеко от Соборной площади кремля. Илья Шамонкин учился теперь рядом с нами в Духовном училище. В народе же по старой памяти училище часто называли Семинарией. В училище шли в основном дети из поповских семей, а такие, как Илья, были исключением.
Вера была отдана в женскую гимназию на Няптицкой улице, что тянулась, выходя из проезда Няптицких ворот. Лишь Васька Старцев не продолжил образование, ограничившись умением читать и писать, а также знанием четырех действий арифметики: у его родителей не было денег на образование своих отпрысков, к тому же было непонятно, зачем кузнецу образование.
Проснувшись однажды утром под перестук осеннего дождя за окном, и записав всё, что помнил из сна, не слишком ясного и важного, я взглянул на календарь, висевший справа от стола. Сегодняшнее число было обведено красным карандашом: прошло ровно полгода с Дня мертвых, когда погибли мои родители. После занятий в гимназии пошел в ставшую родную кладбищенскую церковь, и как всегда, нашел там бабу Нюру.
Прошел к месту на кладбище, где покоились все мои родные. Так случилось, что никого из них не осталось в живых, и потому мы оказались у Заморовых, а наш дом был продан Казимиру Юхневичу — дворянину и владельцу аптекарского магазина в доме Тыровых. Зачем богатому аристократу был нужен скромный дом на самой окраине города, было совершенно непонятно. За нашей Ломокненской была еще совсем маленькая Троицкая улица, названная по церкви Троицы-на-Репне, от которой начиналась Шикарская дорога.
Постояв над могилами и прочитав задолбленные за это время молитвы на упокоение, я прошелся по городу. Достигнув своего бывшего дома, с удивлением обнаружил, что вместо нашего скромного забора высится сплошной каменный, за которым видна только крыша дома. У меня защемило сердце, когда вспомнил, как всё было тут раньше. Захотелось заглянуть в окна и я полез по забору вверх, благо, он был украшен странными выпуклыми узорами: песочные часы, какие-то ножи или мечи, что-то еще.
Когда поднимался, услышал недовольный лай со двора. Достигнув вершины, перекинул согнутую руку через забор, подтягиваясь выше. И тут увидел, как огромный черный пес, разбежавшись, отталкивается от земли и прыгает, явно желая откусить мне руку. Со страху оттолкнулся от забора и полетел вниз. Успел лишь заметить, что сам дом нисколько не изменился, что было странно, учитывая, какой забор вырос взамен старого. Но, может, руки еще не дошли.
Сильно ударился, и под лай уже всех окрестных собак, побежал на Владимирскую домой к Заморовым. И только пролетев как угорелый несколько кварталов, вспомнил, что оставил внизу, у забора, свой гимназический портфель. Мое сердце провалилось. Там оставались учебники, тетради, письменные принадлежности, но самое главное — дневник с записями про Ормара.
Развернулся и понесся обратно, но конечно, портфеля уже не было на своем месте. Обыскав все окрестности и даже зайдя к соседям, хорошо помнящим меня, я обреченно был вынужден констатировать, что дневник Ордена Змей за высоким каменным забором моего бывшего дома. Набравшись духу, долго стучался в закрытые ворота, но ответом мне был только страшный лай огромного пса.
Глава 11
Аптекарь и дневник
Ломокну называют городом ворот. Ни в одном другом городе губернии нет столько высоких заборов и ворот. Каменные столбы и арки разной формы, украшенные деревянные створки. Каждый хозяин считал своим долгом соорудить большие ворота. Даже если они почти никогда не открывались, и не было при доме конюшни, чтобы через ворота проезжала бричка или хотя бы телега, запряженная лошадьми — но ворота должны были быть. Их украшали, поддерживали в целости.
Если дом был каменным, то ворота были продолжением дома, делались в том же стиле. Если же деревянным, то и столбы ворот, конечно, тоже делались из дерева, и ворота были продолжением наличников, объемными, вырезанными искусными мастерами своего дела.
Мы с друзьями смотрели издалека на мой бывший дом — деревянный на каменном фундаменте. Он был обнесен огромным каменным забором, с каменными же воротами, с дубовыми мощными створками. Выглядело это совершенно несуразно. Сначала всегда возводят дом, а уж когда он готов, то приступают к воротам. Здесь же дом, почти не видимый, окружало сооружение, больше подходящее какому-то замку, чем скромной Ломокненской улице.
Караулили дом уже несколько дней. Сначала пытались стучаться в ворота и калитку, но ответом нам был только басовый лай. Расспросили всех соседей, но те видели только, что ночью какие-то люди заходят в дом, а выходят ближе к утру. Иногда по много дней никого не было, или же просто они не замечали. Какие-то фигуры —
