Он изо всех сил вглядывался в строчки. Это были совсем не такие буквы, каким учили в школе! Буквы, которым учили в школе, были печатные: угловатые, крепкие, ясные, каждая стояла сама по себе. А эти — как пишут взрослые. Они петляли, цеплялись друг за дружку. Только одно и понятно — где одно слово кончается и начинается следующее.
— Ну? — Король ткнул Шурку в бок. Разочарованно воскликнул: — Эх ты, грамота!
Он сам стал разглядывать строчки.
— Вот, гляди: это точно адрес.
Король грязным ногтем показал на две цифры в самом низу. 8 и 4.
— Может, это год.
— Номер дома, — уверенно заявил Король.
Шурка сдвинул брови, всматриваясь в каракули.
Рогатенькая заглавная буква напоминала «М». Кружок за ней мог быть только «о».
— Мо, — произнес он.
— Морская? Марата? — гадал король. — Манежная?
— Ты чего, тут же «о», а Марата и Манежная пишутся через «а».
Король ничего не ответил.
— Мойка? — предположил он.
Шурка сосчитал буквы после «Мо». Оставалось три.
— Может, — подтвердил он.
— Ага! — радостно воскликнул Король, взмахнув кулаком. — Видал? Я тоже кое-что умею. Не хуже вашего. — И убрал снимок за пазуху.
Шурке это показалось странным: когда он хотел разыскать тетку, Король уверил его, что не знает ни Петропавловской крепости, ни зоопарка, ни Эрмитажа. А оказывается, знал Мойку. И Морскую улицу, и Марата, и Манежную площадь.
Но Шурка отогнал неприятное чувство.
Они довольно долго болтались по улицам, высматривая, что бы стянуть на обед. От магазина к магазину, от рынка к рынку. От лотка к лотку. Королю сегодня ничего не нравилось.
— Яблоки! — предложил Шурка.
— Кисло.
— Булка!
— Надоело.
— Ветчина!
— Хочу рыбы.
— Селедки!
— От них пить потом захочется.
Король упорно тащил Шурку дальше.
И, наконец, воскликнул:
— Ура!
— Что?
Магазинов здесь вообще не было. Только подальше виднелись вывески «Баня» и «Керосин». За низким чугунным кружевом плескалась вода, берега ее были забраны в гранит.
Шурке не приходилось здесь бывать.
— Вон этот дом, — сказал Король, ткнув грязным пальцем. — Номер 84.
Дом был серый, с розовым привкусом. На лепных украшениях шелушилась старая штукатурка.
— Пошли! — он дернул Шурку за рукав.
— Ты что, рехнулся?
— А что?
— К Тумбе?!
— Почему к Тумбе? — с деланным равнодушием ответил Король.
— Это ее фотокарточка.
— Не ее.
— Тебе почем знать?
— Ха-ха-ха. Ты же сказал, Тумба похожа на бегемота. Похожа?
— На носорога… Ну и что!
— А то, что она эту карточку тоже где-то сперла. Как ты.
Шурка покраснел.
— Зачем ей тырить чужие карточки?
— А ты зачем стырил?
Шурка не нашелся с ответом.
— И вот мы, два хороших мальчика, вернем фото. И нам за это жрачки отвалят.
Шурке план показался странным. Но Король знал жизнь. До сих пор это знание их не подводило.
— Ты ползешь? — надменно поинтересовался Король. — Ну и стой тут. Мне больше достанется. — Он похлопал себя по животу: — В брюхе вон как урчит.
И Шурка поплелся за Королем.
— А номер квартиры? — крикнул он вслед Королю.
Тот отмахнулся.
— Подождем тут. Может, ее узнаем. Эту, в шляпе.
Король толкнул парадную дверь. Заперто.
Шурка обрадовался. Ему не нравился план.
Но Король не собирался отступать. Он отошел. Оглядел дом.
— Пошли в арку.
Их шаги гулко отдавались в подворотне.
Сквозь них прошла женщина с авоськой. На фотографию она была не похожа.
Во дворе мел асфальт бородатый дворник в сером. Стоял серо-желтый флигель. Чернели голые тополя. У самой стены рысцой трусил полосатый кот. Еще одна арка уводила во второй двор.
Король нахально взял курс прямо на квадратную спину дворника. Таких вот мальчишек дворники обычно гоняли свистом и норовили стегнуть метлой по ногам. В положении невидимки были свои преимущества.
Король обернулся к Шурке, как бы говоря «Смотри!», вывалил язык — и тотчас врезался в дворника!
Тот уронил метлу и с быстротой тигра схватил добычу.
Шурка рванул прочь. Почуял захват.
Король лупил воздух кулаками.
— А-а! — крикнул Шурка, колотя по руке, перехватившей его за туловище.
— Молчать! Молчать, — приказал дворник сквозь зубы. Встряхнул обоих, как котят.
В комнате у дворника оказалось много книг. Шурка никогда бы не подумал, что дворники так много читают.
Король покосился на дверь.
— Сидеть смирно, — приказал дворник, угрожающе подняв палец.
Шурка и Король сидели за столом, выпрямившись.
— Батюшки! Батюшки! — изумилась старая женщина, показавшаяся в дверях.
Шурка и Король повернули головы.
А дворник и старуха замерли, уставившись на стену.
Из стены вытянулся росток. Расправился, раскрылся, как лист лопуха. Это было ухо.
Король так и подпрыгнул на стуле! И Шурка испугался.
Дворник спокойно снял со шкафа радио. Поставил его под самым ухом, включил. Покрутил ручку. Ухо тревожно повернулось в сторону треска, испускаемого радио. Вдруг полилась музыка. Пели скрипки, морскими брызгами летели звуки фортепьяно. Дворник сделал громче. Ухо водило из стороны в сторону. Но пробраться за стену звуков не могло.
Король смотрел на ухо во все глаза. Шурка понял, что тогда он не поверил ни единому его слову. То-то же теперь.
Глаза у Короля сделались круглые.
— Теперь говорите, — сказал дворник. — Где вы взяли эту фотографию?
Женщина приложила ладони к щекам.
— Боже мой.
— Это вы? — спросил Шурка.
— Нет. Что ты, мальчик. Нет! Я даже ее не знаю.
Она перевернула снимок, грустно улыбнулась.
— Восемьдесят четвертый. Тысяча восемьсот восемьдесят четвертый год. Целую вечность назад.
Шурка бросил на Короля уничижительный взгляд. Номер дома! Тот ответил угрюмой гримасой.
— Дай взглянуть, — дворник надел очки.
— Нет, здесь такая не живет. Должно быть, чья-то мама в молодости, — предположил он. Отложил снимок в сторону.
Не чья-то, понял Шурка, — мама Тумбы!
Он поразился самой мысли, что у Тумбы была мама. Тумба когда-то была маленькой девочкой!
Фотография лежала на столе, и видно было, какая она грязная, какая скатерть белая.
— Рассказывайте по порядку, — сказал дворник. Он стоял у окна, глядя на серый двор.
Шурка ткнул Короля ногой: помоги.
— Вообще, мы уличные, — начал Король. Он покосился на ухо. От изнурительных потоков музыки оно слегка увяло и опало.
Шурка и Король, перебивая друг друга, рассказали, как встретились. Их рассказ явно пошел с обратного конца. Но это никому не мешало.
Король предусмотрительно умолк. Шурка и не заметил, что теперь говорит один. Дворник внимательно слушал.
Потом подошел к столу. Сжал спинку стула — так что костяшки побелели.
Как только Шурка упомянул дом Ворона, дворник рухнул за стол, стул под ним пискнул. Закрыл лицо руками. Старуха подошла, обняла его за плечи. Тяжелые слезы беззвучно капали на скатерть. Дворник плакал!
Шурка и Король могли дать деру. Никто бы за ними сейчас не погнался. Но они с места не двигались.
— Ты там фотографию взял? — спросила старуха.
Шурка струхнул. Заругает, подумал он.
— Нет. Там были только письма. Большой дом. А внутри двор. А во дворе печь. Там еще машины черные. И один в голубой фуражке. И еще другой. Они мешки с письмами туда, в печь. Один мешок упал. И я посмотрел. А потом побежал.
— Покорми их. Они, наверное, голодны, — глухо сказал дворник из-за ладоней.
— Вы голодны? — сочувственно спросила старуха.
Шурка сглотнул слюну. Король кивнул.
Эти люди их видели. Но здесь, за закрытой от всех дверью, они не притворялись. Не прятали глаз. Не старались прошмыгнуть мимо. С Шуркой и Королем у них была общая беда: то самое «случилось». То жуткое, непонятное для Шурки, превратившее его в невидимку. То, что навсегда отделяло одних людей от других.
Старуха вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Дворник шумно высморкался. И опять умолк, рассматривая свои руки, лежавшие на столе.
Король показал Шурке глазами: бежим?
Но тут вошла старуха. Боком толкнув дверь, закрыла. В руках, через полотенце, она держала горячую кастрюлю. От кастрюли поднимался сизый пар и пах супом с косточкой. Трудно теперь было думать о чем-то другом.
Живот у Шурки бурлил. Там будто расселся симфонический оркестр и спешно начал репетицию. А старуха так медленно ставила тарелки. Так не спеша раскладывала ложки…
— Руки помойте, — кивнул дворник в сторону маленького эмалированного умывальника. Тот висел в самом углу. Под ним стоял на табуретке тазик, лежал кусок розового мыла.
От рук Короля вода потекла черная, а пена была серо-бурой. Серые следы остались и на полотенце.
