Начинался новый этап в жизни республики, новая телесерия, как выразился бы Завитушный.
— Слышал я тревожные вести, товарищ генерал, — понизив голос, произнес Завитушный, когда они уселись за приземистый столик.
— Что такое?
— Отдельных наших ребят, которых карачаевцы да чеченцы захватывают в плен, они заставляют принять ислам.
Генерал побарабанил пальцами по столу.
— Дело скверное. Хорошо, что сказал, Сергеич. Займусь этим делом, поговорю с командирами. — И после продолжительной паузы добавил: — Слушай, может просто это военная хитрость?
— Как так?
— Ну, для того, чтобы выжить, приняли мусульманство, а вернутся домой — откажутся от него.
Помощник покачал головой:
— Не так все просто, товарищ генерал. — Чеченцы не так просты.
— Силком заставляют?
— Кровью замазывают. Чтобы приняли в новую веру, солдат должен собственноручно убить товарища и отрезать ему голову. И все это снимают на видео…
Генерал нахмурился:
— Первый раз о таком слышу.
— А это ваххабиты недавно придумали. Это они называют — верность на крови.
* * *
Весть о том, что из Пешавара под видом груза 200 прибыла снайперша, мигом облетела отряды моджахедов.
Старший шейх Магомет-Расул, отличительным признаком которого была заячья губа, разместил ее в своем доме, добротном, двухэтажном.
Выбирая разные поводы, те, кто был свободен, заглядывали в дом, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на гостью, посланную сюда самим Верховным шейхом.
Девушка сидела за столом и ела большой ломоть белого хлеба, запивая его мацони. На любопытных она не обращала никакого внимания. Только что она побывала в бане, и щеки ее еще пылали жаром.
Время от времени она обменивалась короткими фразами с Магометом-Расулом: язык она немного выучила в Афганистане. Снайперскую винтовку-автомат, привезенную в цинке, она положила рядом с собой на стул, и время от времени поглаживала ствол, будто это была голова разлегшейся собаки.
Честно говоря, шейх был разочарован, встретив Елену.
Перед ним из открывшегося цинкового контейнера предстала женщина хоть довольно юного возраста, но с измученным лицом, на котором пережитые невзгоды оставили свой нерадостный след.
Совсем не такой виделась она в мыслях, возникших после беседы с Верховным шейхом. Что делать? Так происходит довольно часто, когда хрупкая мечта сталкивается с суровой действительностью.
Елена дичилась людей, была мало разговорчива и большую часть проводила на стрельбище, стреляя из привезенного снайперского оружия. Цели она выбирала различные — и неподвижные, и движущиеся. Стреляла она превосходно, и Магомет-Расул, несколько раз наблюдавший ее стрельбу, остался доволен. Правда, делал он это тайком, спрятавшись за скалой, поскольку девушка была резка на язык и за словом в карман не лезла.
И все-таки он был доволен ее приездом: с местными моджахедами у него сложились несколько напряженные отношения, произошедшие из-за того, что приходилось постоянно делить материальную помощь, поступающую из-за границы. А помощь эта стала в последнее время достаточно скудной, и полковник, руководивший военными операциями моджахедов, за каждое выполнение требований духовного руководителя требовал себе определенную мзду как в долларах, так и в излишней самостоятельности, и это выливалось в мало приятные конфликты.
Рукайтис же была в полном распоряжении шейха, который взял целиком на себя проведение важной и деликатной миссии по устранению нового полпреда президента, прибывшего в Карачаево-Черкесию.
И невдомек было Магомету-Расулу, полагавшему себя человеком весьма проницательным, что черты, которыми отличалась приезжая снайперша, были наносными, ей вовсе не присущими. Это было чем-то вроде мимикрии, защитной оболочкой, которой женщина защищалась от любых внешних попыток вторгнуться в ее в ее внутренний мир.
Необходимо сказать, что такая оболочка была не прихотью, а суровой необходимостью, диктовалась жизненными обстоятельствами. Первое из было — повышенная чувственность, которая явилась следствием омерзительного поведения начальника поселка ссыльных, которого ссыльное население именовало комендантом концлагеря. Вторым же обстоятельством была ее неудержимая тяга к спиртному, тяга, от которой сумел ее исцелить личный лекарь Бен Далена.
Когда она закончила курс лечения, мусульманский доктор сказал ей очень памятные слова:
— Запомни, дочка, ты не излечена от алкоголизма. Тяга к спиртному — в любых его формах — только дремлет в твоих клетках. Она подобна хищному зверю, который дремлет в своей берлоге. Точнее — мириадам зверей, которые затаились каждый в своей клетке. Эти звери только слегка одурманены — в результате курса лечения, который ты успешно прошла…
Ты видела когда-нибудь водоем, покрытый льдом? — спросил неожиданно убеленный лекарь.
— Ну, видела, с недоумением ответила молодая женщина. — Сначала — в
Эстонии. А потом, — в ссылке, в Сибири… Там очень долгая и суровая зима…
— Так вот, запомни, дочка: ты как бы идешь по жизни как по такому водоему, покрытому тонкой корочкой льда. Если будешь вести тихий, размеренный образ жизни — беда тебя минует. Тебе понятно?
— Какая, доктор, может быть размеренная, тихая жизнь у снайпера, который постоянно имеет дело с оружием, пулями и смертями?
Старик взял ее руку и сказал:
— Может, дочка. И прежде всего потому, что ты сама выбрала путь справедливой мести неверным, которые измывались над тобой. Это понятно?
Элен кивнула.
— Ощущение верности иэбранному пути должно дать тебе, новообращенной мусульманке, твердость и незыблемость духа. Только молись в трудные минуты Аллаху, и он поможет тебе. И помни, помни каждую минуту, дочка, что лед под тобой тонок и грозит обломаться.
Так закончил лекарь свое напутствие.
…Выгрузка цинка вч аэропорту прошла без сучка и задоринки. Время от времени, не так уж и редко, на посадочную полосы приземлялись самолеты с печальным грузом, так что и этот не вызвал у должностных лиц никаких подозрений, тес более что все сопроводительные документ ы были вы полоном порядке.
Встречающие бородачи взяли груз на плечи и размеренным шагом понесли его к видавшей виды «Газели», стоявшей поодаль.
Машина чихнула скверным бензином и помчалась в горы, которые начинались сразу за аэропортом. «Газель» остановилась в высокогорном ауле, возле прочно поставленного двухэтажного дома, и те же почтенные бородачи, в чем-то неуловимо похожие друг на друга, отнесли аккуратный металлический параллелепипед в дом и поставили его пред непроницаемые очи шейха…
Когда подняли крышку контейнера, гостья легко выпорхнула из него и стала на пол, — словно с кушетки соскочила.
Она сразу узнала главного и сделала шаг к нему. Магомет-Расул раскрыл ей навстречу объятия, но женщина, как бы не замечая их, протянула ему руку.
— Елена Рукайтис, снайпер, — четко представилась одна. — прибыла сюда для выполнения особого задания.
— Вижу, вижу! Добро пожаловать. — Шейх состроил самую доброжелательную из своих улыбок и снова захотел было приобнять приезжую, но наткнулся на выражение ее бесстрастных серых глаз и ограничился тем, что немного задержал в своей руке ее холодную как ледышка ладонь.
— А у вас здесь прохладно, — заметила Елена, оглядываясь. — когда я грузилась в Пешаваре, там было за сорок.
Она прошлась по комнате.
— И дышится у вас легко, кислорода много. Как на Балтийском берегу, — добавила гостья.
Магомет-Расул начал что-то говорить, она, извинившись, вежливо перебила его:
— О делах завтра поговорим, хорошо? Немножко устала в дороге. И потом… говорят, горцы умеют устраивать хорошую баню. Я бы попарилась… Это возможно?
Перед тем, как накинуть в наскоро растопленной баньке дверь на крючок, она спросила:
— Мой объект на месте?
— Да.
— Ну и ладушки, — заключила она, захлопывая дверь.
Поздно вечером, когда все улеглись спать, Элен послала эсэмэску Бен Далену. Это был единственный человек на земле, в которого молодая женщина была влюблена без памяти. Нет, не чувственной любовью, упаси Аллах! Она влюбилась в него чистой дочерней любовью, свежей и абсолютно нетребовательной. Этот человек вытащил ее, можно сказать, из пропасти, когда весь остальной мир от нее отвернулся. Он долго и терпеливо следил, как его личный лекарь лечил ее вконец изломанную психику. Далее он обратил ее в истинную вера, объяснив раз и на всю жизнь, что нет бога кроме бога, и Мухаммед — пророк его. И он поддержал ее страстное желание — отправиться на войну с неверными наказать этих русских, которые были одного поля ягодой с извергом-комендантом.
…Правда, в последние дни пребывания в подземном дворце Бен Далена ей в душу закралось ужасное подозрение, что Верховного шейха тяготит чрезмерная, по его мнению, слепая и дикая привязанность снайперши к своей высокой особе. И потому отбытие юной эстонки на войну с неверными почитал за благо. Она подсмотрела высокомерное и брезгливое выражение его лица, когда Верховный думал, что Элен не глядит на него. Она хотела тут же выразить нахлынувшие на нее чувства, но усилием воли сдержала себя, за что впоследствии мысленно себя благословляла, и не раз. Хорошо, что она тогда же не закатила истерику, ибо их отношения были бы навсегда испорченными.
