- Почему нет?
- Замечательно! - обрадовалась собеседница. - И когда же?
- Ну не знаю, в ближайшее время. В трубке послышался мягкий мелодичный смех, почему-то знакомый и Стаса слегка зазнобило.
- Я сказал что-то смешное?--спросил о нервно передернув плечами.
- Да нет, что вы, я вовсе не смеюсь, вам показалось, я совершенно не смеюсь. - Она помолчала и вдруг заговорила очень быстро и звонко. - Понимаете, Юрка ни с кем не общается, все его забыли, может, он поэтому и запил. Вы помните, какой он был? Экзамены сдавал на пятерки, на гитаре играл, пел, всего Высоцкого наизусть знал. А как он анекдоты рассказывал, помните? Сдохнуть можно было от смеха, - она всхлипнула и шумно высморкалась. - Извините меня, Петя, я так рада, что вы позвонили, вспомнили о Юрке. Спасибо вам. Так когда же вы поедете к нему?
- Ну, возможно, прямо сегодня, - нерешительно протянул Стас, - да, наверное, сегодня. У меня как раз свободна вторая половина дня. А потом вся неделя будет забита.
- Я не знаю, Петя, мне неловко, честное слово. Дело в том, что я должна была как раз сегодня навестить его, но совершенно некогда. Вы на машине или на метро?
- На машине.
- Ничего, если я вас попрошу передать Юрке кое-какую еду и одежду? Мы бы встретились, где скажете, в любое удобное для вас время.
У Стаса неприятно сжался желудок, он потянулся за сигаретой. Отказаться было невозможно. Не мог он вот так, с ходу, придумать уважительную причину для отказа. Он закурил и попытался успокоиться, сказав себе, что она не помнит, как выглядит Петя Мазо, и тем более как выглядит он, Стас Герасимов. Ей было всего двенадцать, а им по двадцать один-двадцать два. Вот если бы она вознамерилась ехать к любимому брату вместе, тогда другое дело. А так, только вещи передать, встретиться мельком, это ничего...
- Простите, Петя, я вас не очень гружу? - виновато спросила она.
- Нет. Все нормально. Я с удовольствием, - отчеканил Стас.
- Спасибо вам огромное, вы меня так выручите, вы не представляете, до чего мне сложно к нему выбираться. У меня двое маленьких детей, муж целыми днями на работе, мама болеет, да и морально очень тяжело. Как увижу его, так потом месяц мучаюсь депрессией.
- Неужели все настолько плохо? - спросил Стас.
- Не то слово, приедете, сами увидите. Она продиктовала адрес, толково объяснила, как доехать, и спросила, где, в котором часу они встретятся.
- Давайте в шесть, в начале Цветного бульвара, у старого цирка,- быстро проговорил Стас и готов был повесить трубку, но тут же спохватился и заорал: Нет! Погодите! Вы помните, как я выгляжу?
- Ой, правда, совсем не помню! - растерялась она. - Столько лет прошло, я видела вас раза два, не больше. Вы, кажется, были такой полный, с длинными волосами, в очках.
- Я сбросил пятнадцать килограммов, волосы стригу коротко, вместо очков контактные линзы. А вы были маленькая, худенькая, с двумя хвостиками, и большими голубыми глазами.
- Все правильно, только глаза у меня темно-карие, почти черные. Это у Юрки голубые.
- Ну да, конечно. Простите, я забыл. Честно говоря, я забыл даже ваше имя.
- Ирина.
- Очень приятно. Так вот, Ирина. Вы увидите "Тойоту" цвета какао с молоком. Машина довольно приметная. Запишите номер.
Положив трубку, Стас долго кашлял. От чужого голоса першило в горле.
- Бред, - произнес он, хлебнув минералки из горлышка, - я с самого начала понял, что это бред.
А женщина, которую действительно звали Ирина, тут же позвонила и по телефону пересказала разговор со Стасом почти дословно.
- Умница, - похвалил ее хриплый прокуренный бас, - когда встретитесь, задержи его минут на двадцать-тридцать. Как тебе показалось, он сильно нервничал?
- Я же сказала, он говорил чужим голосом, он играл другого человека, причем довольно бездарно.
- Но нервничал?
- Да фиг его знает! - рассердилась Ирина. - Я тебе что, психолог, блин?
* * *
Сергей Логинов попытался открыть глаза, но не сумел. Сквозь веки пробивался зыбкий свет. Кожа на лице саднила, стянулась и отвердела, как будто ее пропитали клеем. Он потрогал щеку и почувствовал под пальцами нечто мягкое, шершавое.
"Бинты, - догадался он,- у меня перебинтовано лицо!"
Он осторожно приподнялся на койке. Ноги не болели. На коленях никаких повязок не оказалось. Стало быть, штыри не извлекали. Очередное вранье. Ему все-таки удалось чуть-чуть разлепить веки и первое, что он увидел сквозь щелочки, было высокое окно, за которым качались еловые ветки. Значит, он опять в этом треклятом "боксе" и все начинается с начала, но только на этот раз ему не спасали ноги. Ему зачем-то искалечили лицо.
Открылась дверь, и в палату вплыла знакомая фигура в белом халате. Он узнал медсестру Катю.
- Доброе утро, - сказала она, - не пытайся разговаривать. Тебе пока нельзя. И старайся не открывать глаза. Лучше ляг и лежи спокойно.
"Что у меня с лицом?" - хотел крикнуть он, но вместо слов получился мутный, жалобный стон. Язык не ворочался, губы были мертвыми.
- Голова кружится? Тошнит? - сочувственно улыбнулась Катя. - Ничего, это скоро пройдет. Просто наркоз еще не отошел. Давай-ка я тебя сейчас уколю, часика три поспишь, проснешься другим человеком. Тогда уж и поесть будет можно.
Сквозь пятнистый туман он увидел, как она надламывает ампулу, вскинул руку и стиснул ее запястье. Она вскрикнула, выронила ампулу.
- Совсем свихнулся? Пусти, больно!
В ответ он тихо замычал и помотал забинтованной головой.
- Ну что, мне орать, да? Охрану звать? - спросила она и попыталась выдернуть руку. Он сжал еще сильней и почувствовал под пальцами быстрое биение ее пульса.
- Ладно, - вздохнула она, немного успокоившись, - я расскажу тебе, что случилось. Только сначала отпусти, хорошо? - Он разжал пальцы. Она присела на койку рядом с ним и быстро, тихо заговорила. - Вчера Гамлет Рубенович должен был провести очередное обследование. Я ввела тебе триомбраст. Это такой специальный контрастный препарат, для рентгена. Но у тебя оказалась аллергия на него, этого никто не мог ожидать. Ты стал совершенно бешеный, у тебя случился настоящий интоксикационный психоз, я, честно говоря, никогда подобного не видела. Ты заорал, вскочил, помчался по коридору. Наверное, у тебя были галлюцинации, потому что ты с размаху врезался лицом в стальную дверь. Мы с Гамлетом Рубеновичем не успели тебя удержать. В итоге ты сломал нос и нижнюю челюсть.
Катя замолчала, и тишина показалась неприятной, сухой и шершавой, как наждак. Сергей закрыл глаза. У него заболел живот. Эта боль была совершенно новой, но в то же время знакомой, как будто пришла издалека, старушка-странница, запричитала и присосалась, ведьма, где-то внутри, в районе желудка.
Когда он был ребенком, у него от страха сводило желудок. Повзрослев, он научился справляться с этим, в самых кошмарных ситуациях он обязан был соображать за себя и за других, действовать быстро и безошибочно. У него взрослого живот от страха никогда не болел. Но сейчас детские нервные спазмы вернулись. История про аллергию и психоз была полнейшей выдумкой. Он отлично помнил, как Аванесов осматривал ему ноги, как Катя вколола в вену какой-то препарат и объяснила, что это для рентгена. Но, проваливаясь в небытие, он успел сообразить, что на самом деле ему ввели очень сильное снотворное. Его отключили. А перед этим высокая тонкая женщина с карими глазами осматривала его лицо.
Но тут же вспомнилось, как он вскакивал ночами в ледяном поту, метался по комнате, орал, размахивал руками и просыпался только потом, от собственных воплей или от боли, когда врезался кулаком в какой-нибудь твердый предмет, предполагая в нем живого беспощадного противника. Ведь это было? Он знал совершенно точно - да, было. Значит, могло произойти то, о чем сейчас так красочно рассказала Катя.
Или нет?
Он машинально провел рукой по лицу и тут же услышал:
- Не трогай! Там бинты, швы, в общем, пока ничего интересного. Вот когда мы все это снимем, будет действительно интересно. Ты таким красавцем станешь, даже не представляешь... - Она осеклась, ойкнула, прижала ладонь ко рту, вскочила и направилась к двери. Он отчаянно застонал, она остановилась. - Ну что еще?
Он поднял руку, сложил пальцы и сделал движение, как будто пишет в воздухе.
- Молодец. Придумал, - нервно хохотнула Катя, - хочешь вступить со мной в переписку?
Он энергично закивал и тут же почувствовал, как болит лицо от резких движений. Катя в нерешительности застыла в дверном проеме. Он был уверен, что сейчас она уйдет. Однако ошибся. Она вытащила из кармана халата огрызок простого карандаша, крошечный блокнотик с Микки-Маусом на обложке и вернулась к койке.
"Мне изменили внешность?" - коряво вывел он.
Она молча кивнула, выдернула листок, разорвала его в мелкие клочья и быстро вышла из палаты.
Глава одиннадцатая
