Побыв немного на митинге, она решила заняться объектом. Она подергала дверь за ручку — вход в парадное оказался заблокированным. Это явление — запирать парадное на замок, подчиняющийся только шифру, тогда только входило в моду в российских городах; это было связанным с доселе невиданным разгулом криминала.
Можно было. Конечно, дождаться какого-нибудь жильца и вместе с ним проникнуть в дом, но Елена предпочитала в таких случаях лишний раз не светиться. Она внимательно осмотрела место возле запора и через несколько секунд обнаружила то, что искала: кто-то гвоздем старательно нацарапал, видимо, для собственной памяти, нужную комбинацию цифр.
Медленный скрипучий лифт не спеша вознес ее на последний этаж. Марш привел ее на чердак. Дверь, ведущая на него была заперта пудовым амбарным замком, который успел заржаветь от неупотребления: видимо, желающих посетить чердак не находилось. Елена мысленно поблагодарила водителя, который дал ей с собой на всякий случай маленький ломик.
Она бережно прислонила свою ношу к стенке и легко, одним усилием, сковырнула замок.
На чердаке было душно, застоявшийся воздух пах мышами и какой-то мало приятной мерзостью запустения. Она не ошиблась: из слухового окошка митинг был как на ладони. Речей на площади отсюда, конечно, не было слышно, доноситлся только нестройный гул и отдельные выкрики.
Елена, став на колени перед слуховым окошком, осторожно распаковала завернутую в тряпицу снайперскую винтовку, примерилась в открытое слуховое окно.
…Накануне Магомет-Расул составил для нее нечто вроде фоторобота полпреда Матейченкова, которого он успел видеть несколько раз. И теперь, прохаживаясь на митинге, она без труда различала генерала — больше, конечно, по усам. Рядом находился всегда сопровождающий его тип.
Оптический прицел действовал безукоризненно.
Все!
Завтра можно будет поставить точку в ее недолгой миссии на кавказскую землю.
Когда назавтра трудолюбивый «газик» привез ее в столицу, постоянный митинг на площади уже начался. Генерала Матейченкова на месте не было, но его постоянный помощник топтался на пятачке. Элен решила послушать, о чеи «шумят народные витии», и речи златоустов из народа постепенно увлекли ее.
Крики и возгласы, прежде со стороны казавшиеся совершенно бессмысленными, вдруг как по мановению волшебного жезла обрели смысл, собственную плоть и кровь. Здесь, на центральной городской площади, под веселым горским солнцем, медленно плывущим в зенит, сталкивались в свободном состязании сотни и сотни желаний и воль, дабы выработать из них некую равнодействующую.
Шло время — объект не появлялся. Элен не встревожилась — она знала: нет сегодня — придет завтра. Она знала: первая заповедь разведчика и киллера — терпение и еще раз терпение. Иные «кукушки» в годы второй мировой войны могли целыми сутками, а то и неделями, сидеть на дереве в потайном «гнезде», выжидая, пока добыча попадется на мушку.
Женщина дождалась конца митинга. Настроение было приподнятым — завтра они уничтожит этого русского и сможет вернуться домой, в подземный дворец, ставший ей родным, под крыло загадочного Бен Далена. Постреливать в цель и ждать, пока появится очередное задание…
К концу митинга она почувствовала голод. Это ее обрадовало — обычно Рукайтис страдала отсутствием аппетита. Что ж, можно позволить себе немного расслабиться. Оружие осталось на чердаке высокого дома, тщательно замаскированное каким-то подручным хламом, замок на чердаке она, когда покидала чердак, снова навесила на место, позиция готова, возмездие переносится на завтра.
Елена полюбила местные шашлыки, поэтому ее неспешный путь пролег по тенистым улицам Черкесска, до первой шашлычной. Проходя мимо поджидавшей ее машины, Элен сделала незаметный знак сидящему за рулем шоферу, и тот понимающе кивнул головой и откинулся, чтобы задремать.
Конец ее недолгому путешествию по столичным улицам наступил за углом. Здесь в подвале располагалась одна из многочисленных шашлычных. Из окон полуподвала тянуло жареным мясом и кисловатым запахом молодого вина.
Рукайтис остановилась на пороге, огляделась. Небольшая приземистая комната была полна. Видимо, сюда набились те, кто расходился с закончившегося митинга. В этот момент трое поднялись с углового столика и направились к выходу. За столиком остался один человек.
Она подошла, положила руку на спинку стула:
— Разрешите?
— Здесь свободно, — буркнул мужчина, не поднимая взгляда.
Это был Сергей Завитушный. На душе было мерзко. Сегодня утром он поссорился с Матейченковым. Сергей настаивал, требовал, умолял, чтобы полпред взял себе наконец приличную охрану. В городе неспокойно, резко возросло количество бандитских нападений, а главное — среди групп боевиков появилось заметное оживление. Завитушный был уверен — это связано с приездом в Карачаево-Черкесию нового полпреда президента России.
Иван Иванович по обыкновению отшучивался, говорил, что он заговорен от пуль, что он верит в расторопность своего помощника Завитушного. И что в конце концов ему нечего бояться на своей собственной российской земле.
— Пропадешь ни за понюшку табаку! — с сердцем произнес под конец Сергей Сергеевич. — Что я потом скажу супруге твоей, садовая ты голова!..
Матейченков отправился в дом правительства, где у него накопилось несколько важных дел, а Завитушный отправился на митинг.
И вот он сидел в дымной забегаловке, один, и на душе кошки скребли. По этому случаю он заказал бутылку вина, справедливо рассудив, что местное вино в любом случае лучше местной «минеральной воды», почерпнутой черт знает из какого мутного источника.
Он сосредоточенно размышлял, как теперь строить отношения, как теперь общаться с шефом, и тут к его досаде, нарушив размышления, за его столик подсела какая-то бабенка. Судя по тому, что подошла сама и была одна, гражданка совершенно определенного пошиба.
Мельком бросив на нее взгляд, Завитушный припомнил украинскую поговорку: «К нашему берегу ничего доброго не пристанет, — либо гивно, либо щепка». Тот самый случай, подумал он, усмехнувшись.
Впрочем, подсевшая «щепка» не проявила к нему особого интереса. Та сделала подошедшему хозяину заказ и принялась внимательно изучать потолок.
Невнимание гостьи к его особе несколько укололо самолюбие Сергея. И добро бы барышня была ничего, а то так себе, кошка драная.
— Напрасно вы взяли «минеральную воду», — нарушил он молчание. — Она в лучшем случае из водопровода, — нарушил он молчание. — Могу предложить вам местного вина, — кивнул он на бутылку.
— Спасибо, я не пью, — отрезала девушка, и это была святая правда.
Сергей раздумал пока пить, более внимательно посмотрел на свою визави. Внешность была не ахти, во всяком случае, не в его вкусе. Ввалившиеся щеки, какой-то чахоточный румянец на щеках… Но что-то привлекало внимание. Быть может, какой-то негасимый огонек в глазах, который она все время старалась как бы пригасить.
Вроде знакомое лицо… Ну конечно, он мельком видел это лицо на центральной площади, на митинге. Что бы там ни было, нельзя не согласиться, что это странное место для проститутки.
Однако и Завитушному не могло прийти в голову, что случайно присевшая к его столу девушка узнала его, того самого подтянутого мужчину, который всегда на митинге ее «клиента», как она мысленно называла генерала Матейченкова. И она решила узнать какие-нибудь подробности о том, когда завтра собиралась уничтожить. Нет, лично ее эти детали мало интересовали, и она хотела сделать это на случай, если Бен Дален станет расспрашивать ее об этом.
Между тем хозяин, нацепивший на себя белый передник, принес женщине заказ, и она принялась за еду. Завитушный, налив себе вина и галантно произнес, обращаясь к соседке по столу:
— Ваше здоровье.
Она ответила:
— Один мудрец сказал: мы пьем за здоровье других и гробим собственное.
— Дурак он был, этот ваш мудрец, — ответил Сергей и хлопнул стакан.
— Знаете, а я вас видела на митинге, — решила признаться молодая женщина.
— Неужели? — деланно удивился Завитушный.
— Да, и вы были все время с каким-то усатым дяденькой.
— Был, был, не отрицаю! — сказал Сергей и подлил себе в стакан. — Мы с ним сотрудники, вместе работаем, — пояснил он. Как у вас, русских, говорят: куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
— Я не русская, — произнесла она. — Да и вы, насколько я понимаю, тоже.
— А вы наблюдательны.
— Вот скажите: вам, черкесу, не обидно, что русские угнетают ваш народ? — понизив голос, произнесла она, хотя из-за шума, царящего в духане, ее и так, кроме Сергея, никто не слышал, да и тому прищлось напрягаться. — Вот вы дружите с русским, а ваш народ вам этого не простит.
— Не, знаю, может русские принесли вам обиду, нельзя обо всех судить одинаково… Русские разные, как и любой другой народ.
